Революция по-белорусски

То, что произошло с ними навсегда изменило их психику. То, что произошло с ними навсегда изменило страну, в которую они возвращаются

Вчера из тюрем и СИЗО Беларуси начали массово выпускать людей. Не всех, понемногу. Но все равно сотни людей вышли из ада, в котором они пребывали несколько дней. То, что произошло с ними навсегда изменило их психику. То, что произошло с ними навсегда изменило страну, в которую они возвращаются. Нельзя пройти средневековые зверства и вернуться в 21 век тем же человеком каким ты был, в ту же реальность какой она была. То, что случилось с Беларусью и белорусами изменило и страну, и людей.

Я  многократно прокручивал запись выхода освобожденных граждан из СИЗО Окрестино и наблюдал как именно они выходили. Это очень тяжелое, но очень ценное видео.

Одни шли опустив голову или прикрыв глаза ладонью. Кто-то по привычке (не понадобился 21 день, в некоторых обстоятельствах привычки вырабатываются за несколько часов) держал руки за спиной на арестантский манер. Многие хромали. Некоторые шли с отстраненными лицами, словно ничего из происходящего вокруг не вызывало их эмоциональную реакцию. Один парень в момент выхода всплеснул руками, увидев какое количество людей встречает их за воротами СИЗО. Некоторые старались быстрее пройти «коридор» между рядами людей.

Многие плакали. Но не все. У некоторых были опущены плечи. Но не у всех. Кто-то шел строго за спиной впередиидущего и послушно останавливался, опустив голову и ожидая пока впередистоящий двинется дальше. А кто-то сразу откалывался от общей массы, уходя в сторону. Некоторые инстинктивно осматривались по сторонам, прежде чем выйти из помещения, нет ли опасности на выходе. Они сами не осознавали автоматичность этих реакций, но тело само подсказывает когда нужно замереть, а когда осмотреться.

Один парень демонстративно засунул руки в карманы и шагал подчеркнуто широко и размашисто, словно опровергая сам факт необходимости соблюдать неспешную арестантскую ходьбу. Один выходил скрестив руки на груди и выпятив подбородок как человек, которого не смогли победить. Несколько молодых ребят радостно улыбались при выходе, вскинув руки в приветствии своих друзей. Возможно, их просто не били?

Люди разные, и выходили они по-разному. Но в этой толпе разноликих людей, как мне кажется, не было никого, кто мог бы остаться тем же, кем был три дня назад. Пытка или ломает тебя, или делает тебя сильнее. Но она не оставляет тебе шанса остаться тем же, кем ты был раньше. Зверство, совершаемое над тобой, убивает тебя прошлого.
Сотни женщин и тысячи мужчин прошли принудительную трансформацию.

А еще изменения настигли сотни и тысячи родственников, которые ждали. А еще десятки тысяч тех, кто видел омоновские зверства своими глазами. И миллионы тех, кто осознал, что вдруг оказался посреди разгулявшегося гестаповского садизма.

Белорусы на несколько дней лишились привычного нормальному человеку ощущения собственной безопасности. Когда ты видишь, как людей избивают на остановках, в переулках, за то, что вышел на протест или за то, что вышел в аптеку, когда тебя отлавливают в собственном дворе или вытаскивают из собственной машины – ты перестаешь верить в надежность личных границ.

Утраченное ощущение безопасности возвращается страхом или агрессией. Твои дальнейшие действия попадут либо на один, либо на другой полюс и остаться посередине мало кому удастся.

А еще есть тысячи натренированных мужчин и даже некоторое количество женщин, которые ощутили неограниченную власть над другими существами. Которые на протяжении этих дней потеряли запреты своих моральных границ, сдерживающих их внутреннего безумного зверя. Они тоже никогда не останутся прежними. И их тоже ждет поляризация. Кто-то уйдет в стыд и страх от содеянного или от возможной кары за содеянное, а кто-то поймет, что ничто в мире не сможет заменить этот момент всесилия от своей вседозволенности.

Сегодня белорусы переживают эйфорию. Их второй день подряд не бьют. Они могут ходить по городу. Они могут собираться вместе. Они даже могут вызвать на площадь мэра, или начальника милиции и высказать ему свой гнев и возмущение. Из тюрем выпускают их родных и друзей. Мир снова становится дружелюбным. Настолько, что даже можно обнять солдатика-срочника на площади перед домом правительства. Но эта эйфория пройдет. Как пройдет и радость солидарности.

Останется травма и злость вчерашних жертв. Останется страх и злоба вчерашних палачей. Останется общество разрушенных границ собственной безопасности. Останется точка расщепления, после которой ни жертвы, ни палачи, ни страна уже никогда не будет прежними.