Маркус-Вольф Хавкин: борец со смертельными эпидемиями и поборник духовных скреп

160 лет назад, 15 марта 1860 года, в Одессе родился Маркус-Вольф Аронович Хавкин — знаменитый эпидемиолог, благодаря которому жить на земле стало куда безопасней, чем раньше.

Родился мальчик, которого звали то Маркусом-Вольфом, то Владимиром, то Вальдемаром, то Мордехаем-Вольфом, в семье учителя одесского еврейского казенного училища Арона Хавкина. Там же преподавал иврит и его дед по матери — Давид-Ицхак Ландсберг. Вскоре после рождения его семья переехала в Бердянск, где Маркус-Вольф семи лет от роду лишился матери. Правда, это не помешало ему выучиться в гимназии. Когда же пришла пора сдавать экзамены в университет, то выбор был понятен — нужно ехать в Одессу.

В 1879 году он поступил на факультет естествознания Императорского Новороссийского университета. А как же с антисемитизмом, спросите вы. Да, были процентные нормы, но не было таких специальностей в университетах, куда бы евреев не принимали совсем. Это в разгар советской дружбы народов такое себе могли позволить в МГИМО и на некоторых специальностях Киевского госуниверситета им. Шевченко, а тогда ставили барьеры разной степени проходимости.

В Черте оседлости, куда входили Новороссийский, Варшавский и Виленский университеты — меньше препятствий, за ней в нестоличные Киевский, Харьковский и Казанский — больше, а уж в столичные Московский и Петербургский — почти нереально.

И время было тогда не самое располагающее молодые умы к учёбе. Ведь был иной путь, куда более короткий и рискованный — в революцию и терроризм.

Как раз в тот самый год, когда Хавкин стал студентом, в Харькове купеческий сын Гольденберг пристрелил губернатора кн. Д. Н. Кропоткина и во всю готовилось цареубийство.

Маркус-Вольф тоже увлёкся народничеством, дважды изгонялся из университета и арестовывался как неблагонадёжный, но когда речь пошла о его вовлечении в террор, то вообще отошел от всякой политической деятельности.

Соученики рассказывали, что однажды, когда он сидел за микроскопом, к нему ворвалась полиция, подозревавшая его в революционной деятельности. Хавкин не шевельнулся. «Ищите что хотите, — пробормотал он равнодушно, — только не мешайте мне работать». Три его ареста, последовавших один за другим, не закончились судом и каторгой: у охранки не было улик, доказывающих причастность беспокойного студента к террору, а подбрасывать оружие и взрывчатку, как ныне любят делать в СБУ, тогда еще не научились.

На факультете Хавкину несказанно повезло с научным руководителем. Возможно, попадись ему какой-либо «книжный червь» или кондовый юдофоб, то его ждала бы каторга, если не петля, но он учился у будущего нобелевского лауреата Ильи Ильича Мечникова.

Этот потомок харьковских помещиков уж никак не мог быть антисемитом. Его отец Илья Иванович в молодые годы жил в Петербурге, где поразил свет своим браком — женился не на ровне и даже не «по-соседски», как принято среди слобожанских дворян, а на дочери еврейского публициста из Варшавы, перешедшего в лютеранство, Эмилии Львовне Невахович.

Революция молодого профессора Мечникова также не привлекала. А вот его старший брат Лев Ильич повоевал за объединение Италии вместе с Гарибальди, а потом участвовал в работе Интернационала вместе с Марксом и Энгельсом.

Но Мечников не довёл своего студента Хавкина до диплома и уехал в Париж к Луи Пастеру. В 1884 году в родном университете он получил кандидатское звание, но — как «стороннее лицо», иными словами, экстерном. Университетское руководство, стремясь открыть талантливому студенту дорогу к научной карьере, предложило Хавкину стать выкрестом — перейти в христианское исповедание, что значительно бы облегчило жизнь молодого ученого.

Но он отказался, и, защитив диплом и поработав лаборантом в зоологическом музее Одессы, уехал за границу, сначала в Швейцарию, приват-доцентом в Лозанну и Женеву. Доктор Гилель Яфэ, знавший его тогда, писал: «В молодости он был совершенно нерелигиозен; в Женеве он не соблюдал и праздников».

В 1889 году он по рекомендации Мечникова стал сотрудником Пастеровского института в Париже. Там он был принят на вакантное место помощника библиотекаря. А уж потом главным направлением работ Хавкина являлась защита человеческого организма от инфекционных болезней с помощью сывороток и вакцин. «

У Мечникова, у Пастера я согласен работать просто лаборантом», — говорил Владимир Хавкин. И там он пошел на прорыв. 9 июля 1892 года он презентовал испытанную на себе сыворотку против холеры и заявил, что она безопасна для человека. Когда эта болезнь снова пришла с эпидемией в Европу, правительства России, Испании и Франции отказались от предложения Хавкина воспользоваться его изобретением.

Государственные мужи рассудили так: население плодится бешеными темпами, а если будет убыль, то оно быстро восстановится, как писал священник Томас Мальтус еще в 1798 году.

Однако на родине Мальтуса, в Великобритании, трудами Хавкина заинтересовались и предложили ему неограниченное поле для клинических испытаний. Нет, не на самих Британских островах, а в колониях, вернее, в Индии. Там населения много, и его не жалко — пусть доктор Вальдемар Хавкин пользует на опыты в любых количествах. Если поможет — прекрасно, меньше представителей имперской администрации подхватят заразу от туземцев.

Хавкин в лаборатории Мечникова, 1892

В начале 1893 года Хавкин отправился в Калькутту в качестве государственного бактериолога и немногим более чем за два года, наладив там производство вакцины, лично поучаствовал в вакцинации свыше 42 тысяч человек. Прививки вакцины Хавкина стали после этого массовыми и применяются в улучшенном виде до сих пор.

С помощниками, преимущественно туземными, он, кочуя от одной деревни к другой, месяцами не вылезал из джунглей. Сам вид медицинского шприца с длинной стальной иглой вызывал у местного населения смертельный ужас. У доктора Хавкина было лишь одно наглядное средство уговора, и он прибегал к нему раз за разом: снимал сюртук и на всю длину иглы всаживал шприц себе в живот. Это действовало. После двух лет каторжного труда смертность в охваченных эпидемией районах снизилась на три четверти.

В 1896 году Бомбей и его окрестности поразила Эпидемия чумы. Там Хавкин в кратчайшие сроки создал первую эффективную противочумную вакцину, снова доказал её безопасность вначале на себе, а затем в течение нескольких лет лично участвовал в вакцинации населения.

Отчеты представителей ряда стран (в том числе России, Германии, Франции и Италии), направленных их правительствами в Индию наблюдать за эпидемией чумы, о поразительных результатах использования вакцины Хавкина способствовали её всеобщему признанию. Созданная Хавкиным в Бомбее противочумная лаборатория стала впоследствии крупнейшим в Южной и Юго-Восточной Азии исследовательским центром по бактериологии и эпидемиологии и с 1925 года носит его имя — «махатмы Хапкина», как говорят местные жители.

Первый президент Индии Раджендра Прасад, хорошо знавший его лично, отметил: «… мы в Индии премного обязаны доктору Хавкину. Он помог Индии избавиться от основных эпидемий — чумы и холеры».

В 1897 году королева Виктория как императрица Индии наградила Хавкина Выдающимся орденом Индийской империи. В честь него в Лондоне был дан приём, на котором присутствовали крупнейшие английские медики. С приветственным словом выступил знаменитый хирург Джозеф Листер. Поблагодарив Хавкина за все то доброе, что тот сделал для Индии и тем самым и для Великобритании, он заметил, что из всего гнусного, что есть в мире, самое отвратительное — антисемитизм. Антон Павлович Чехов тогда же сказал о докторе Хавкине: «Это самый неизвестный человек».

В 1915 году он окончательно уехал из Индии и в английском военном министерстве руководил прививками для английских солдат, которые отправлялись на Первую мировую войну. Британские войска, участвовавшие в боевых действиях на фронтах Первой мировой войны, впервые получили прививку тройной вакцины (против брюшного тифа и двух основных разновидностей паратифа).

Последние годы Хавкин прожил в Париже и Лозанне, посвятив себя, подобно деду по матери, соблюдению заповедей иудаизма. Тогда он написал свою статью «Апология ортодоксального иудаизма», в которой он подчёркивает, например, полезность кашрута:

«Есть немало ценных обычаев и законов, которые выполнимы в любой современной ситуации. Выполнимы и полезны. К примеру, последние микробиологические исследования показали, что туши животных, предназначенные в пищу человека, следует обескровить. Именно кровь после убоя становится рассадником микробов, которые вызывают гниение мяса. То же относится к запрету употреблять в пишу мясо, на котором появились пятна. Эти пятна, как засвидетельствовал микроскоп, скопления личинок паразитов».

Он критикует моду на пренебрежение религией и традиционной одеждой. Хавкин противопоставляет строгих и успешных сикхов европейским евреям, которые «охотно потакают юным ниспровергателям религиозных законов и традиций, хотя ясно, что этот процесс проник уже в самую сердцевину национального организма. Дети отрицают веру и ломают скрепы, а отцы видят в этом всего лишь проявление свободы «эмансипированного» поколения и поощряют подражание гойской суете, которая неопытным юным глазам представляется вершиной культуры».

При этом он подчёркивает, что религия и наукой не находятся в антагонизме друг к другу:

«Из всех религиозных и философских представлений лишь иудаизму — вере, объединяющей евреев, — не нанесен ущерб в результате прогресса научных исследований. Скорее наоборот — она укрепила себя и подтвердилась вплоть до самого своего базиса. Наука совершает свое движение по бесчисленным тропам медленно и постепенно, — но чем дальше она продвигается в исследовании флоры и фауны, в анализе фундаментальных явлений тепла, света, магнетизма, электричества, химии, механики, геологии и астрономии, тем основательнее она подходит к выводу о существовании во вселенной силы без начала и без предела. Силы, которая предшествовала всему сотворенному и пребудет после его исчезновения».

Хавкин проводит вакцинацию в Калькутте, 1893

Образ жизни, который вёл Владимир Хавкин, был предельно скромен, даже аскетичен. Свои средства, благодаря высокому жалованию ставшие состоянием, он тратил на филантропические цели, анонимно помогая благотворительным обществам и просто нуждающимся.

Долго прожив в Индии и испытав на себе, как когда-то сыворотки, британские колониальные порядки, он не верил, что мандат на Палестину даст евреям улучшения по сравнению с османским владычеством на этих землях. Поддерживая идею воссоздания еврейского государства в Земле Израиля, Хавкин утверждал, что еврейским оно окажется лишь в том случае, если будет основано на религиозных принципах. Он открыто говорил о разочаровании, которое ждёт евреев, и многие его печальные предсказания со временем оправдались.

В 1920 году он становится членом центрального комитета Всемирного еврейского союза — первой международной еврейской организации, основанной в 1860 году и преследовавшей филантропические и просветительские цели. На этом посту Хавкин боролся с ассимиляторскими тенденциями, защищал гражданские права евреев в странах Восточной Европы, где новые националистические власти не стеснялись своего антисемитизма. По его поручению Хавкин едет в Советскую Россию, Польшу и Литву.

По возвращении из поездки он охотно рассказывал следующую историю.

«В России меня сопровождали Реувен Брайнин с женой. Приехав в одну из еврейских сельскохозяйственных колоний, я, к великому моему сожалению, обнаружил, что основной источник ее доходов — разведение скота, мясо которого запрещено к употреблению еврейской религией… На проводы пришло много колонистов, окруживших наш автомобиль. Смотрю — Брайнин, во исполнение местного обычая, начал лобызаться с председателем колонии. Облобызавшись с Брайниным, этот молодой крестьянин хотел поцеловаться и со мной. Но я ограничился рукопожатием, заметив: "От губ, запачканных свининой, поцелуя не желаю"». В 1926 году он в последний раз побывал в Одессе.

Опубликованная в 1930 году британским правительством «Белая книга», резко ограничивавшая въезд евреев в подмандатную Палестину, совершенно его ошеломила, хотя сам он давно предсказал примерно такой оборот событий.

Владимир Хавкин умер в Лозанне 28 октября 1930 года. После его смерти банк сообщил, что фонд вспомоществования ешивам (духовным училищам) имеет на своем счету 1 568 852 швейцарских франка (около 300 тысяч долларов). «… Я поместил в банк деньги в форме ценных бумаг. Проценты от этих средств следует отчислять в фонд помощи изучению иудаизма. Помощь должна оказываться в виде субсидий ешивам и начальным религиозным школам (талмуд-тора) в Польше, Галиции, Румынии, Литве, Венгрии и других странах Восточной Европы», — писал он в своём завещании.

Украина.Ру