Далёкая и близкая война

15 февраля - 24 годовщина вывода советских войск из Афганистана

         Так случилось, что многим ребятам в 80-е годы довелось побывать на непонятной нам войне в малоизвестной стране Афганистан. Эта война была от нас далёка и географически, и по смыслу - кто за что воюет. В то же время она была очень близкой, ведь может быть именно твоему брату, а может сыну вынесут завтра приговор - служить в Афганистане, который как минимум на два года превратит все остальные события жизни в ничего не значащие.

         Тогда, в 80-е годы, нам в школе рассказывали, что наши солдаты помогают афганскому народу защитить социализм. Что если мы не поможем, страна будет капиталистической, и тогда в любой момент оттуда на территорию СССР могут ворваться танки. Вот и всё, что мы тогда об этом знали.       Понять эту войну сложно и сейчас. Ведь история, как известно, - женщина продажная. Поэтому информация в разное время преподносятся по-разному, в угоду тем или иным правителям или просто в угоду моде.Если верить современным историкам, нашим ребятам пришлось участвовать в борьбе двух афганских лидеров - просоветского Бабрака Кармаля и проамериканского Хафизуллы Амина.

Врач-травматолог   Андрей Дубровский - участник этой войны - рассказывает о ней просто, без сантиментов, глядя собеседнику в глаза.

- Я знаю, что на афганской войне вы были в качестве фельдшера. Вас призвали через военкомат на срочную службу?

- Да, это было в 1983 году. Я как раз закончил Свердловское медицинское училище и получил квалификацию фельдшера.

- Вы знали, что вас везут на войну? У вас была возможность отказаться воевать?

- Куда везут, не знал. Выяснилось это уже в части (Туркменистан, г. Керки). А тех, кто решил бы отказаться от этой "почетной обязанности", как это записано в Конституции, ждала тюрьма. Ну, ещё один вариант - попасть в психушку. Вообще, герои войны, будь то Герой Советского Союза или японский самурай - это, как правило, люди, попавшие в такую ситуацию, когда выбор невелик: умереть достойно или умереть с позором. Так и в Афганистане. Выбора не было. Тех, кто сдавался в плен, ждала страшная смерть, например, от перерезанного горла. Лучше уже погибнуть от пули.

- Что вам рассказывали об этой войне в части, ведь у вас были политзанятия?

- Политзанятия были, но что рассказывал замполит, не помню. У меня вообще служба запомнилась как-то фрагментами, многие эпизоды напрочь выпали из памяти. Но вообще-то, ребята воевали не потому, что наслушались пафосных фраз на политзанятиях. Война - это тяжелая и грязная работа, никому не пожелал бы познать её лично. Но раз уж мы попали туда, нужно было воевать, как того от нас требовали. Мужчина всегда должен оставаться мужчиной - любить свою семью, свою страну, быть защитником, выполнять приказы. Что мы и делали, не вдаваясь в дебри политики.

- В чем заключалась ваша служба? Вы как фельдшер занимались только медициной или тоже брали в руки оружие?

- Конечно, брал и стрелял из него в противника. На территорию Афганистана нашу десантно-штурмовую манёвренную группу забрасывали с вертолётов. Таких боевых вылетов за время службы было у меня 32. Типичные боевые задачи, которые ставили перед группой - взятие укрепрайонов противника или обеспечение безопасности прохождения нашей транспортной колонны в направлении Кабула. То есть, мы должны были высадиться там, где будет проходить колонна, занять определённые высоты, прочесать кишлаки, выявить и уничтожить банды душманов и таким образом обеспечить безопасность нашей колонне. Действовали по четко отработанной схеме. Например, чтобы быстро уничтожать банду, пока она не успела укрыться, у каждого был порядковый номер, в кого он целится. У меня был первый номер, и я открывал огонь. Стрелять я должен в первого человека слева, если огонь ведётся в три ствола, значит следующая моя цель - четвёртый человек. Таким образом, за секунды удавалось расстреливать целые банды. Но ещё до первого выстрела нужно выждать удобный момент, чтобы место хорошо просматривалось, чтобы бандиты отошли от двери как минимум метров на 150-200, тогда они не успеют скрыться в помещении. И пока выждешь этот момент, можно многое услышать в наушниках: "Андрей, твою… , почему не открываешь огонь?"

- Перед боевыми действиями вам наливали спирт, как во время второй мировой?

- Нормы снабжения с тех времён не менялись, но спирт мы не пили. Срабатывало элементарное чувство самосохранения. Когда ты знаешь, что в любой момент можешь оказаться в перестрелке, нужно, чтобы были ясные мозги. Иначе тебя просто сразу уничтожат. Нетрудно было в Туркменистане и наркотики достать, но мы их не употребляли по той же причине. Когда возвращались с задания, дня три нас не трогали, кто хотел, мог напиться. Выбор был небольшой - водка или шампанское. Но поскольку местная водка была из нефтепродуктов, это была редкостная гадость. Предпочитали шампанское. Потом снова начинались армейские будни: физподготовка, теоретические занятия, учебная стрельба, учебные прыжки с парашютом, их особенности в горах и в пустыне, строевая подготовка… До следующего вылета.

- Ещё и строевой подготовкой вас загружали. К чему она там?

- Не согласен. Строевая подготовка - основа четкого взаимодействия между солдатами и основа дисциплины. Без этого нельзя.

- А ещё, наверное, нужна большая психологическая подготовка. Ведь вам нужно было стрелять в живых людей.

- Да нет, никакой такой особой подготовки не было. Я считаю, что в этом плане существует две психологии. Психология убийцы - это из разряда психической патологии. И психология охотника, именно это нами двигало. Ведь человек понимает, что если не выстрелишь ты, то выстрелят в тебя. Конечно, странно было осознавать, что вот этот человек, который у тебя сейчас на мушке, уже приговорён. Он идёт, о чем-то думает, органы его тела неустанно и слаженно работают, обеспечивая жизнь, но ты понимаешь, что ещё секунда, и его нет. Но я уверен, что никого зря не убил. Я не стрелял в женщин, идущих с тяпкой в огород, я убивал только тех, кто так же охотился на меня, как и я.

- Местное население, видимо, делилось на тех, кто соблюдал нейтралитет и тех, кто участвовал в боевых действиях…

- В общем, да. Но не всегда это было ясно. Днём этот человек может быть до мозга костей мирным, а вечером взять автомат и выстрелить в моего друга.

- Вам как медику часто удавалось спасать жизни или ранения чаще были смертельными?

- Очень много ранений было в голову, а здесь медицина, как правило, бессильна. Хотя в любом случае делал всё, что должен. Моя санитарная сумка хотя и была большой, но в ней было только самое необходимое. Все медикаменты и материалы, которые предписывалось использовать при ранениях просто бы в неё не поместились, потому что разновидностей ран много. В мои обязанности входило вынести раненого с опасного участка, оказать первую медицинскую помощь и обеспечить следующий этап эвакуации, который мог наступить через много часов, через сутки.

- Но после эвакуации можно было рассчитывать на качественную медицинскую помощь?

- Качественная медицинская помощь оказывалась уже на поле боя. Мы ставили капельницы с раствором кровезаменителей тем, у кого были большие потери крови, и это зачастую спасало жизнь. Мы тогда впервые стали прямо на поле боя пережимать повреждённые кровеносные сосуды, чтобы остановить кровотечение. Были, правда и отдельные случаи, когда человек мог умереть из-за плохой квалификации фельдшера, который в экстремальной ситуации не смог попасть в вену и поставить капельницу. Такая цена была за двойки в медучилище, за то, что люди не вовремя понимали, какую профессию они выбрали. Так однажды погиб мой друг. А с теми, кто вернулся со службы, мы до сих пор поддерживаем тёплые отношения. С людьми, от которых зависела твоя жизнь и чья жизнь зависела от тебя, остаются особые родственные чувства навсегда.

Алла ТКАЧЕНКО.

Война – тяжелая работа, причем работа грязная и в моральном, и в духовном, и в физическом смыслах. Чего стоит сухой, раскаленный ветер, дующий в лицо, не несущий в себе ни свежести, ни прохлады, оседающий килограммами пыли на броне. Песок, текущий ручьями за голенища сапог, за воротник ХБ, за пояс штанов. Прилипающий к мокрым от пота одежде и телу, непрерывно растирающий и режущий его. Ближайший душ - за двести верст, через неделю, к нему сорок минут вертолётом.

Из записок А. Дубровского.