Когда мы свободны?

Кто формирует представления о свободе в современном мире

«Свобода» – одна из центральных категорий западной цивилизации, во многих отношениях ее краеугольный камень. Миллионы копий были сломаны из-за нее как на физических полях сражений противоборствующих армий, так и в интимных пространствах экзистенциальных переживаний.

С одной стороны, вполне очевидно, что все мы от чего-то аподиктически всегда зависимы: от культурной среды, от физиологических детерминант, от социального статуса, от климата и погоды и т.д. и т.п. С другой, обыденное сознание уверено, что сегодня свободно как никогда: оно вольно выбирать производителя йогурта или сыра в супермаркете, свободно в выборе стиля жизни или даже властно над гендерными, казалось бы, инвариантами. Веберовское расколдование достигло своего апогея, в результате чего все стало хайдеггеровским подручным.

В связи с этим встает вопрос о свободе в современном мире: когда мы свободны? Что это значит, когда мы говорим, что мы свободны? Наконец, что есть свобода сегодня?

Идея властвования над человеческими умами не нова и была соблазнительна на протяжении всей истории человечества. Противостояние пророка Ильи жрецам Ваала – ни что иное, как борьба за умы. Костры из книг и еретиков, осветившие борьбу против инакомыслия в средневековье, – симптомы того же желания. Предельных воплощений оно достигло в концентрационных лагерях тоталитарных режимов. Но и они, в конце концов, оказались бессильны против человеческого духа: максимум, что им удалось: устроить мясорубку с использованием человеческого «материала», однако, мало у кого были иллюзии относительно природы происходящего. Используя христианскую символику, можно сказать, что при полной немощи плоти – дух оказался не сломлен. Пределом этой технологии оказалось физическое истребление и полное подавление личности, уничтожение в ней всех человеческих атрибутов, однако, даже ей не все оказались подвластны, о чем красноречиво свидетельствуют примеры В. Франкла или И. Кертеса.

На смену ужасам тоталитарного режима победоносно пришла либеральная свобода, обещавшая окончательное освобождение и даже предвещавшая в связи с этим конец истории. Однако идея либеральной свободы очень быстро пришла к собственному самоотрицанию, в результате чего мы получили самую утонченную за всю историю свободу от свободы, где нормальный человек просто физически не способен отследить собственного рабства. И лучшими помощниками в этой власти над умами оказались не костры или лагеря смерти, а культурные индустрии, которые современный человек воспринимает, как самоочевидное благо.

Мода, как одна из таких культуриндустрий, несомненно, формирует современный тип культуры. Речь здесь, конечно же, не только о моде от кутюр, хотя и она имеет принципиальное значение. Молодые люди идя, к парикмахеру в разных частях света, уверены, что проявляют и подчеркивают собственную индивидуальность, выходят же от него с одинаковыми прическами, наследующими Бэкхема, Месси и Роналду, не сомневаясь, что это и есть их (молодых людей) уникальный стиль. Представительницы прекрасного пола разных стран, преследуя оригинальность и самобытность, обращаются к услугам пластических хирургов, дабы доказать свою уникальность, в результате оказываются удивительно похожи на Анжелину Джоли.

С тех пор, как мода стала самостоятельной культурной индустрией, ее этосу подчинена практически вся социальная действительность. Мода на одежду, обувь, внешний вид, питание, досуг, привычки, семейные отношения, воспитание ребенка, отношение к старикам, культурные вкусы и т.д. В самых бытовых моментах человек думает, что свободно выбирает тот или иной продукт, тот или иной способ времяпрепровождения, на самом же деле, он просто солидаризируется с уже продуманной и проработанной в деталях культурной стратегией. И дело даже не в том, что общество всегда подавляет индивида (Т. Адорно, Г. Маркузе), или что воспитание и обучение – это всегда насилие над личностью (М. Фуко, Ж. Лакан), после имманентизации реальности область воплощения свободы оказалась зажатой в рамках социальной действительности, а в этом пространстве все социальные практики, как выяснилось, подчинены определенным культурным стратегиям, свободы выбора в которых не больше, нежели если бы курица выбирала, каким способом желает быть приготовлена – поджариться на гриле или запечься в духовке.

Как мода в самом широком смысле слова, предоставляет готовые рецепты практического действия, так современные СМИ дают сформированные шаблоны для деятельности рассудочной. Зачастую человек лишь выдает желаемое самостоятельное мышление за действительность. В современном мире человек столкнулся с таким количеством информации, что просто не способен самостоятельно ее обрабатывать, порой стало невозможно отследить, где информация правдивая, а где ложная, все более усложняющаяся социальная реальность часто становится понятна только узким специалистам определенной сферы. Методология СМИ на этом фоне становится все более утонченной, а медиа как таковые давно перестали главной целью считать информирование общественности, заменив ее формированием нужной картины реальности. Поэтому нормального человека никак не смущает, что вчера он был уверен в единстве двух братских народов, а сегодня сжигает «Евгения Онегина», а памятники конфедератам, которым он вчера возлагал цветы – сегодня сам уничтожает. И не способен он отследить, что реальной причиной таких кардинальных изменений, стало, на самом деле, изменение медийного дискурса, требующего теперь именно такой реакции от своих адептов. Опять, имеет место тот же принцип: там, где человеку кажется, что вот теперь уж точно он знает правду и окончательно разобрался, кто олицетворяет добро, а кто – инфернальность, на самом же деле «срабатывает» одна из версий реальности (как правило, представленная СМИ), призванная канализировать верования, а, следовательно, и энергию своего реципиента в нужное русло.

Очевидно учитывая, сколько ресурсов вложено в эти индустрии и какими технологиями они обладают, простой человек не в состоянии им противостоять. Поэтому владелец, например, Mercedes или iPhone, будет до последнего убеждать, что это был его сознательный свободный выбор, а кухонная дискуссия двух друзей превращается в неотслеживаемое простое повторение монологов ведущих воскресных новостей (и это хорошо, когда товарищи смотрят один канал). Самостоятельное мышление всегда было большой работой – в современном мире оно возможно только вопреки, а не благодаря. Современные технологии настолько изысканы и утонченны, что добились того, чего не удавалось ни в одну эпоху – рабство осознается как господство, оно добровольно и желанно, свобода от принуждения (Ж.Ф. Лиотар) в реальности обернулась свободой от свободы.

Наверное, наивно полагать, что существует простой рецепт выхода из сложившейся ситуации, тем более учитывая, что описанные практики являются стратегиями Модерного разума как такового. Однако, исповедуя принципы идеальной коммуникации (К.-О. Апель, Ю. Хабермас) можно, как минимум, постараться самому не впадать в безумие в мире всеобщего безумия. Пользуясь открытием Э. Гуссерля, можно сказать, что сегодня как никогда нужна редукция, только не феноменологическая, согласно которой немецкий философ предлагал воздерживаться от веры в существование объективного мира, в результате чего можно получить доступ «к самим вещам», а медийная или даже культурная (культурологическая), в процессе которой в скобки предлагается заключить медийный или шире культур-индустрийный дискурс, в результате чего вступать в коммуникацию без абсолютной уверенности в предзнании ч. Может, тогда мы сможем приблизиться к моменту, когда мы свободны…

УИСГРА