Восемь слов и один предлог

Когда мне было очень плохо, а помочь мне было уже некому, я придумал свою молитву. Это очень короткая, но, как показывает практика, очень действенная молитва. В ней всего восемь слов и один предлог.

Я придумал свою молитву. Она очень проста. В ней всего пять слов и один предлог. «Господи, спаси меня от меня самого». Она мне очень нравится.

В этой короткой молитве плохо лишь одно. Молиться вообще и придуманной мной молитвой, в частности, по утрам я часто забываю. Наверное, таким образом, я демонстрирую Господу то, что мне стыдно признавать свою глупость и бессилие. А зря.

Признавая свою слабость, мы вовсе не становимся от этого слабыми. Наоборот. Мы становимся сильными. Ибо чем больше мы подносим себя вверх, тем больше наших низостей и слабостей показывает нам Господь.

Таков извилистый и странный путь на небо. Пока ты считаешь себя сильным, умным и нравственным, тебя все время спускают с обрыва  твоих страстей, гнева и ошибок. Но, как только ты признаешь свою слабость и бессилие, и начинаешь вопить о помощи к Господу - происходит чудо. Ангелы не дают  ноге твоей преткнуться о камень, и возносят тебя на небо.

Как на лифте.

Святая Тереза Исуса младенца, покровительница монахов, священников и Франции, считает, что этот лифт на небо – это руки Исуса.

У многих святых были свои молитвы. Их личные слова, с которыми они обращались к Исусу. У Святого Франциска. Отца Пио. Святой Терезы Исуса Младенца.

А теперь свое личное обращение к Господу есть и у меня.

Я считаю, что это - очень многообещающее начало.

Но, если честно, это – не совсем моя молитва. Наверняка, если где-то поискать, найдешь что-то такое у великих святых. Но мне лень искать. Я сам хочу быть великим святым. И теперь для этого у меня есть практически все. У меня есть своя личная молитва к Господу.

Если разобраться, моя молитва вовсе и не моя. Ее подсказал мне мой духовник. Он уже долго и напрасно призывает меня не мешать Господу спасать меня. Я поначалу смиренно с ними со всеми соглашаюсь. С Господом и духовником. Но потом опять берусь за старое.

Норовлю все сделать по своему.

В духовном мире, как и в окружающей нас реальности, мы, как утопающие, рвем волосы и пытаемся утянуть с собой на дно всех, кто хочет нас спасти. Даже если это наши бестелесные ангелы-хранители, тело которых - сплошной эфир. Или реальный духовник в белом облачении католического монаха-доминиканца.

Белые габиты доминиканцев напоминают мне халаты врачей из психбольницы. Хотя я там, Слава Богу, еще не был. Но душу мою мне надо лечить. Однозначно. Настоящие сумасшедшие – это те, кто считает себя здоровыми. Это вам любой врач из психбольницы скажет.

И по воскресеньям я стараюсь отнести свою душу в церковь. И подлечить, подлатать ее, пробитую моими трудовыми буднями.

В церкви мы любим Господа и других людей тихо.

А в повседневной жизни - громко. И от этого шума при столкновении наших гордынь, сребролюбия, жажды удовольствий, лени и желания спасти другого человека, силой заставив его стать таким, же, как и ты сам, в нашей душе и душах других людей случаются пробоины.

В бессмертной душе пробоины затягиваются и сами.

Но в церкви это происходит быстрее и качественней, как на курорте Или в концлагере. И то, и другое, верно отчасти.

Жаль, что я очень редко хожу в церковь.

Все некогда.

Я забываю по утрам молиться не только за себя.

Но и за Украину.

Эта молитва – за Украину есть в моем католическом молитвеннике. Причем не одна. И за Украину. И за Родину. И за князя Владимира. И за единение всех христиан. Ой, чего там только нет в моем католическом молитвеннике. Кстати, куда это он у меня запропастился?

Ну, да ладно.

Больше всего мне нравится молитва, которой там нет. Это моя молитва.

Господи, спаси меня от меня самого. Это - очень хорошая молитва. С понятным мне смыслом. Ведь, нет у человека большего врага, чем он сам.

Наверное, поэтому, я не молюсь никакими молитвами. Ни чужими. Общепринятыми. Ни своей.

Не потому, что молиться я не хочу. Просто некогда.

Впрочем, когда даже в спешке я успеваю что-то полусонный промямлить Господу по утрам – похоже, Он мне это таки засчитывает. И день проходит удачно.

А, когда дел у меня невпроворот, и я рано встаю и поздно ложусь, работаю с утра до ночи, но забываю при этом помолиться – я, как правило, остаюсь ни с чем. В моем тяжелом, без настоящей высокой цели труде нет плода.

А у моего молитвенного безделья – плод, как правило, есть. Загадка и странно. Но – факт. А не реклама.

Почему я все время забываю молиться об Украине?

Я молюсь о себе.

О своих врагах, да упокоятся их души на небе и тела в могилах побыстрее.

О своей дочери. И о женщинах, о которых в молодости ты думаешь, что их у мужчины не бывает слишком много. А, когда тебе уже за 50, ты начинаешь понимать, что тебе нужна была всего одна.

О своих умерших родителях и родственниках.

А вот о самом главном – о своей стране, я почему-то не молюсь…

Мы просим у Господа, как правило, за себя.

И мало кто просит Его о других.

Чтобы другим было хорошо. А не плохо.

Когда ты просишь Бога не за себя, Господь ценит твою бескорыстность, если она искренняя, и твоя жизнь налаживается как бы сама собой, автоматически, хотя, разумеется, тебе при этом обязательно надо много и хорошо работать.

Я думаю, что проблема нас, украинцев не во власти и в нас самих. А в том, что мы мало молимся за власть. И за Украину. И слишком много просим у Господа для самих себя. Хотя на практике мы не заслуживаем даже малости из того, что просим.

Но иногда я все-таки успеваю шепнуть Исусу скороговоркой свои просьбы.

Я признаю пред небесами всю свою малость и беспомощность. То, как у меня все сложно. И запутано. И что я сам не могу всего этого распутать. И когда я перестаю валить все свои беды и проблемы на других людей и власть, а начинаю признавать, что во всех своих проблемах виноват я сам - иногда, очень редко, но все таки, ко мне с небес приходит прощение, умиротворение и покой.

И жизнь  налаживается. Как бы сама собой Но я знаю, что само собой ничего не происходит.

И на практике все запутанное мною распутывает Исус, терпя то, как я судорожно хватаюсь за Него, рву на нем Его святую одежду и волосы и пытаюсь утопить Его вместе с собой.

Слава Богу, что у меня как всегда ничего не получатся.

Путь в небесное совершенство выстлан не мощью твоих побед, а признанием собственных грехов и слабостей. Чтобы в твоей душе расцвели альпийские эдельвейсы, тебе надо признать, что ты – помойка, и пустить все плохое в себе на перегной. И тогда то святое, что посеял в тебе Господь, и чему ты не даешь пробиться в себе наверх, пойдет в рост.

Признанием своей слабости ты напитаешь корни небесной красоты, силы и мудрости, которые Господь даровал каждому из нас.

Исус назвал апостола Петра Кифой, скалой. Но, чтобы Петр смог принести Исусу угодный Ему плод и спасать других людей – по его щекам должны были потечь слезы. Слезы раскаяния в предательстве Христа. Самые верные – это не те, что не предают. А те, что раскаиваются в содеянном. И готовы исправить сделанное ими.

Мы не можем не быть виноватыми.

Но мы можем чистосердечно осознать свою вину, раскаяться, попросить прощения у тех, кого мы предали.

И пытаться загладить свою вину. Перед Господом.

И другими людьми.

Как часто мы признаем свою слабость и ограниченность и просим Господа спасти нас от нас самих?

Как часто мы молимся за Украину?

Так ли часто, как мы любим говорить о ней?

Самые патриотические слова об Украине – просто ничто. Если только это не молитва за Украину.

Господи, спаси Украину.

Господи, спаси меня от меня самого…

Восемь слов и один предлог – и в этом для меня весь смысл жизни.