Дуэт на Ундервуде. Как психиатр и реаниматолог играют инди-поп

Авторы хита "Гагарин, я вас любила" между Севастополем, Москвой и Докер-пабом. Эксклюзивное интервью Ундервудовцев специально для читателей Корреспондента.net

- В декабре этого года ваша группа празднует свое совершеннолетие – восемнадцать лет. Что-то изменилось в группе за это время? Совершеннолетие в группе как-то ощущается?

Владимир Ткаченко: Так получилось, что совершеннолетие группы совпало с нашим сорокалетием. Это кое-что для нас значит. Переживаем опыт прожитых лет. Анализируем его. Стараемся не наступать на грабли. Стали спокойнее. Мы больше наблюдаем себя со стороны.

Максим Кучеренко: Вы знаете, это дело критиков анализировать. Мы не анализируем музыку, мы ее делаем. Наш бизнес один из самых честных. Все делаем сами. Идеи наши, производство наше и даже продажа наша. Если мы еще будем все это анализировать, то разрушимся. Есть такие музыканты, которые много думают, собирают конструктор своих песен. Чем умнее музыкант, тем он хуже как артист. Неинтересный, тусклый, он боится сделать что-то не так, все слишком просчитано. Мы следуем традициям. На базе этих традиций мы изобретаем что-то свое. На уровне поэтики текстов, на уровне мелодики. Это не похоже на то, что происходит в инди-поп музыке. Независимой поп-музыки мало. Мы позволяем себе заниматься тем, чем мы хотим. Это просто оригинальный театр «Ундервуд».

 - Я уже не раз слышала от русских музыкантов, что они хотят записаться на студии в Украине, поскольку им нравится качество звука у наших музыкантов. Вы - родом из Украины - записываетесь в России или дома?

Владимир Ткаченко: Здесь просто ниже цены. Экономическая составляющая достаточно важна. Некоторые русские музыканты хотят записываться исключительно на Западе. Русские рок-музыканты писали альбомы и в Англии, и в Германии, и в Австралии. Где они только не писали! В Украине очень хорошая культура звукозаписи. Студии с длинной историей, люди, которые управляют этими студиями.

 - В своем последнем альбоме «Бабл - гам» вы экспериментировали с сочетанием рок и поп музыки. Какие у вас эксперименты сейчас?

Максим Кучеренко: Мы относим себя к жанру независимой поп-музыки. Рок культура сейчас присутствует островками. Она не является живой, и она не является трендовой, поскольку все основные изобретения в этом жанре уже состоялись до 1975 года. Потом началась панк-революция, пост-панк, электронная музыка. Мы заботимся о том, чтобы наша музыка была интересна, любопытна, и не хотим делать нарцисстическую, капсулированную музыкальную лабораторию. Мы работаем с любовной лирикой. Мы работаем с экспрессивными припанкованными танцевальными ритмами. Мы работаем с балладой. Это вечные жанры. Невозможно себе представить Шекспира без сонетной формы. Невозможно Пушкина представить без любовной лирики. У популярного бэнда должна быть история своей чувственности. Мы художники и ставим задачу чувственного осознания и чувственного отражения в мире. Поэтому микс поп и рок музыки очень давний. Яичница всегда яичница, но поваров хороших мало… 

- И что, вы уже можете себя назвать шеф-поварами?

Максим Кучеренко: Да, безусловно, мы шеф-повара своей кухни.

- Вы говорите, что ваша музыка, в первую очередь, чувственная. Вам не кажется, что в молодости переживать и передавать чувства легче, чем в зрелом возрасте? Не бывает ли сложно найти в себе остывшие эмоции, которыми горели в юности?

Владимир Ткаченко: Конечно, бывает. Молодость для того и дана, чтобы постараться все максимально в ней сделать. Когда много здоровья, эмоций, но совершенно нет никакой башки, то многие вещи очень легко переживаются и легко создаются. Безусловно, в юности песен было написано намного больше. Мы могли писать песни раз в неделю. У нас никогда не было нехватки идей. Понятно, что со временем это делать становится труднее. Больше думаешь над песнями, больше их вытачиваешь и больше в них вкладываешь.

- А чувствовать то, о чем вы поете, еще получается?

Владимир Ткаченко: Чувствовать получается, но это чувства другого уровня. Если раньше мы уделяли большое внимание игре со словами, игре со смыслом, то сейчас нам ближе простая форма. Вы можете сравнить поэзию раннего Пастернака, совсем юноши, и Пастернака уже убеленного сединами? Это два разных поэта. У нас происходит примерно то же самое. По формату мы стали чуть-чуть проще, но эта простота не ради воровства, а простота выверенная. В молодости мы обладали большей силой. Мы могли написать такие строчки «В лысину Золушки втыкали мы колышки». Тогда вообще не было страха. А сейчас даже не страх, а скорее умеренность и взвешенность, но чувств хватает.

- «В лысину Золушки втыкали мы колышки» - это, очевидно, очень ранний Пастернак. Интересно.… И, все же, когда вам было тридцать лет, вы говорили, что уже точно знаете чего хотите и куда двигаться. Вы и в самом деле в тридцать лет уже все знали?

Максим Кучеренко: Вообще есть разные способы переживать жизнь как жизнь. Есть такой способ (его, кстати, культивировали в Советском Союзе и Соединенных Штатах): жизнь - это расписанная биография. Тогда смерть становится очень близкой. Самые сложные отношения - это отношения со смертью, потому что у смерти нет даты. Ты можешь запланировать свое тридцатилетие, сорокалетие, дату выхода альбома, дату рождения ребенка, но ты не можешь запланировать дату своей смерти… 

- Да-да-да.. Нечто подобное, помнится, Воланд говорил покойному Берлиозу на Патриарших прудах…

Максим Кучеренко:  Ну, да. Это то, что всегда оставляет шанс для хаоса. Мы больше художники, чем музыканты, потому что у нас нет музыкального образования. Мы на стыке искусств. Художник не способен настолько планировать свою жизнь, чтобы чего-то добиться к сорока пяти годам или пятидесяти.

- С учетом ваших корней, вы как-то следите за тем, что происходит с музыкой в Крыму?

Максим Кучеренко: Я слежу. На небольшой фестиваль подали заявки около двухсот коллективов. Это означает, что андеграундный спонтанный процесс очень большой. Я видел группы, которые начинали еще до того, как начали мы.

Владимир Ткаченко: Группу «Красная плесень» помните? Они из Крыма.… Но если серьезно, то в первую очередь я бы сказал о джазовом супер-гитаристе Энвере Измайлове…

Максим Кучеренко: Люди играют хорошо. Если ставить задачи, чтобы прорастать, зарабатывать деньги, становиться звездами, то с этим сложней. На этот этаж еще нужно подняться, пройти фейсконтроль.  Пока таких команд из Крыма я не знаю. Есть там страшные панки под названием «Кожаный олень». Я подошел к ним познакомиться, а они сказали: «Уйди отсюда!» Есть герои, что уж тут скажешь (смеется).

- Как вы относитесь к совместным проектам с другими артистами?

Владимир Ткаченко: Эти совместные проекты нужны для пиара. Эстетического смысла в них нет. Все наши каверы были приятны лишь потому, что нам предлагали поучаствовать в каверах и эти каверы были на песни людей, которых мы очень уважаем и ценим – «Машина Времени», Бутусов и Пугачева. А еще был кавер на русскую народную песню «Вдоль по Питерской».

- Максим, как-то говоря про каверы, вы сказали, что вы хотели бы сделать каверы на известные женские песни, чтобы лучше познать свою женскую сущность …

Максим Кучеренко: Это что, правда?

- Да, правда, сказанная вами лет десять тому назад.

Максим Кучеренко: Жесть.

- Так вы уже познали свою женскую сущность?

Максим Кучеренко: Великие мыслители двадцатого века очень много рассуждали на тему мужского и женского начала. Если в женщине развито мужское начало, то это способствует терпимости, последовательности; это мудрая и последовательная женщина, которая может иметь много детей, у нее много энергии. У нее больше энергии, чем у обычной женщины, которая может расплескиваться в истериках и депрессиях. А женское начало у мужчины способствует тому, что он легче терпит боль, он может сочувствовать и сопереживать. Мне это было очень интересно, и...

- Все-все-все… Фрейда геть… Скажите лучше, когда планируется к выходу новый альбом?

Владимир Ткаченко: В конце мая.

- Максим, вы участвовали в рок-опере «Мастер и Маргарита», поставленной Александром Градским. Артисты обычно люди суеверные, и многие к «Мастеру и Маргарите» относятся настороженно. Вы не боялись? Или суеверность на психиатров не распространяется?

Максим Кучеренко: Да, я играл в этой рок-опере. Александр Градский очень веселый человек. С одной стороны – веселый безбожник, с другой – поцелованный Богом. И он находится в этом противоречии всю жизнь. Человек очень светлый, одаренный и, почему-то, вечно дерущийся с Артемием Троицким…

- А кого вы играли?

Максим Кучеренко: Секретаря Понтия Пилата. В романе он не произносит ни слова, но эта опера была задумана как огромное хранилище  всех существующих характерных голосов России. Так что для меня прописали слова и я горжусь, что в этом проекте поучаствовал и спел свои сорок секунд. Там все пели по чуть-чуть,  но получились очень яркие работы. 

- Вы хотели бы сыграть где-то еще? Вы чувствуете в себе актера?

Максим Кучеренко: Да, мне очень нравится. И хотя у меня медицинское образование, я больше чувствую себя артистом.

 - Кстати, о медицине. Максим, вы говорите, что как психиатр отвечаете за галлюцинации творчества группы «Ундервуд». Владимир, а вы по образованию реаниматолог. Вам не приходилось реанимировать вашу группу?

Владимир Ткаченко: Ой, я не думал над этим. Какой сложный и одновременно простой вопрос. Реаниматологи занимаются не вопросами жизни и смерти, а вопросами пограничных состояний. Они спасают от смерти, если могут, но то, что должно умереть, оно так или иначе, умрет. У нас был период, когда не было группы «Ундервуд». Это было с 1997 года по 2000 год. Мы работали докторами. Периодически писали песни. Я считаю, что этот период, который можно охарактеризовать для нашей группы как медикаментозный сон, пошел нам только на пользу. Мы накапливали материал, а потом сорвались и уехали в Москву.

- Сорвались? Или вы как реаниматолог поехали в Москву один реанимировать группу?

Владимир Ткаченко: Я понял, к чему вы ведете. Да, это я сел и поехал в Москву. Это я познакомился в Москве с Нестеровым и дал ему демозапись. Но, это скорее даже не реанимация, потому что группа не существовала, но идея была жива - она не умирала. Песни писались, и мы точно понимали, что это достойно воплощения.

- Как-то, говоря о конкурсах, вы назвали Евровидение очень попсовым конкурсом и сказали, что никогда на него не поехали бы. А какой конкурс стоит того, чтобы вы на него поехали?

Максим Кучеренко: Меня очень раздражают конкурсы, потому, что они пытаются пошатнуть во мне чувство моей уникальности. Я уверен в своей уникальности. Уверен в уникальности своего коллеги Владимира Борисовича. Уверен в уникальности группы «Ундервуд». Все музыканты тщеславны. Конечно, всегда будут существовать иерархические схемы, но мы можем себе позволить быть анархистами. У нас достаточно устойчивая аудитория. Мы не жалуемся на жизнь. Пара-тройка наших песен вне рейтингов, вне различных конкурсных программ. У нас есть композиции, которые мы поем уже десять лет и, наверное, еще десять лет будем петь. А Евровидение… Не знаю, сегодня, может, и поехали бы. Вот мы подумали и решили участвовать в Рождественских встречах Аллы Пугачевой. Получили, я бы сказал, какой-то неоднозначный опыт.

- Когда вам было проще - когда вы начинали или сейчас?

Владимир Ткаченко: Сейчас намного проще. Раньше для нас написать альбом это было целое дело. Надо было собраться. Отрепетировать. Придумать аранжировки. Это был какой-то огромный кусок жизни. А сейчас – пошли в студию, отрепетировали, инструменты прописали, спели, свели. Больше стало технической работы. Меньше всяких ненужных переживаний. В этом смысле проще. И мы ввязались в эту историю с краудфандингом. Я считаю, что не зря ввязались.

- Краудфандингом?

Владимир Ткаченко: Есть такая компания planeta.ru, которая занимается сбором денег. Поклонники переводят деньги. Т.е. не просто переводят, а покупают какие-то подарочные лоты, в зависимости от мероприятия. Это может быть концерт, альбом. Вот мы собираем деньги на новый альбом, 50% уже собрали.

- Вы говорите, что вам не нужны никакие конкурсы. И так все стабильно. Но ведь обычно всегда хочется чего-то большего. Или вы те люди, которые готовы на чем-то остановиться и не искать дальше?

 Максим Кучеренко: Да, конечно есть элемент азарта. Хочется взорвать. Тем более есть YouTube.  Хочется встречаться с реальностью и делать метафору и открывать мир для людей через какие-то свои собственные удивления.

- Все еще получается удивляться?

Максим Кучеренко: С каждым годом все больше. В каких-то мелочах самые удивительные вещи. Человек человека удивляет. Честно говоря, меня раздражают политические, крупномасштабные события. Для меня источник удивления не интернет, не телевизор, а человек.

- Вы живете в России уже тринадцать лет. Уже подстроились под темп жизни в Москве? Юг Украины, а тем более курортный Крым, по-моему, намного легче энергетически.

Владимир Ткаченко: Нет, нелегко. Тяжело. Москва быстрый город. Но, за тринадцать лет можно научиться чему угодно. Это очень большой срок. Естественно, мы уже прижились в Москве.

- А чувствуете себя уже москвичами или по-прежнему крымчаками, южанами?

Владимир Ткаченко: Мы космополиты, о чем не устаем повторять и говорим с гордостью.