Просто десять-2

продолжение истории одного журнала: свобода слова, госдеп и Чепак

В 2002-2004 годах, когда Корреспондент набирался сил, для власти и партактива всех цветов политспектра (если, в качестве рабочей гипотезы, предположить, что в Украине был/есть этот спектр) понятие «свободные СМИ» ассоциировалось с чем угодно, но только не с Украиной. Впрочем, и сами медийщики, похоже, находились во власти схожих представлений.

Редакции Корреспондента, изначально заявившей (устами главреда) о независимости и следовании западным стандартам, в такой ситуации явно и очевидно светила роль марсиан, каким-то чудом занесенным в средние века.

Хотя суть была не в декларации главного редактора (декларировали схожие ценности почти все игроки рынка), а в том, что редакция стала следовать этим словам.

В результате какие-то тощие скоморохи стали вклиниваться в спокойную жизнь украинских феодалов с фантастическими предложениями, как то: дать комментарий, но не иметь возможности что-то переписать в ходе сверки цитат (сверять их заставлял дремучий закон о СМИ, который делал интервьюера и интервьюируемого соавторами – о последствиях для Корреспондента этого закона будет ниже); дать комментарий, но не иметь возможности увидеть весь текст до печати; не увидеть фотографий, заголовков и подзаголовков до печати; не увидеть слов оппонентов или других цитируемых в материале людей до печати.

Скоморохам (кто не понял – речь о журналистах Корреспондента) с одной стороны было тяжело работать в те годы, а с другой – даже где-то и легко. Тяжело, потому что приходилось «укатывать» различных политиков и власть имущих говорить, да еще и говорить по сути. Зато никакого давления со стороны политиков или власти (кроме каких-нибудь перепалок в телефонном режиме) журналисты не испытывали.

Почему не давили Корреспондент? Во-первых, не видели в журнале угрозу. Это сейчас Корреспондент реально читают едва ли не все «наши» (те, которые из категории «наше все»), включая президентскую семью. А тогда, во времена Кучмы, президент сам, да и все его подчиненные (и почти все политики) не видели опасности в малоизвестном издании, журналистов которого в те годы часто переспрашивали – «Корреспондент какого издания? Корреспондент? Надо же!». Да и зачем было тревожится, если объективные печатные СМИ были уделом и без того оппозиционно настроенных интеллектуалов, интернет был слаб, а контроль над главным источником информации – ТВ – был невероятно полным. Ну, напишет там этот «корреспондент» что-то – да и бог с ним.

Кроме прочего, в кучмовремя госчины не имели привычки (и законодательного кнута) отзываться на журналистские запросы. А молчание – это лучшая защита имиджа в условиях почти полного контроля над информпространством.

Был и еще один момент, который делал властные атаки на Корреспондент (коль скоро кто-то все же пытался их провести) бессмысленными. Ключ от этой тайной защиты хранился не в яйце, не в зайце, и не на дубе том, а в фигуре тогдашнего издателя (да и создателя) журнала, американского гражданина. Его фамилию автор называть не будет из чувства типично пост-советской скрытности, так контрастирующей с американской демократической непосредственностью (которую в подавленных коммунизмом странах СНГ принято считать открытостью).

Так вот, этот заокеанский человек выступал за полный снос памятников вождю мирового пролетариата в Украине. Но не это пугало в нем украинских власть имущих, которые, фигурально выражаясь, все свое детство-отрочество-юность и даже зрелость провели в тени этих монументов.

Во-первых, издатель Корра имел гражданство стратегического «папы» Украины. Во-вторых, он делал на СМИ бизнес, и его медиа, вопреки древней украинской традиции, не были убыточной частью некой большой финансово-промышленной империи, существующей на коррупционно-властных схемах. В-третьих, ему было бессмысленно звонить на мобильный с требованиями что-то снять или поставить: он прямо говорил, что все это – дело редакции и только ее.

По этим причинам с издателя Корра все слезали там же, где пытались его оседлать. А неконтролируемая редакция писала то, что считала нужным и правильным.

Кроме того, каждый журналист Корреспондента в те годы был вооружен чем-то вроде карманной атомной бомбы.

Дело в том, что закон делал интервьюируемого соавтором интервью (автор уже упоминал об этом выше) – то есть, он мог не только требовать на просмотр свои цитаты, но еще и претендовать на половину возможного гонорара от публикации. Настороженные не столько первым, сколько вторым, юристы Корреспондента разработали универсальную формулу работы с «соавторами».

Каждый журналист должен был писать интервью или коммент на диктофон (пленки сохранялись годами), при этом первым  шел вопрос: «Вы согласны, что ваши слова опубликуют?» Дальше, по идее, следовал ответ «да», и продолжение разговора уже по теме. Но это были еще не все испытания. После напряженной беседы журналист выдавал (или обещал передать-выслать) собеседнику особую форму отказа от авторских прав – документ с текстом, где говорилось, что претензий не будет. Но под ним следовало не просто поставить подпись, а еще и указать ФИО и паспортные данные.

Лучшие люди страны, давно не делавшие ничего своими руками, и не выдававшие своих паспортных данных даже налоговой или СБУ, шалели от подобных требований, но укрощали свое возмущение. А, укротив, уже автоматически плелись на поводу у редакции.

Надо сказать, что в стране непуганых чиновников такая наглость (провокационные вопросы, подозрительные бумаги) как-то настраивала людей на серьезную волну, и внушала им уважение (сродни тому, каким в боксерском клубе пользовался бы худосочный очкарик, неожиданно выдержавший хук местного чемпиона). Столкнувшись с подобными, политики и чиновники, конечно же, не начинали говорить правду, но хотя бы думали о том, что произносят. И на будущее понимали, с кем имеют дело.

Весь комплекс вышеописанных факторов создал тепличные условия для сотрудников Корреспондента. И потому в 2004 году (когда коллеги по цеху, прежде всего – телевизионщики) стали массово выступать против цензуры, представители издания поддерживали коллег, но как бы немного со стороны.

А телевизионщики тех лет действительно очень сильно страдали (и Корр об этом писал) от цензуры, «уособленням» которой стал ныне вальяжный и подтянутый юрист на отдыхе, а тогда – лысоватый и одутловатый глава кучмовской администрации Виктор… Назовем этого человека, во избежание юридических претензий, Волковчуком.

В уже почти утерянном устном журналистском фольклоре той поры об этом «сером кардинале» ходили леденящие кровь слухи: мол, ел он оппозиционно-настроенных молодых журналистов на завтрак, регулярно в полнолуние пил кровь редакторов, и силой социал-демократической идеи превратил одну выдающуюся молодую женщину из числа тележурналистов вначале в Снегурочку, а после – в жену.

К слову, даже этот очень серьезный человек не устоял перед шармом Корреспондента, и неожиданно дал изданию в 2004 году письменное интервью – пожалуй, первое в его жизни (ну, по крайней мере, первое для независимых СМИ и не с согласованными заранее вопросами-ответами). Самой яркой цитатой стала короткая фраза Волковчука, брошенная в ответ на вопрос «Если Виктор Ющенко станет президентом, что вы будете делать?». Глава АП, в ту пору очень плодотворно враждовавший с Ющенко, ограничился коротким «Не станет».

Стал. Но это уже другая история, в которой тема свободы слова должна уступить площадку ментальным особенностям отношений украинских госчиновников и политиков к СМИ.

В завершение же этой части автор хочет уточнить: как во времена прежнего собственника, так и сейчас (когда владельцы Корра куда прочней привязаны к Украине, а их активы более зависят от общей ситуации в стране и вечного украинского форс-мажора – власти) журнал продолжает жить своим редакционным умом. И этому не мешает даже то, что бумаги-отказки юротдела давно канули в Лету (здесь в вордовском файле был "смайл")

(так, тема свободы слова раскрылась слишком объемно, потому о госдепе и Дарке – в следующий раз)