Канны. День 4: Ким Ки Дук и горе

пока не высохнут слезы

Возле зала, в котором была назначена премьера «Ариранга» Ким Ки Дука, ошивался его соотечественник Ли Чан Дон («Поэзия», «Тайное сияние»), выписанный в Канны в качестве главы жюри программы «Неделя критики». Сначала я думал, что он хочет посмотреть, какого размера будет очередь, но Ли набрался духу, поднялся по лестнице и побежал на балкон. Зрители, надо сказать, сидели даже на ступеньках.

Ким Ки Дук, наклепавший 15 фильмов за 13 лет, вернулся после трехлетнего молчания с документальным кино о том, почему он больше не может снимать. В быту он напоминает Толика с прибором из «Черной розы – эмблемы печали»: посреди дома поставил палатку с аймаком, в которой колет зубами орехи, топит буржуйку и варит кофе в самодельной эспрессо-машине. Большую часть времени маэстро подбадривает себя фразами «тебе еще есть что сказать миру», задает несложные вопросы и пространно, со всхлипами и причитаниями, на них отвечает.

По жанру «Ариранг» - фильм-плач, и из Кима вышла отменная плакальщица. Неприятности валятся на него одна за другой: одна из актрис чуть не убилась на съемках его «Мечты», ассистенты сбежали туда, где больше платят, а «Золотой пальмовой ветви» все нет и нет. Он так искренен и наивен в своем горе, что это даже вызывает симпатию. Злые языки поговаривают, что все проблемы режиссера заключаются в том, что он никому не нужен на родине в Корее, где его считают пройдохой и шарлатаном. В какой-то момент Ким начинает жалобно петь, аккомпанируя себе свистом в бутылку, и, право слово, хочется немедленно выдать ему какую-нибудь золотую статуэтку, чтобы он это прекратил.

Чтобы как-то развеяться, пошел на край света на «Фею» веселых бельгийцев Абеля, Роми и Гордон (прекрасный «Айсберг» и чуть менее прекрасная «Румба»), которой открывали «Двухнедельник режиссеров», и застал там толпу старушек в панамах, штурмующих ветхую деревянную лестницу. Это же надо, сколько пожилых людей любит пантомиму.