Пасха

праздник, как паска (кулич) - всякого разного в нем вдосталь

Паски, как горы со снежными шапками, меж которыми округлыми реками течет колбаска домашняя, а мощные бруски сала и копченого мяса мостами накрывают ее сверху. И по низу во все щели щедрой рукой набросаны яички крашенные и некрашенные. И, как купол церкви, над всем этим упирается в небо бутыль красного сладкого вина. Весь этот пейзажный натюрморт еще с вечера тщательно уложен в раз в году доставаемую корзинку, на яркий рушнык, да еще одним таким же нежно обернут и прикрыт. Завтра он выйдет на главную сцену - Пасха на носу.

А это значит - утром в церковь. Там будет на что посмотреть.

Автосалоны на всех подъездах к церковному подворью. Самые дорогие машины аккуратно, как чизбургер, проложены самыми подозрительными бомжами - блеск и нищета в одном месте. Христос Воскресе - уверенно, с напором, говорят нищие, обращая ладони к проходящим. Воистину Воскресе - отвечает им длиннобазный мерс, гудком распугивая малолитражки - он едет к богу, ему нельзя стоять, где попало.

Некоторые миряне любят Христа настолько щедро и страстно, что обязательно получают право парковать машины прямо у входа в храм. Уже и молиться могут, не выходя из автомобиля, - икон и крестов внутри салона хватит на домашнюю церквушку.

А вокруг - толпы повзводно приведенных на присягу-молитву невыспавшихся солдат. И заполняющие все паузы между взрослыми, машинами и корзинками детишки.

И молодые женщины, которые вынужденно скрыв в платках верхнюю часть тела вместе с грудью, компенсируют эту потерю прозрачностью "хустынок" и умопомрачительно короткими юбками. Глаза проникновенные, чулочки с узором, туфельки яркие и непременно на высоком каблучке - все ближе в Богу. И россыпи бриллиантов, и золото на руках и шеях - все Ему приятней будет смотреть.

А под руку - дорогие костюмы и выпяченные челюсти над такими же выпяченнными животами солидных мужчин. И тоже самое: углерод в виде алмазов, и металл в виде золота. И всего много, щедро. Как у Высоцкого - "купола в России кроют чистым золотом, чтобы чаще Господь замечал".

И священники - часть этой блистательной толпы. Их одежды, их кресты, их машины, их лица - все полно блеска счастья от воскресения Господа.

И в храме толпа. На входе кто-то торопливо осеняет себя крестом. Кто-то носится внутри, выискивая самый короткий путь к богу, или место, где за здравие свечу ставить. Волнующаяся очередь, стоящая за свечами. И женщины, которые, как в магазине, норовят побыстрей пробиться вперед, в обход: и за свечами, и к иконам - по деловому помолиться, быстренько коснуться губами, подтащить сюда же ленивое дитя, ткнуть его носом в зацелованное стекло, и быстренько сбросить чужую свечу с подсвечника, чтобы встромить туда, как копье, свою. И побежать по кругу, к другим иконам, от греха подальше.

И корзинки, корзинки, море корзинок. В их жизнеутверждающие натюрморты уже в храме обязательно добавляется и зажигается свеча. И радостные лица сияют сверху, как будто озаренные этим вечным пламенем.

Лица выстроены в кривые линии на церковных подворьях шаловливой рукой утреннего бога, ожидая, когда пройдет мимо улыбающийся священник, окропит щедро водой. И можно будет утереться, и со спокойной душой, подобрав корзинку, поспешить домой.

Где в этой сияющей, радостной Пасхе - языческой по размаху и настроению - найти место страданиям и воскрешению бедного изможденного человека, две тысячи лет назад погибшего на кресте, страшном символе нечеловеческих страданий?