Процесс деглобализации и усиление региональных центробежных сил.

Решение системного кризиса заключается в выработке принципиально новых цивилизационных проектов, а, следовательно, и новых моделей эффективных корпоративных моделей государства — социума.

Якісь спеціалісти блокують блог і не дають редагувати. Довелося викласти заново з уточненнями.

Кто-то существует в линейном времени, кто-то живет в циклическом, кто-то стремится прорваться в магическое время… Ибо каждому свое.

     "То, что было, то и будет" — это время циклическое. Для индивидуальной человеческой судьбы важнейшими, наверное, являются двенадцатилетний и семилетний циклы. Для любого государства особо значимыми становятся шестидесятилетний и стодвадцатилетний циклы.

     В рамках каждого шестидесятилетнего периода всегда, желают того или нет властвующие элиты и оппозиционные контрэлиты, правящие классы и бюрократии, лидеры и сановные личности, происходит кардинальная системная трансформация — в структуре государственных институтов, обществе, культуре, международном окружении и т.д.

     Каждые шестьдесят лет — и сцена полностью меняется: новый сюжет, новая драма, новый интерьер, новые актеры…

     Но правила остаются неизменными.

     Две тысячи лет — всего лишь несколько десятков шестидесятилетних циклов — вот и всё наше т.н. новое время.

     Тридцать первый шестидесятилетний цикл начался в 1804 году, когда монархическая Европа, сотрясаясь от победоносных наполеоновских армий, начала трансформироваться, еще не зная, во что именно. В 1864 году в свои права вступил очередной, тридцать второй, солнечный цикл.

     Этому циклу предшествовал первый в истории мировой экономический кризис 1857 года. Причиной послужили массовые банкротства железнодорожных компаний и обвал рынка акций в США. Коллапс на фондовом рынке спровоцировал кризис банковской системы. В том же году кризис перекинулся на Англию, а затем на всю Европу. Волна биржевых волнений прокатилась даже по Латинской Америке. За период кризиса производство чугуна в США сократилось на 20%, потребление хлопка на 27%. В Великобритании больше всего пострадало судостроение, где объём производства упал на 26%. В Германии — на 25% сократилось потребление чугуна; во Франции — на 13% выплавка чугуна и на столько же потребление хлопка; в России выплавка чугуна упала — на 17%, выпуск хлопчатобумажных тканей — на 14%.

     Что еще, помимо этого крупнейшего экономического обвала, происходило накануне и в период перехода к новому, 60-летнему периоду? Обычно за 5-7 лет до наступления и в течение 5-7 лет после начала такого цикла случаются события, которые оказывают мистическое влияние на весь предстоящий период.

     Только два ключевых момента, связанных с началом тридцать второго цикла. Во-первых, Европа, политический центр тогдашнего мира, стала свидетелем нескольких крупных войн, результатом которых стала кардинальная геополитическая трансформация всей системы международных отношений. Прежде всего речь идет о войне (1854-56) между европейской коалицией (Великобритания, Франция, Турция) и Россией ("Европа против России"), война (1866) между Пруссией и Австро-Венгрией ("Кто будет контролировать германское пространство?"), наконец, война (1870-71) между Пруссией и Францией за господство в континентальной Европе ("Германия против Франции").

     Обратите внимание: в первые семь лет после начала нового солнечного цикла состоялись две войны, в результате которых появилась объединенная Германия (апрель 1871 года), превратившаяся в следующие десятилетия в важнейший фактор мирового развития. Именно экономическая и политическая конфронтация между Германией и Великобританией в этом шестидесятилетнем периоде стала осью формирования принципиально нового баланса сил не только в Европе, но и во всем мире.

     Во-вторых, в 1861 году начинается гражданская война в США, после которой было отменено рабство и началось формирование принципиально нового североамериканского внутреннего рынка . В этом же, 1861 году, Александр II подписывает указ об отмене крепостного права в России. В Японии в 1866-69 годах происходит революция Мэйдзи, положившая начало истории новой Японии. На политической карте мира появляется объединенная Италия.

     Таким образом, в начале этого цикла на исторической авансцене появилась группа новых государств (Германия, Италия). В других странах возникли принципиально новые режимы с новыми долгосрочными стратегиями. Причем все это произошло в результате тяжелого кризисного раскола элит, формирования влиятельных контрэлитных групп и драматического, крайне болезненного выбора принципиально новых проектов развития. Проектов, которые требовали конструирования новых субъектов, — совершенно иных типов корпоративных государств, способных реализовать такие проекты в принципиально новой международной среде.

     Для преодоления системного кризиса эти новые типы корпоративных государств, в свою очередь, должны были кардинально преобразовать свои социумы, мобилизовав их в соответствии с требованиями новых стратегий выживания и развития.

     Иначе говоря, промышленная революция, глобализация рынков, экспансия капитала за национальные границы, формирование принципиально новой геополитической и геоэкономической среды требовали от действительно ответственных элит не просто преодоления сословных ограничений, а создания принципиально новых корпоративных макрообщностей, объединяющих общество и государство. Элиты и страны, которые смогли осуществить такую трансформацию и сконструировать новые модели корпоративных государств-социумов, получили шанс реализовать свои стратегии развития и принять участие в новом раунде ожесточенной глобальной конкуренции.

     К началу 1890-х годов (середина тридцать второго цикла) резко обостряется конфронтация между старыми и новыми общенациональными корпоративными моделями государств-социумов, начинают быстро формироваться новые геополитические союзы и альянсы, интенсивная гонка вооружений в Европе выходит на качественно новый уровень. Порта окончательно превращается в "больного человека Европы", резко усиливаются межэлитные и социальные противоречия внутри государственной корпоративной модели России и т.д.

     Первая мировая война (началась за десять лет до завершения тридцать второго цикла) не разрешила основных противоречий в глобальной конкуренции макрокорпоративных структур. Поэтому Шпенглер в 1919 году точно предсказал, что следующая мировая война начнется в 1939 году.

     Но уже к 1923 году мир стал совершенно иным по сравнению с 1864 годом!

     

     ТРИДЦАТЬ ТРЕТИЙ ЦИКЛ

     Новый 60-летний цикл на планете начался зимой 1924 года (буквально через несколько дней после смерти В.И.Ленина — одного из величайших символов тридцать второго цикла). И произошло это в условиях высочайшего уровня глобальной неопределенности.

     Основные структурные противоречия империалистической стадии развития капитализма не только сохранились, но и продолжали обостряться. Преодоление глобальной экономической стагнации оставалось важнейшим пунктом мировой повестки дня. Дефицит принципиально новых прорывных идей привел к тому, что стали резко набирать политический вес проекты радикальных левых и правых идеологических сил. Причем многие из этих радикалов демонстративно подчеркивали, в противовес "буржуазному модернизму", свои фундаменталистские корни. Появился принципиально альтернативный капитализму, государственно оформленный советский проект.

     Через пять лет после начала этого очередного шестидесятилетнего цикла, в 1929 году, разразился мировой экономический кризис, который вновь, как и в случае 1857 года, превратился в спусковой крючок принципиально нового глобального системного кризиса.

     Решающей предпосылкой такого быстрого вызревания системного кризиса стали две причины.

     Во-первых, сам "странный" характер экономического кризиса 1929 года, который никак не соответствовал бытовавшим в тот период экономическим концепциям и представлениям. Иначе говоря, с ним не просто не могли справиться, его не понимали.

     Во-вторых, в двадцатые годы начался процесс ускоренного вызревания, оформления, получения поддержки в соответствующих элитах пяти, по крайней мере, принципиально новых, корпоративных моделей государства-общества: германской, советской, японской, итальянской, американской. То есть первой интеллектуальной и волевой рефлексией на одряхление предшествующих корпоративных моделей общества-государства, на усложнение и неопределенность глобальной кризисной внешней среды стало требование принципиально новой корпоративной модели государства-социума. Этому опять предшествует глубокий раскол элит (которые почти повсеместно сменили элиты предшествующего цикла), возникновение мощных контрэлит со своими альтернативными проектами, ожесточенная борьба внутри правящих классов, формирование мощного запроса во всем обществе на нового субъекта выживания.

     Целенаправленная, тотальная корпоративизация охватила практически все аспекты соответствующих социумов: экономический, политический, государственный, социальный и т.д. Последовательность шагов была такой же, как и в начале предшествующего 60-летнего цикла.

     Сначала соответствующая элита или контрэлита, под уже готовую интеллектуальную и идеологическую концепцию, формировала модель ядра (в виде партии, конспирологической организации, движения, системы определенных организаций), принципиально новой корпоративной модели государства (советское, фашистское, нацистское). Уже затем это новое государство приступало к качественно иной корпоративной переструктуризации соответствующего социума.

     Конечно, этими пятью корпоративными моделями глобальная конкуренция не исчерпывалась: постепенно вызревали и другие проекты с национальной спецификой: испанская (Франко), португальская (Салазар), турецкая (Ататюрк), румынская (Антонеску), китайская (КПК и Гоминьдан) и т.д.

     Те же элиты и государства, которые отстали в построении новой общенациональной корпоративной модели для своего социума или не смогли это сделать в силу своей интеллектуальной и организационной убогости или отсутствия влиятельных контрэлит, были обречены на тотальное поражение уже в начальной стадии Второй мировой войны (Франция).

     Глобальный системный кризис, который начался в 1929 году в виде мирового экономического кризиса, на международной арене прошел определенную последовательность этапов:

     — институционализация новых типов корпоративных государств;

     — форсированное начало острой конкуренции между ними;

     — ускоренная милитаризация национальных экономик;

     — расширение географии и интенсификация локальных войн;

     — перерастание этих войн во Вторую мировую войну;

     — геополитический передел послевоенного мира;

     — формирование и институционализация нового мирового баланса сил;

     — превращение победивших национальных корпоративных моделей (советского и американского) в наднациональные.

     Таким образом, глобальный системный кризис, начавшийся как экономический в 1929 году, длился почти четверть века и завершился только в первой половине 50-х годов, то есть фактически к середине тридцать третьего цикла. Именно к этому времени окончательно оформились основы новой геополитической и геоэкономической структуры мира. Были преодолены последствия войны, и начался устойчивый экономический рост в рамках и советской, и американской национальных корпоративных моделей (которые к этому времени стали превращаться в глобальные), с другой. Причем в 50-е годы советская экономика развивалась гораздо более высокими темпами, чем американская.

     

     ДВЕ ИМПЕРИИ: ВНУТРЕННИЙ КОНТЕКСТ

     Поскольку появление советской и американской национальных корпоративных систем стало ответом на вызовы одного и того же глобального системного кризиса, то, помимо закономерных различий, они имели и общие черты.

     — Провозглашение и юридическое закрепление общего блага как базовой, консолидирующей весь социум ценности.

     — Соответственно, важнейшим корпоративным принципом, общим для сталинского и рузвельтовского проектов, было достижение социально-экономической эффективности в интересах большинства ("Закон о государственном плане" в СССР и целенаправленное государственное стимулирование роста среднего класса в США ).

     — Обеспечение вертикальной социальной и политической мобильности, дающей возможность широкомасштабного включения людей с творческим складом в общекорпоративную систему принятия решений и формирования открытой, наднациональной и надсословной элиты как ядра корпоративного социума.

     — Поскольку перманентная корпоративизация всего общества объективно вела к усилению роли бюрократии как класса в обществе, то поиск новых форм контроля над бюрократическими механизмами становился все более актуальным. Президент Кеннеди, после неоднократных столкновений с американской бюрократической системой, однажды написал: "Единственное, что мне самому удалось сделать, преодолев сопротивление бюрократии, — это перепланировать лужайку перед Белым домом". Поэтому общим вопросом жизни и смерти советского и американского проектов стала проблема обеспечения жесткого и эффективного контроля над бюрократической системой. Причем только через все большее и масштабное привлечение массовых социальных групп к такому контролю можно было добиться желаемого обуздания национальной бюрократии. Однако после смерти Сталина контроль над советской бюрократией стал постепенно и неуклонно ослабевать.

     — И сталинская, и рузвельтовская модели были экономически и идеологически ориентированы на экспансию в будущее.

     Вместе с тем, советская и американская модели имели целый ряд принципиальных различий.

     В силу своей идеологической жесткости советская корпоративная модель должна была претендовать на абсолютный контроль всего в обществе — безопасности, стабильности, развития.

     Американская корпоративная модель, гораздо более прагматическая, исходила из того, что такой тотальный контроль, при всей ее желательности, практически невозможен.

     Американская элита по объективным причинам стимулировала развитие гражданского общества как особого корпоративного противовеса общенациональной бюрократии, как механизм массового социального контроля над бюрократическим механизмом. Именно поэтому гражданское общество стало одним из важнейших и необходимых элементов американского корпоративного социума-государства.

     В советском социуме гражданское общество также начало формироваться как форма контроля над бюрократией. Но поскольку его создавала не элита, а сама постсталинская бюрократия, то такое гражданское общество не могло стать органическим компонентом советского корпоративного государства-социума. В конечном счете это квазигражданское общество превратилось в часть советского бюрократического механизма,

     "Манипулятивный потенциал", то есть способность к тотальному манипулированию и управлению общественным мнением в американской корпоративной системе, был с самого начала гораздо выше, чем в советском корпоративном государстве-социуме. Американский корпоративный механизм гораздо эффективнее контролировал индивидуальное поведение, чем советская модель.

     

     ДВЕ ИМПЕРИИ: ГЛОБАЛЬНЫЙ КОНТЕКСТ

     Системный кризис 30-40 годов привел к появлению двух альтернативных корпоративных систем выживания и развития — советской и американской. При этом впервые тотальная корпоративная система, объединившая социум и государство, переросла национальные границы. Следовательно, именно от того, как каждая такая корпоративная система распространялась в мире, осуществляла свою политическую и экономическую экспансию на глобальной сцене, захватывала информационное пространство, пропагандировала себя — зависел исход борьбы между ними.

     Американская элита жестко, целенаправленно, не останавливаясь ни перед какими-либо политическими или нравственными препонами, в глобальном масштабе распространяла социально-экономическую модель неокапитализма.

      Правящий истеблишмент Соединенных Штатов действительно смог выстроить глобальную американскую корпоративную империю при помощи огромной системы военных, политических, дипломатических, экономических, культурных, информационных, разведывательных и т.д. средств.

     Центром этой глобальной империи стала метрополия — Соединенные Штаты. На ближней орбите стали вращаться шесть основных американских союзников, на второй орбите разместились остальные страны ОЭСР, на третьей орбите — среднеразвитые страны-экспортеры важных ресурсов, на четвертой орбите — все остальные страны, не входившие в советскую зону. Были созданы сотни международных организаций, которые закрепили и сцементировали американскую корпоративную империю.

     Американская элита использовала в этих целях не только свой мощный силовой потенциал, не только доминирование в ядерно-силовой сфере, не только свой огромный экономический ресурс и политические возможности. Для формирования и укрепления глобальной корпоративной империи истеблишмент США, прежде всего, использовал средства и методы технологического развития и глобального финансового контроля.

     В этой модели глобальной империи только США могли играть роль неоспоримого центра цивилизационного и технологического развития. В научно-техническом прогрессе принимали участие и другие страны "большой семерки", но, поскольку структура глобального рынка определялась метрополией, то в конечном счете основные тренды научного и технологического развития формировались именно в Соединенных Штатах.

     Другие страны ОЭСР принимали участие в высокотехнологическом развитии в соответствии с той долей мирового рынка, которая им выделялась по правилам американской геоэкономической игры.

     Страны, которые находились на еще более нижних этажах этой мировой империи, получали возможность перейти к интенсивному экономическому и технологическому развитию в зависимости от потребностей глобального экономического механизма, степени вовлеченности местных элит в мировой имперский истеблишмент, от уровня интеграции локальных экономик в глобальное американское хозяйство.

     Но все вышназванные усилия не принесли бы значительного эффекта, если бы американская элита не превратила доллар в глобальное расчетное средство. Именно "феномен доллара" фактически глубоко консолидировал мировую американскую корпоративную систему, интегрировал глобальные системные связи, обеспечил стратегические экономические преференции Вашингтону.

     Что касается советской империи, то реально рубль не стал "экономическим цементом", который скреплял империю. Он служил расчетным средством в торговых связях между странами СЭВ. Хотя рынок социалистических стран довольно интенсивно развивался, особенно в 50-е и 60-е годы, тем не менее, советская экономика не стала стратегическим инновационным промоутером развития социалистической системы как корпоративного целого.

     Кроме того, реальной, целенаправленной глобальной экспансии советской корпоративной модели именно в экономической сфере не происходило. Все ограничилось в основном СЭВ. Не возникло органичного социально-экономического тандема между СССР и КНР, который мог бы стать стержнем советской глобальной корпоративной системы. Фактически вне советской экономической империи оказались также КНДР, Вьетнам, африканские и азиатские страны, провозгласившие выбор социалистического пути развития, и т.д.

     Уже к концу 50-х годов советская империя оказалась без своей системной и рефлексивной долгосрочной стратегии. Сталинский проект был подвергнут некомпетентной ревизии, в результате чего верх взяли тактические и конъюнктурные соображения. Внешнеэкономическая политика оказалась подчиненной сиюминутной политике, любительщина победила профессионализм, показуха все более и более затмевала реальные стратегические интересы и потребности (это то, что мы сегодня имеем в посткомунистической Украине, старые плановики оттеснены от власти).


     

     ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТЫЙ ЦИКЛ

     Новый шестидесятилетний цикл начался в 1984 году опять-таки в условиях быстрого нарастания глобальной неопределенности, связанной, по крайней мере, с несколькими основными факторами.

     Начался форсированный закат советской империи, который открыто проявился в трагическом и бессмысленном вторжении в Афганистан в 1979 году. Мировая экономическая система продолжала испытывать последствия экономического кризиса 1979-80 гг. Исламская революция в Иране (1978-79 гг.), сравнимая по своей глобальной значимости только с Октябрьской революцией 1917 года, открыла период прямой силовой конфронтации между западной цивилизацией и миром Ислама. Длительная (1980-88 гг.) и кровавая война между Исламской Республикой Иран и Ираком Саддама Хусейна, которого поддерживала негласная глобальная коалиция — США, СССР, ряд европейских и арабских стран — продемонстрировала, где именно будет проходить осевая линия мировой политики в тридцать четвертом цикле. В декабре 1978 года состоялся исторический пленум ЦК КПК под руководством вернувшегося на китайский политический Олимп Дэн Сяопина, который принял долгосрочную экономическую стратегию, ориентированную на кардинальную трансформацию Китая.

     Во второй половине 70-х годов Советский Союз вступил в полосу открытого системного кризиса, что проявилось прежде всего в резком нарастании структурных противоречий в советской корпоративной модели,

     К середине 80-х годов произошло значительное ослабление роли и места СССР в геополитической системе мира. Глобальный баланс сил, который был основан на принципе советско-американского взаимного сдерживания, стал неотвратимо изменяться в пользу США.

     Но стали обостряться противоречия и внутри глобальной американской империи. Вашингтон, после отмены Бреттон-Вудских соглашений, фактически инициировал энергетический кризис 1973-74 годов, что привело к форсированному и неуправляемому росту цен на энергоносители, а затем к глобальному экономическому кризису 1979-80 гг. Но с другой стороны, рост мировых цен на нефть увеличил потребность в долларовой массе. А это не могло не привести к скачкообразному росту неконтролируемых патологических изменений в американской финансовой системе.

     Уже в 1989 году, через пять лет после начала нового солнечного цикла, нарастающий системный кризис Советского Союза перешел в новую фазу: он фактически стал неуправляемым. Советская империя была обречена.

     Однако достаточно быстрый и неожиданно безболезненный для всей системы международных отношений развал СССР, ускоренная интеграция всех постсоветских стран в глобальную американскую корпоративную систему, выброс по демпинговым ценам советских природных ресурсов на мировой рынок, связанное с этим снижение цен на энергоресурсы и т.д. привели к тому, что, пусть и временно, но возросла стабильность мировой американской корпоративной системы.

     За счет прямых и косвенных ресурсов бывшего Советского Союза многие противоречия западной экономической системы, о которых предупреждали еще исследования Римского клуба 70-х годов, были на время смягчены. Вот только два примера. Если в середине 80-х годов СССР контролировал почти 40% мирового рынка производства авиационной техники, то через пятнадцать лет эта цифра уменьшилась в двадцать раз. К середине 90-х годов более 85% стратегических ресурсов вольфрама Советского Союза были выброшены на мировой рынок, что привело к резкому снижению цен на этот металл.

     Тем не менее, деградация американской финансовой системой продолжалась. Причем даже сама американская элита не знала, что делать. Однажды это прямо проявилось в известном анекдотическом случае с Р.Рейганом. На одной пресс-конференции его спросили, что же он собирается делать с огромным государственным дефицитом США. Рейган, широко и обаятельно улыбаясь, искренне ответил: "Вы знаете, этот долг уже настолько большой, что сам может позаботиться о себе".

     Вторая мировая война началась в 1939 году — через пятнадцать лет после начала тридцать третьего цикла. В августе 2001 года Соединенные Штаты, через 17 лет после начала тридцать четвертого цикла, оказались накануне мощного финансово-экономического обвала, возможно, даже катастрофического. Необходима была война. И "вовремя" наступило 11 сентября. Президент Буш-младший объявил "тотальную, длительную, на десятилетия войну с мировым терроризмом". Де-факто неоконовская администрация Буша развязала войну с, казалось бы, наиболее слабым своим глобальным противником — расколотым мусульманским миром.

     Вроде бы американцы выбрали проверенный способ: был определен глобальный противник, началась война, стал расти военный бюджет и т.д. Но удивительным образом все это не только не улучшило действительную ситуацию в американской экономике, и в частности, в реальном секторе (как это произошло во второй половине 30-х годов, или во время корейской кампании), а наоборот, существенно ухудшило положение. Внутренние патологии глобальной американской корпоративной империи существенно обострились.

     И уже с 2005 года даже не очень квалифицированные эксперты начали говорить о неизбежности глобального экономического кризиса в 2009-2010 гг. Но он, странным образом, начался раньше.

     Почему за несколько лет неожиданно резко усилился уровень глобальной стратегической неопределенности? Почему правительства многих стран, уже не стесняясь, обманывают свое население в отношении будущего? Почему во многих случаях выбор важнейших решений вдруг сузился до альтернативы: "плохое решение" или "очень плохое решение"?

 

     КРИЗИС: СИСТЕМНЫЙ ИЛИ ЭКОНОМИЧЕСКИЙ?

     Итак, в 1984 году человечество вступило в свой тридцать четвертый за последние две тысячи лет солнечный цикл. Уже через пять лет начался необратимый глобальный системный кризис, который, однако, был на время сглажен тем, что мировая американская империя достаточно умело управляла этим процессом и смогла быстро абсорбировать и начать управлять остатками своего стратегического противника.

     Кризис, который разразился в 2008 году, на самом деле не "начался", а наконец-то полностью проявился в открытой форме. Это бурный выплеск на поверхность копившихся противоречий американской корпоративной модели развития.

     Внешне этот глобальный кризис проявился как финансовый и экономический. Но это только фактор времени, чтобы он полностью трансформировался в системный. Еще раз повторю, что системный кризис — это не только и не столько кризис отношений и институтов, сколько крах, крушение господствующего в данный момент типа или модели мышления. Например, никто сегодня не может построить верифицируемую эконометрическую модель того, что будет с мировой экономикой в середине 2010 года или в начале 2011 года. Честные эксперты отвечают: "Не знаю", другие: "Если…, то…"

     Поскольку американский истеблишмент не знает, что делать в стратегическом плане, администрация Обамы с самого начала пошла по самому простому и апробированному пути — накачке денег в экономику для стимулирования спроса, увеличению дефицита госбюджета почти до двух триллионов долларов и т.д. Через год лауреат Нобелевской премии Дж.Стиглиц иронически прокомментировал этот путь преодоления острых экономических проблем: "Пока деньги есть, экономика крутится. Деньги закончатся — экономический механизм опять заклинит".

     На самом деле системный кризис в принципе нельзя преодолеть традиционными "испытанными способами". Его можно только закамуфлировать. На время. Даже если США и весь остальной мир сделают вид, что этот экономический кризис преодолен, то следующий, который начнется уже через 5-7 лет, гораздо быстрее перейдет в фазу неконтролируемого системного обвала.

     Ключевой момент в том, что глобальная американская корпоративная империя, основой которой стала принципиально новая модель неокапитализма Рузвельта, исчерпала себя и перестала эффективно функционировать. Можно даже сказать, что действительно однополярный мир просуществовал всего 14 лет — с 1991 года по 2005 год. С 2005 года мир уже не однополярный, потому что Вашингтон этим неизвестным миром, где вновь происходит быстрый, резкий, неконтролируемый рост глобальной неопределенности, не управляет.

     Начался объективный процесс деглобализации, усиление региональных центробежных сил — в Европе, Дальнем Востоке, Латинской Америке, Исламском мире.

     Европейский правящий класс сделал ставку на форсированную реализацию Лиссабонских соглашений, превращение Европейского сообщества в единое государство — Соединенные Штаты Европы.

     На Дальнем Востоке, особенно после августовских выборов 2009 года в Японии, резко активизировались конфиденциальные контакты и переговоры по поводу создания единой дальневосточной валюты, формирования институционализированного тихоокеанского экономического сообщества.

     "Полевение" в Латинской Америке ведет к тому, что здесь вновь усиливается интерес к региональной интеграции.

      Тем не менее, вряд ли какие-то действительно кардинальные революционные изменения в самой структуре международных отношений произойдут в ближайшие пять-семь лет. Именно потому, что реальных конкурентов американской корпоративной империи сегодня по-прежнему нет. Европейское сообщество, Китай, Россия пока по-прежнему всего лишь влиятельные провинции империи США, которая на глазах все больше и больше превращается в малоуправляемую рыхлую глобальную конфедерацию.

     Все империи в истории проходили этот путь. Так было с Римом, Хазарским каганатом, Византией, Оттоманским халифатом…

     Мир вновь сталкивается с острейшей необходимостью появления принципиально новых системных корпоративных моделей развития социума-государства. И вопрос даже не в неизбежности похорон американской корпоративной модели неокапитализма. Эта модель и так будет благополучно похоронена.

Проблема в другом. Помимо циклично проявляющихся эндогенных противоречий глобальной неокапиталистической системы появились принципиально новые глобальные угрозы: неотвратимо растущий дефицит природных ресурсов, прежде всего энергоресурсов, рост мирового населения на фоне обострения проблемы продовольственного обеспечения, формирование целой системы новых экологических проблем, непрогнозируемые климатические изменения в связи с глобальным потеплением, быстрая деградация традиционного рационального мышления, тотальное разрушение ценностных систем современной индустриальной цивилизации, что, прежде всего, проявляется в углублении кризиса смысла индивидуальной и общественной жизни и т.д. Американская корпоративная империя принципиально не может ответить на эти вызовы и угрозы. В своем сентябрьском выступлении (2009г.) на Генассамблеи ООН Барак Обама буквально подтвердил этот вывод.

     Но главное в том, что нет действительно значимых альтернатив для решения новых угроз и вызовов.

     Вопрос, следовательно, заключается в выработке принципиально новых цивилизационных проектов, а, следовательно, и новых моделей эффективных корпоративных моделей государства — социума.

     Но почему до сих пор такие креативные модели так и не появились? С моей точки зрения, основная причина отсутствия принципиально новых проектов заключается в том, что в предыдущей фазе господства советско-американского дуумвирата резко измельчали и деградировали правящие классы, как Соединенных Штатов, так и Советского Союза. Как закономерное следствие, в рамках этих правящих классов совершенно исчезли условия, которые стимулировали бы появление мощных и влиятельных контрэлит. Ведь в истории принципиально новые проекты, готовые к реализации, в абсолютном большинстве случаев создавали именно контрэлиты, а не маргинальная т.н. оппозиция. Отсутствие такой мощной контрэлиты стало одной из важнейших причин краха "советского проекта". Отсутствие такой мощной контрэлиты неминуемо приведет к краху и американскую империю.

     Тем не менее, после 11 сентября 2001 года определенная часть правящей элиты США предприняла попытку начать трансформацию американской корпоративной модели "государство-общество", вплоть до создания МГБ — министерства государственной безопасности. Но эти попытки не удались. Почему — вполне понятно. Новый системный кризис требует принципиально нового корпоративного механизма, который, в свою очередь, нуждается в совершенно ином корпоративном мышлении. Простой, показушной коррекцией здесь уже не обойдешься.

     Сегодня гипотетически возможны пять сценариев формирования таких новых корпоративных моделей "государство-общество".

     Во-первых, некая глобальная корпоративная модель через трансформацию американской империи. Например, через официальную институционализацию "мирового правительства". Но этот вариант крайне маловероятен, и с каждым годом его перспективы становятся все более и более смутными. Самая существенная причина в том, что невозможно создать единую мировую элиту. А вторая причина еще важнее: у этого виртуального мирового правительства никогда не будет реальной армии и реальной полиции, которые могли бы гарантировать выполнение его решений.

     Во-вторых, конкуренция формирующихся, по крайней мере, новых региональных корпоративных моделей: европейская (с уже традиционной франко-германской осью), североамериканская (США, Канада, Мексика), дальневосточная (с возможной японо-китайской осью) и ближневосточная (с возможной ирано-турецкой осью). То есть, по определенной аналогии может быть воспроизведена ситуация 30-х годов ХХ века.

     При неизбежном обострении конкуренции этих макрорегиональных проектов большая глобальная война в период 2020-2030 годов становится практически неизбежной.

     В-третьих, острая конкуренция между новыми корпоративными моделями "государство-социум". На сегодняшний день можно говорить только о становлении таких моделей, но не о том, что мы уже имеем нечто принципиально новое.

     В-четвертых, это может быть некая странная и временная комбинация, какая-то смесь из возможного набора предыдущих вариантов.

     Наконец, в-пятых, это совершенно непредсказуемый, форс-мажорный вариант.

     Существуют ли какие-то дополнительные тренды, которые могут спровоцировать обострение конкуренции корпоративных моделей?

     Глобальная гонка вооружений вновь заметно усиливается, а ядерное оружие перестает быть эффективным сдерживающим фактором. Это, возможно, наиболее явный индикатор растущей нестабильности глобальной системы МО.

     Традиционные факторы государственной мощи — силовой, экономический, информационный, ценностный, интеллектуальный и т.д. — все более становятся не эффективными. В мире соперничества советской и американской империй такие факторы работали (как и до этого), а сейчас все больше пробуксовывают (события в Украине лиш подтверждают эту тенденцию, власть контролируют вооруженные группировки, подавляются инакомыслие, для этого задействуют профессионалов, для которых всеравно кого тролить и блокировать в интернете или в  реале). При своем огромном силовом, экономическом и политическом потенциале Соединенные Штаты не смогли и не могут эффективно контролировать постсаддамовский Ирак. Помпезная западная коалиция терпит катастрофическое политико-психологическое поражение в Афганистане. За тридцать лет фактической изоляции, после революции Хомейни, Исламская республика Иран превратилась в региональную супердержаву со своим развитым ВПК, космической программой, отраслями, производящими новые технологии, со своими баллистическими ракетами и одной из лучших в мире армией.

     Началась ли обычная в острой фазе системного кризиса правая и левая радикализация? Безусловно, такие тенденции несколько усиливаются, но, при этом, действительно креативных проектов нет ни слева, ни справа.

     Однако на первый план выходит другая конфронтация, и, возможно, более существенная, чем классическое противостояние левых и правых. Во многих регионах и ключевых странах остро, хотя и в разных формах проявляется разрыв между т.н. слоями и группами, поддерживающими нынешний вариант западной модернизации и растущими слоями и классами фундаменталистов и традиционалистов. Взаимодействие между ними — своего рода очень странный бульон и на уровне элит, и на уровне правящего класса, и на публичном уровне. Там, где находится особая для данного места и времени, креативная форма согласования интересов между модернизаторами и фундаменталистами, там возникает точка формирования стратегического проекта.

     Существуют ли интеллектуальные предпосылки появления принципиально новых больших проектов? Скорее всего, нет, если сравнивать, например, нынешний период с 20-ми годами ХХ века. Еще раз повторю: на фоне пошлых мелкотравчатых "элит" влиятельные контрэлиты как реальные субъекты в большинстве стран вообще отсутствуют. Тотальный конформизм сделал свое дело.

 Автор — президент Центра стратегических исследований "Россия — Исламский мир"

Шамиль Султанов.

P.S. Остані події дали відповіді на багато питань і стало зрозуміло хто з ким, і проти кого, усі світові гравці відкрили свої карти. Нинішня Росія – це вже не залишки руїн союзу зразка 1991 року, не Росія 2004-го, яка зіштовхнулася з чимось непередбачуваним. А майдан 2014-го і події на Донбасі остаточно поховали усі ілюзії. Західні інвестиції передбачають впровадження західних цінностей і потрібно робити вибір. Нового розколу Росії  з демпінговим викидом на світові ринки її природних ресурсів не буде. Росія може бути надійним джерелом енергоресурсів для ЄС і зручним ринком збуту. Перед ЄС стоять багато викликів, як внутрішніх, так і зовнішніх. Вони це розуміють і не будують грандіозних планів, а намагаються вирішувати проблеми по мірі їх виникнення. Інша ситуація з США, в своїй книзі Сперлін жартує, що, можливо, країні потрібна третя політична партія, яка б називалась Партія примирення. Її члени визнали б, що дива не буде і потрібно зосередитися на практичних варіантах, які могли б трішки покращити положення країни (це стосується і українських прихильників американської політичної моделі). Світ перестав бути біполярним і буде багатополярним, а багатопартійна модель у такому світі буде більш конкурентоздатною.

В коаліції, яку спочатку обєднувала ідея - "проти донецьких", а тепер "разом на Донбас" з самого початку було багато протирічь і всі розуміли, що вона проіснує до виборів в ВР. Вчорашній її розпал, здається, привів усіх політиків до тями і повернув в реальність. Тепер вони будуть зпівставляти свої бажання з можливостями бюджету, з бажаннями солдат, їх батьків і з бажаннями жителів Донбасу. Усе дуже просто, кредити дають під реальні бізнеспроекти, але втілюваний проект розбудови України (якщо відкинути рейдерський варіант) виявився дуже дорогим і не надто привабливим, тому бажаючих його просувати і фінансувати поменшало. Пересічні українці народ терплячий, але фінансування політичних забаганок групи політиків і бізнесменів у вигляді екскпансії, для вирішення своїх проблем за рахунок Донбасу, вдарить по всім і багатьом це може несподобатися. Це зрозуміли політики і тепер будуть перекладати вину один на одного.

P.P.S. Якщо узагальнити, то переш ніж "звільняти і перевиховувати” Донбас потрібно  визначитися яку країну ми будуємо, адже в Україні співіснують кілька типів історичної пам'яті, які залежать від глибини уявлень про минуле, від регіональної політичної та економічної специфіки. Умовно їх можна назвати так: давньоруський (київський), козацький (запорізький),  парламентський (галицький), індустріально-торговельний (причорноморський), промисловий (донецько-криворізький).

За двадцять років незалежності різниця між ними не тільки не згладилася, а й стала ще виразнішою. Люди не мыняються, Яскравий приклад - це колишній мер Донецька, який жалівся, що його ображали в місті і називали бандерівцем. Він затаїв обіду і через багато років привів озброєних до зубів земляків і судячи з усього він зрадив усіх і допомагав вижити донецьких з Донбасу, можливо, і тепер "наводчик" допомагає. Це ненажерливі, страшні люди і після того, що вони натворили вони не зупиняться інакше доведеться відповідати за все і перед всіма.

Тому згода щодо своєї історії та ідентичності може з'явитися в українців у майбутньому, але не як результат кабінетного узгодження названих вище типів історичної пам'яті, а як результат життя в одній державі. Навіщо узгоджувати те, чого узгодити не можна?

Натомість досвід співжиття в державі Україна обов'язково буде проектуватися на давноминулі часи. Якщо Україна та її громадяни будуть успішними, то наявні історично-регіональні відмінності відійдуть на другий план, і навпаки.