Я не в тусовке шоу-бизнеса - Кузьма

Окончание эксклюзивного интервью лидера группы «Скрябiн» для читателей Корреспондент.net

- Андрей, в 2008 году наша моральная инквизиция, я имею в виду Национальную комиссию по вопросам защиты общественной морали запретила твой клип «Мумитроль». На мой взгляд, полная дурка.

- Я не слежу за тем, что они запрещают.

- Как ты считаешь, какими критериями они руководствовались?

- Их критерии запретов убеждают меня в том, что там сидят неадекватные люди. Они не шарят в предмете, которым они занимаются. Если мы вообще можем говорить всерьез о цензуре в творчестве…

- Ага, в прошлом году они предложили запретить мультики  Диснея, назвав их порнографическими…

Идиоты! По-моему, им нечем заняться. Лучше бы взяли лопаты в руки.… А, вообще, за свою свободу надо бороться. Она сама к тебе не придет.

- И когда ты это узнал?

- Где-то в сорок. Тоже не так уж рано. А знаешь, в чем дело? Дело в том, что я был зависим. Все наши поездки в предвыборные туры, это было из-за того, что мы зависели от канала, от шефа, от еще чего-то. Нам всегда говорили между строк: «Если вы не поедете, вы же понимаете, что будет с вашими эфирами?» А что такое для музыканта, когда нет эфира? Да, конечно, это отмазка. Можно было быть настоящим панком и сказать: «На …й ваши эфиры». Но если ты ничего больше не умеешь делать, то ты выбираешь меньшее зло. Потом, я понял: они мной манипулируют. Значит, я себе должен выработать какой-то особенный свой путь. Я же не поехал ни за кого на последние и предпоследние выборы. А сулили такие деньги, которые я не собрал за всю жизнь. Но, я понимаю, что если они дают эти деньги, то они возьмут взамен что-то намного важнее, чем деньги.

- Кстати, ты же жил на границе с Польшей.

 - Да.

- А не было желания перейти через границу?

- Было. Знаешь, в 92-м году я сидел и неделю ломал себе голову. Я по-польски разговариваю без акцента. Думал, куда уехать – в Варшаву или в Киев? И выбрал Киев. Внутренний голос подсказал мне, что  в Польше я буду все равно чужаком до конца своих дней, как бы я не говорил по-польски. Это при том, что я их музыкальную культуру знаю лучше, чем нашу. Я на ней лет десять очень плотно сидел.

- Так, может, наоборот, тебе было бы там легче?

- Нет. Мы уже несколько раз были в Польше с разными концертами. Последний концерт был очень мощный. Это было в Жешуве. Они сделали мега-представление во время Евро 2012. Я очень легко «качнул» двадцатитысячную толпу. Зная язык, это было совсем несложно. Мы пели свою песню «Олигархи», потом «Hello» Лайонела Ричи по-английски и «Сюзанну» по-украински. 

У нас в Украине такой реакции публики нет. Там другая культура хождения на концерты. Я знаю отношение польских артистов к концертам. Они скучные. Выходят – «здравствуйте» – полтора часа отыграли программу – «до свидания». Мне так не интересно. Я уже привык, что у нас, в Украине, другая специфика. Вот я говорил тебе, что часто выступаю как ведущий свадеб и всяческих корпоративов. 

Раньше это страшно ломало. Всю жизнь ненавидел свадьбы. Приходит двести совершенно ненужных людей, бухают, ты тратишь кучу денег на то, от чего ты не получаешь никакой радости. Это какая-то непонятная мне галочка. У меня свадьбы не было. Мы с женой убежали со свадьбы и уехали в Берлин с тридцатью марками в кармане. А теперь я в год веду где-то двадцать свадеб. Но я их переформатирую в такое русло, которое мне нравится. Полтора часа всех завожу, а потом уже никто не знает, кто женится. Так вот, возвращаясь к концерту. На этом концерте мы «качнули» круче всех. Вся Польша гудела. Но ни одного предложения не поступило. Потому что они четко блюдут свой рынок. Даже мощнее, чем россияне. В России тяжело пробиться на их рынок, даже если ты поешь по-русски.

- А как сейчас воспринимают «Скрябін» в России?

- Никак. Есть люди, которые слушают нас в интернете. Мы очень редко ездим туда на концерты, где-то раз в год. Когда мы еще дружили с Ильей Лагутенко,  где-то четыре раза в год ездили в московские клубы. В России как-то странно относятся к артистам. Допустим у группы гонорар в Украине пять тысяч долларов, а в Москве тебе дают две. Селят в какие-то общежития. Если у тебя уже есть определенный статус, ты уже к чему-то привык, то какой смысл ехать туда и унижаться?

- Насколько возможен украинский рок на сегодняшний день?

- Да, возможен. Слава Богу, появились альтернативные пути популяризации своего скромного имени – YouTube, facebook и так далее. Если ты попадаешь хотя бы не в молоко, а в какую-то черную область этой мишени, то люди начинают друг другу пересылать. 

- Насколько рок сейчас востребован? Насколько он может быть альтернативой попсе?

- Никак не востребован. Рок удалось загнать в подземелье. Но он, в принципе, там и должен быть. У нас же не было субкультуры. Сейчас она зарождается. Она живет по подземельям. Поверь, они займут свое место. Есть народ, который делает конъюнктуру. Половина играет каверы на советские песни, а вторая половина играет каверы на балканские песни. И пускай каждый их куплет исчисляется определенными денежными знаками, они все равно вторичны.

- Да, кстати, чуть не забыла, ведь ты изначально стоматолог. Очень модная сегодня профессия…

- Точно. Мама с папой десять лет меня таскали по разным векторам. Папа - на спорт, а мама на музыку. Но в какой-то момент  они вместе решили, что я должен быть в белом чепчике. У меня была машина – «Победа». И я на ней приезжал на учебу во Львов. Семь часов. Со скоростью 30 км в час,  потому, что постоянно что-то отваливалось. У меня даже своего халата не было, мне всегда девочки свои давали с выточками на груди. 

А в три раза меньший по размеру чепчик одевал  на панковский гребень. Зато держался хорошо. Ненавижу стоматологию.

- Чего?

- Встречаешь человека и сразу смотришь на зубы…

- Я уже не раз слышала и от русских и от украинских музыкантов, что украинская музыка становится популярной в России, как бы ассоциируясь с некой большей свободой.

- Я не эксперт в данном вопросе. У меня не было возможности проанализировать. У нас есть другой прецедент - группа «Пающіє труси», которая абсолютно не пошла в Украине, а в России к ним есть определенный интерес. Они регулярно получают какие-то премии. У них уже два альбома и где-то пять песен достаточно жесткие, социальные - например, «Вафли». Клип, кстати, тоже был снят на телефон и собрал полтора миллиона просмотров в YouTube всего за месяц. Это тоже вещь необъяснимая: я ментально украинский человек, пишу им тексты по-русски, и россияне в состоянии прочитать сатиру между строк. А у нас встречают по одежке, но не провожают по уму. У нас не привыкли к панкам. В Украине зачастую панков называют жлобами, а в случае «Пающіє труси» - жлобихами. Наверное, надо учитывать какие-то стереотипы, которые руководят мозгами основной массы людей.

- Как же все-таки в тебе сочетаются с одной стороны запрещенный клип, а с другой стороны выступление во Львовской опере и песня «Мама»? Ты все-таки по своей сути панк?

- Да, мне эта культура импонирует больше всего. Игги Поп - это мой дедушка. После его недавнего концерта я понял, что круче чувака в мире нет. Он не спел ни одного хита, но он чудил весь концерт. Он занимался любовью с колонкой, потом переключился на басиста, а потом он бросил микрофон, который был на шнуре, в толпу и пошел по этому кабелю в толпу. Прыгнул в толпу, толпа разошлась, и он упал на асфальт в свои девяносто лет. За ним бегал чувак, очень похожий на Олега Скрипку, и разматывал катушку с этим шнуром, чтобы этот микрофон не потерялся. В нашем примитивном украинском медиапространстве не было субкультурного фундамента. Мы не можем назвать культовую панковскую украинскую группу. Мы не можем назвать культовую украинскую группу в регги. Так же мы не можем назвать культовую украинскую металл- группу. Все это было в России. Поэтому на такой гнилой козе «Трусы» в Россию и заехали.

- А для тебя все-таки есть какие-то границы в музыке? Куда бы ты точно не пошел в плане стиля?

- К сожалению, нет.

- То есть, скажут играть Мурку и будешь играть?

- А, в этом плане. Знаешь, что мы сделали в подобной ситуации? У нас как-то был такой прецедент – вы хорошо шпилите, давайте что-нибудь из Любэ. И мы играли свою песню в стиле Любе. А они из России были и не могли понять, в чем подвох. Все наши ржут, а они не врубаются. Или, допустим, мы играем «Спи собі сама», а наш Шпрот из «Пающих трусов» Олька вместо нашего «Часом буває так…» поет «а я сяду в кабриолет».  Идет панковая унижуха этому шансонному искусству. Но я понял, что твой вопрос в другом - пойду ли я сам. К сожалению, наверное, да. Знаешь, мне постоянно хочется написать какие-то песни с матами. Сначала был этот проект «Вафли», еще в 90-х. «Натаха», которую постоянно кричат на Западной Украине. 

Может быть серьезный концерт, но обязательно какой-то голос с галерки: «Натаху давай!» Она все время была студенческим гимном. За последний год еще вышел альбом «Zлий Rепер Zеник». В этом альбоме через призму западноукраинского рагуля я пытаюсь передать виденья тупоголовых. А где-то полтора года назад в моей жизни появился Ефим Чупахин

- Тот самый знаменитый харьковский джазист из Acoustic Quartet?

- Ну да. Сам позвонил и говорит: «Давай сделаем джаз». Где я, а где джаз? Я ему говорю: «Давай поездим по концертам». Мы едем в Днепропетровск, Харьков, Донецк, Одесса - и полные клубы. Представляешь? Я понимаю, что люди приходят на Acoustic Quartet, но они уже уходят наполовину мои. Это был панк-джаз. Я Фиме скрещивал руки, ставил вино на его клавиши. Говорил «не понимаю, зачем тебе эта херня», но она мне подходит для того чтобы поставить на нее вино. Брал чувиху из толпы, и она рассказывала, кто должен играть соло. Два раза одинаково никогда не играли. Это, конечно, была завальная тема. Но потом Фиму вычислили американцы, и сейчас ему не дозвонишься. Наверное, он где-то в Америке. Но если это еще раз произойдет, я буду просто вне себя от счастья. Знаешь, они в определенном смысле вылечили нашу группу.

- В каком смысле?

- Мои пацаны уже начали скучать на концертах, поскольку ничего не менялось. Песню «Старі фотографії» мы уже играли где-то семьсот раз. 

Я смотрю, клавишник Костик стоит и зевает на концерте. Я всем своим чувакам сказал: «Так, мы играем с джазменами. Вы приходите с цветами, садитесь в первый ряд и смотрите этот концерт, смотрите, как чуваки играют». После этого у них включилась импровизация. Мы начали переделывать те песни, которые играли миллион раз, что-то вставлять, что-то забирать. Главная моя цель была в том, чтобы им не было скучно это делать. И группа опять зажила. Появился азарт.

- Так, может, вы сделаете какой-нибудь джазовый клип?

- Не знаю. Не люблю я это все переводить в коммерцию. Я не в тусовке шоу-бизнеса. Я просто выбрасываю на-гора какой-то продукт и он в силу стечения различных обстоятельств становится популярным или не становится. У меня нет таких денег, чтобы рисковать и платить за эфиры в телике. Я лучше это все выброшу в YouTube. На радио проще, чем на ТВ. Заплатил полторы тысячи долларов за рассылку, и ты видишь, что песня пошла. Просчитать клип сложнее. Допустим, песня «Мама». 

Мне все деятели шоу-бизнеса говорили: «Чувак, это «штанга» полная. Она не пойдет». И ошиблись.

- Раз уж мы заговорили про коммерцию и выгоду, насколько сейчас выгодно делать альбомы?

- Есть армия фанов в любом случае. Мы являемся определенной идеологией для  тех людей, которые слушают нас много лет. Они в этом всем уже находят какие-то параллели и у них не возникает вопрос, почему у нас есть песня «Маршрутка» и песня «Мама», песня «Руїна» и песня «Ти мені не даєш». 

Все это сплетается в какой-то один канат, это определенная жизненная философия просто в разных ракурсах. Есть какие-то бытовые штуки. Есть социальные. Есть какие-то потусторонние. Например, песня «Пусти мене». 

Там ты общаешься с Богом. Ты не представляешь, что это было. Это мистика какая-то. К своему стыду, я не читал Библию. Но я пишу песню, начинаю лезть в какие-то непонятные для меня вещи, и у меня поднимается температура. У меня под сорок неделю. Никаких симптомов. Просто температура. Я забрасываю эту песню. Но музыка красивая. И я к ней возвращаюсь. Опять повторяется эта фигня. В какой-то момент у меня собрался народ на дружескую попойку. Я ставлю эту песню - куплет, припев и кусок второго припева - там, где я уже начинаю зашиваться. Все говорят: «Ой, чувак, не надо, не делай». А один парень - простой рабочий сказал: «Ты напиши, в чем смысл жизни». Смысл жизни в чем? Утром проснулся, ты живой, солнце увидел – спасибо тебе, Господи, что я еще один день тут похожу. И после этого все как-то выровнялось. И пока есть люди, которым все это нужно, мы будем выпускать диски и ездить на дешевые концерты. Мы даже позволяем себе пару раз в год делать для них сходки, где играем абсолютно бесплатно трехчасовой концерт. Я вообще думаю, что я один из самых дешевых ведущих и один из самых дешевых певцов в Украине по гонорарам.

- А что же ты, панк, будешь делать, если у тебя появится много денег?

- Нет, не будет у меня много денег. Я принципиально не поднимаю гонорар уже лет десять.

- Даже если ты окажешься очень востребованным?

- Не окажусь. Я очень трезвый человек. Существует такое понятие, как мода. Есть артисты, которые за год колошматят за тройной или четверной мой гонорар - состояние, которое мне никогда не будет даже сниться.  Мы не претендуем на то, чтобы быть трендом в этой стране. Мы маленькая константа, которая позволяет не изменять себе, своим взглядам. Знаешь, если панку дать деньги, он перестает им быть. А мне дорога моя шкура. Не забывай, мое божество - Игги Поп.

- Иконы Игги Попа еще у себя не повесил?

- Кстати, есть в планах. Смотри, какой он чувак - каждый год что-то выпускает. Это не Дэвид Боуи, у которого семьсот лет назад была последняя песня, и раз в два года один концерт в Карнеги-холл – «я Дэвид Боуи, всем лежать». Игги Поп простой чувак. Попросили какие-то малыши спеть с ними песню, пошел и спел. У него всегда есть концерты, и это при том, что он едва ходит, как Оззи Осборн, и его позвоночник - сплошная грыжа. Чувак этим живет. И я понимаю, что по западным меркам он небогатый человек. Но как бы то ни было, он культ. Он играл и поп, и панк. Я бы хотел, как он - дожить до такого возраста и все равно выходить на сцену и «лупить».

- Не могу перед 8 мартом не спросить традиционно о женщинах, вернее, о главной женщине в твоей жизни. Твоя жена художница?

- Да, моя жена художница. Она сама сделала дизайн нашего дома. Я научился терпеть ее муки творчества - прихожу и знаю, что моя Света в полете творческой мысли. Мне это не сильно мешает. Тем более я редко бываю дома. Но она пожертвовала своей карьерой ради моей, которая тогда еще только начиналась. Она маленький человечище с большущей душой. Я благодарю Бога за то, что я в какой-то момент это понял.

- Вам помогает то, что ты нечасто бываешь дома?

- Я думаю да. Я видел интервью жены вокалиста Duran Duran, в котором она говорит как раз об этом: «Мы с ним тридцать пять лет вместе, потому что он постоянно на гастролях. Я постоянно по нему скучаю, люблю его. Когда он приезжает - это праздник».  

- Кто из вас муза?

- Она.

- А ты у нее музой не бываешь? Твои портреты не пишет?

- Нет. Ты понимаешь, вопрос с музой очень щепетильный. Очень часто музой выступают случайные люди. Человек прошел, ты что-то ассоциативно себе нарисовал. Главное тут же включить диктофон и напеть это. Если пропустил, то оно никогда не вернется. Потом так жалко, какие-то темы пролетали, но уже не можешь восстановить эту мелодию. Я же не композитор. Я знаю ноты, но не знаю законов гармонии. Зато я могу, слава Богу, делать какие-то нелогические ходы.

- Благодаря этому у тебя нет рамок?

- Да. Люди с академическим музыкальным образованием эти рамки переступить не могут….