|
#
|
Дневник Константина
18 – 23 дни голодного поста
|
|
18
день поста
|
С утра Серёга глянул
профессионально-проницательно на меня с Голтисом и крякнул удовлетворённо:
«Вот теперь вы в кондиции». Подготовили камеру, штатив не потребовался:
интервью будем давать лёжа - прямо на ложе центральной каюты.
Голтис не любит интервью по утрам - нужно побриться и привести себя в
порядок. Но для съёмок лучше быть «в собсвенном соку». Заставили-таки мы с
Серёгой Голтиса дать интервью «без макияжа». Пришлось снимать в центральной
каюте, где шагу некуда ступить, плохой свет и свалка личных вещей. Голтиса
поместили на ненавистное ему бессонное ложе. В кадре только голова на
подушке. Чёрная майка, чёрная бандана, слабый свет, небритость - выглядит
трагично. Говорил Голтис, что страдает от болтанки и бессоницы. Голод и жажду
перенести легко, но не бессоницу. Киносъёмка перешла в фотосессию.
Андрея разбудили и буквально вытащили из берлоги на носу, откуда он почти
никогда не выходит. Он сравнил нас с моряками Колумба. Тем было лучше: больше
пространства, больше общения, больше разнообразия. Но и хуже: не знали - куда
идут.
Я говорил, что вернулся в сухой пост, потому что перестал ощущать голод и
жажду, и почти позабыл, что мы голодаем, если б не лёгкая слабость и не озноб
временами. Словом: пора пригрузиться. А в целом - ощущаю невиданную лёгкость
и вдохновение, во время купанья за бортом сегодня наслаждался тем, как тёплые
волны смывают с тела невидимые покровы, словно скатываются с меня старые и
ненужные одежды. То же чувство я ловлю, стоя на носу «Гаруды» или лёжа на дне
перевёрнутой лодки: ветер сдувает напряжение, болезни, обрывки лежалых обид,
ожесточений, комки гнева и зависти.
Сегодня первый пляжный день. Наконец-то тропики! Пролежали с Голтисом пару
часов на чёрном горячем днище перевёрнутой лодки совершенно голые. Солнце
жжёт - ветер студит. Так можно лежать бесконечно!
Голтис читает:
Ваше тело просит воды. Ф.Батмангхелидж
|
|
19
день поста
|
С утра слабость: еле заставил себя
подняться. Голтис такой же. Трудно даётся в этот раз сухой пост! Промыл
желудок пресной водой с лимоном - литра полтора.
Минут 10 полоскался в водовороте за кормой. Когда удастся расслабиться,
разгружается всё тело - грудь, поясница, ноги. Словно снимаются гири.
Так легко движется и думается, словно я только что на свет народился. Для
полной стерильности надо постричься. «Только не на кокпите, - возражает
капитан, - волос будет меньше». Пробираюсь вдоль правого борта на нос по
раскачивающейся палубе. «Погоди, Костя, камера почти готова!» Голтис берётся
за машинку. Скользнули бурые ошмётки по белой палубе, по красному борту
лодки, да и развеялись над серебряными волнами. Голова теперь - как колено.
«Ты совсем теперь, как подросток, Костя» - смеётся Серёга из-за камеры.
Засняли схватку в шахматы между Андрюхой и Адриааном: полчаса азартнейшего
сражения с диалогом на русско-английском языке. Каждый говорил на своём,
обращаясь к другому. Оба друг друга прекрасно понимали. Андрюха победил
дважды. Врач почему-то удивился.
Голтис читает:
Православие и религия будущего. Иеромонах Серафим (Rose)
Часов 5 валялся на лодке. Сначала совсем нагой, потом одел трусы и ветровку,
чтобы не сжечь непривычные солнцу части тела. На палубу то и дело выносит
летучих рыб, где они быстро высыхают до состояния тарани. Серёга съел одну -
очень хвалил. Попробовать бы! Но я не Ален Бомбар: у меня теперь другая
задача. К вечеру стало прохладно. Ушёл в кают-компанию. Там поствили крутить
звериного детектива Эйса Вентуру, и я скоро заскучал. Смотреть игровое кино -
не для меня. Иллюзорный мир.
Куда интересней на палубе под звёздами:
Римских ночей полновесные слитки,
Юношу Гёте манившее лоно.
Пусть я в ответе, о я не в убытке:
Есть многодонная жизнь вне закона.
|
|
20
день поста
|
Голтис начал пить воду после полуночи.
Доктор доволен.
С утра дождит - сидим в кают-компании, Адриаан:
«В Ванкувере всегда такая погода, представляешь?»
Не то в Йоханнесбурге: на родине-то у тебя всегда солнечно.
У Андрея кризис. Он просто не может встать и выйти из каюты. Вижу его ноги,
заваливающиеся то вправо, то влево по мере того, как бросает то вправо, то
влево яхту волной.
Я бодр, однако после утреннего купания за кормой долго писать не смог. Ушёл
спать в каюту. Голтис купался со мной. Греться-загорать не пошёл. Пристроился
в уголке дивана кают-компании. Смотрит фильмы ВВС о природе.
Закатное интервью на носу «Гаруды».
Андрей: цель экспедиции - пересечь океан без еды, и потому он начнёт выход из
голодания, как только увидит землю, если это и произойдёт раньше, чем на 40-й
день.
Я: я не голодаю, но держу пост, а пост длится 40 дней, и я приложу все силы,
чтобы выдержать его до конца - 40 дней, независимо от того, когда «Гаруда»
придёт в Америку.
Голтис: мы должны показать возможности человека, а 40 дней - это предел
«здорового» голодания, и потому мы должны их обязательно выдержать.
ВДАЛИ
Растёт из бездны парус плавником.
Семь сфер пронзённых вертятся на мачте.
То здесь, то там сбиваются от качки
Неузнанные звёзды в солнце-ком.
Друг друга режут мышца и канат,
А голоса взывают: «Оставайся».
Не тает воск, утроена прикрутка.
Улов сетчатки: розовое утро
И веком в око загнанный закат.
Покрякивает ветер: «Проходи»,
И вот уже свободны руки-ноги,
И парус-лист приклеен к горизонту,
И парус-лист опал, и пусто в бездне,
И смотрится безморье-безнебесье
Двойною скорлупой и от светил
Темным-пестро.
Адриаан читает книгу «Out Of Africa» - скучает по родине!
|
|
21
день поста
|
Сегодня ночью пересекли
"экватор" поста: миновали 20 дней из 40. Вступили во вторую
половину. За окном кают-компании серое небо, моросит, качает мало.
Трудный выдался денёк. Спал крепко, однако, проснувшись, долго заставлял себя
встать. Сел, привстал - потемнело в глазах. Такое со мною впервые.
Собрался, взбодрился, позвал Голтиса плавать. Снаружи прохладно, надо себя
заставить. Вода теплее воздуха, но сняла ночную лень и истому. Впервые за
весь поход использовал полотенце - не хватило внутреннего тепла, чтобы
обсохнуть, как я привык. И в койку. Не тут-то было. У Андрея сегодня движняк:
«Серёга, заводи, мне есть что сказать в камеру!» Придётся одеться - и на
кокпит. Там Серёга нашёл новую точку: Голтис в левом заднем углу скамейки, я
на корме, Андрей справа, петличка на Андрее. Речь была длинной и яркой.
Андрюха: «Вот ты, Голтис, говоришь: ко мне пришло. Я раньше не понимал. А вот
сегодня ночью ко мне пришло…»
Тема вчерашняя: цель нашего пребывания здесь. Как уже выяснили, целей есть 3,
как есть 3 участника. У Андрея - пересечь океан без еды и воды. У Голтиса -
отстрадать Рождественский пост и показать людям, как предельно долго может
проголодать человек. У меня - выдержать 40-дневный пост. Все цели -
достойные, однако, главная наша задача по мнению Андрея - снять хороший
документальный фильм. А что такое документальный? Это такой, в котором всё
по-настоящему, в котором нет игры и условностей. Зрителю должны быть ясны
наши действия и мотивы. Коль скоро проект называется «Путём Колумба», значит,
о пути в Америку, а не возможностях человеческого организма и не о
православном посте. В фильме «1492: Завоевание рая» кульминация пути Колумба
- его первые шаги по прибрежному мелководью и по песку достигнутой земли.
Испытание закончено. Колумб победил, теперь пришло время награды. Так должно
быть и у EQUITES. Мы должны ступить на первую землю, встреченную по ту
сторону океана, высадиться на неё, разжечь костёр из пальмовых листьев,
закипятить чай, и выпить его. Дошли - заслужили - получили. Это понятно
зрителю, это логично, это сильно. И не нужно, чтобы другие цели мешали
ясности концовки. Если цель твоя - пост, пойди к духовнику, испроси
благословения, запрись в одиночестве и проголодай во имя Господа 40 дней, 50,
или на сколько благословят. Если цель - рекорды выживания, то при чём тут
Колумб и Америка? Андрея поддержал Сергей: фильм должен быть о чём-то одном.
Ни один режиссёр не поразит столько целей одновременно. И так уже возник
разнобой: говорили, что идём без воды до Канар, а потом дружно пьём. Двое так
и сделали, а Голтис продолжил и не пил почти вдвое дольше. Как объяснить это
зрителю? Вот именно, поддержал его Толик, это что - личный рекорд? Слова рекорд
не выдержал Голтис: «Дело не в рекорде, а в том, чтобы показать людям…» - «Не
говори мне это в тысячный раз, Голтис!» И долго выяснялся вопрос, что
говорило в Голтисе - гордыня или самоотверженность идущего до конца
исследователя. «Я не взлелеиваю собственное эго, я избавился от этого ещё в
23 года» - «Так почему же ты так волнуешься?» И Голтис объяснил, что он не
должен извиняться перед Андреем и Костей за то, что проголодал дольше. Им
двигала ответственность перед командой: за товарищей он волновался больше,
чем за себя, и потому не настаивал на том, чтобы другие постились дольше.
Пусть каждый действует в меру сил.
Спор прервал капитан, заявивший, что бортовой компьютер накрыла волна во
время шквала, что навигатора мы лишены, и потому остаётся нам теперь тыкаться
в пространстве, как слепым щенкам. Гаити мы ещё найдём, а вот Сомбреро и
Анегаду - дудки. Ну что ж - человек предполагает, а Господь располагает.
Значит, идти нам без всяких промежуточных островов прямо к цели - к земле,
где Колумб основал первый город в Америке. Значит, и будет остров Эспаньола
нашей целью, до которой мы пойдём без еды, на которой и отпразднуем - даст
Бог! - нашу победу.
|
|
22
день поста
|
Мечтаем с капитаном о том, как будем
ловить и есть рыбу на Тендровской косе будущей весной. Там тысячи птиц, тм
рыжие мустанги пьют воду из Чёрного моря. Там росли священные дубы Ахиллеса.
Поздно вечером Адриаан сообщает нам, что уходит на нос яхты, чтобы мы не
волновались и не искали его: пришёл час побыть наедине со звёздами. Понимаю.
Отчего в семизвездьи семь звёзд?
- Оттого, что не восемь! - и баста.
Всем за всё воздаётся сто за сто.
Я не верю в закон - больно прост.
Дождь от Бога, от Бога и ложь.
Укажите мне, что не от Бога?
Ты ли, встречная, с кличкой «тревога»,
Что в обмане и в ливне живёшь?
Ты ли, встречная, с кличкой другой?
Я услышу тебя - и забуду.
Снятся к ливню, к обману, и к худу
Имя звонкое, голос глухой.
Если больше не страшно, сними
Имя, голос, лицо, все личины.
Станет ясно, как после кончины:
Я - восьмая звезда из семи.
Адриаан читает книгу (ISBN 0-06-092047-5) о том, как 16-летний калифорнийский
школьник Robin Lee Graham на 8-метровой яхте DOVE совершил кругосветку:
И покинув корабль, натрудивший в морях
полотно,
Одиссей возвратился, пространством и
временем полный.
|
|
23
день поста
|
До сегодня будто шлейф
пасмурно-дождливо-облачной Европы не отпускал "Гаруду" из плена.
Первый "тропический" день. Безветрие. Нет волнения на море. Облака
окаймляют горизонт кругом нас, словно расступились: добро пожаловать,
всадники!
Когда, уничтожив набросок,
Ты держишь прилежно в уме
Период без тягостных сносок,
Единый во внутренней тьме,
И дугами парусных гонок
Открытые формы чертя,
Играет пространство спросонок -
Не знавшее люльки дитя.
Был ароматный и красивый обед.
Мама Толя - так зовут его теперь все неголодари, да и голодари тоже -
поджарил картошку на луке и сале. Красиво! Да и что может быть красивей
жареной картошки! И всё же не так готовят картошку у нас на полтавщине. Вот
послушайте.
Нужно выбрать свежее несолёное сало с немногими мясными прожилками. Не удаляя
шкурку, тонко порезать его полосками вполпальца длиной, вчетверть шириной.
Жарить на среднем огне до тех пор, пока не образуются смуглые, но не жёсткие
комочки. Масло следует слить и в нём на сильном огне поджарить крупно
порезанный репчатый лук так, чтобы снаружи он стал коричневым, но внутри
сохранял сочность. Теперь снять лук со сковороды и отложить в отдельную
тарелку, жир же вылить прочь. Поджаренное сало крепко посыпать красным перцем.
Лук посолить. Пусть теперь ждут своего часа. Молодая картошка для такого
случая не подходит, но и проросшая не для этого. Нужна достаточно упругая,
лучше немного лежалая. Среднего калибра нарезки картошину порезать и бросить
в кипящее неочищенное растительное масло. При жарке три правила: не солить,
не накрывать крышкой, помешивать нечасто, чтобы картофельные дольки успели
дойти до хруста, но и не успели слипнуться между собою. И только когда
ощутите, что больше ожидать не в силах, бросьте на сковороду настоявшиеся с
перцем шкварки и засоленный лук. Хорошенько перемешайте, накройте крышкой и
грейте полторы минуты. Теперь - всё в тарелки, посыпьте измельчённым молодым
чесноком и свежим укропом. Что дальше? Немедленно за стол - и приятного
аппетита! Это картошка по-гадячски. Помните «Ивана Фёдоровича Шпоньку и его
тётушку»? Так вот, жили они прямо напротив того дома, где жила и моя бабушка,
Ульяна Михайловна Сухонос, где рос и я - на такой вот картошке, какую
споконвеку ели казаки в походах и дома.
Капитан достаёт "заначку" - трёхлитровую пластиковую баклажку с
этикеткой "Vino de naranja". Это апельсиновое вино купил я ещё в
Масагоне из любопытства. На берегу апельсиновка была единодушно отвергнута. А
теперь, гляжу, потянулись стаканы к капитанской заначке, и сошло сладкое
рыже-бурое вино за изысканный коньяк.
Андрей сидит на капитанском кресле, высунулся из люка:
"Я нашёл что-то - вон там, на северо-западе! - Андрей оторвал взгляд от
бинокля, - вроде паруса белого небольшого, смотрите, там, под треугольным
облаком".
Апельсиновое вино сделало своё дело. Никак не ждал такого от капитана: завёл
мотор, завернул, двинул на северо-запад. Эх, засиделся народ без событий!
Через четверть часа стало ясно, что это не парус. Белая пластиковая голова с
чёрной кипой на макушке. Это кранец.
"Возьмём с собой, - решает капитан, - Олегу на "Каймане"
пригодится". Подошли вплотную - зацепить не за что. Выловили вручную:
цилиндр 60х30 см. А на нём целый зоосад: краб, икра, ещё краб, и прочая
живность буйствует. "Нет, решает капитан, отпустим". И то: пусть
дальше дрейфует живой узелок по воле ветров и течений - у Господа и о нём
есть замысел.
Небо осыпано незнакомыми звёздами. Капитан достал секстан - такой в точности,
каким пользовался Колумб. И начался урок навигации, увлекательный и сказочный
одновременно. Но повторить его я не в силах. Глядел во все глаза в небо, и
возникали в голове строки:
Были очи острее точимой косы -
По зегзице в зенице и по капле росы.
И едва научились они во весь рост
Различать одинокое множество звёзд.
Наконец-то море спокойно. Впервые с самых Канар я заночевал под небом. Уснул
в спальнике на левой лавке кокпита. Заполночь волнение усилилось, и спать
пришлось вполглаза: с лавки скатываюсь рукой за шкоты, ногой в стол напротив.
Полузавис между лавкой и столом, упершись ногой во что-то полуподвижное.
Чувствую: тормозить можно только коробкой, иначе не впишусь - серпантин-то
крутой, и без столбиков оградительных, и без улавливающих тупиков, и резина
летняя, и дорога мокрая. Вдруг рука меня за плечо и голос Толика:
«Костик, хорош газовать, лихач!»
Вахтенного насторожила неровная работа двигателя: самовольно газанёт и
сбросит обороты. Вот незадача! Проверил Толик всё, что мог - ничего не ясно.
Вышел на кокпит, глядит, а это я, ища во сне опоры, нащупал ногой рычаг газа,
тот, что на корме у штурвала, и, как качнёт волна яхту, как толкнёт меня с
лавки - я жму во сне, подгоняю «Гаруду» поскорее к Америке.
Так бывает почему-то:
Ночью, чуть забрезжат сны -
Сердце словно вдруг откуда-то
Упадает с вышины.
Ах! - и я в постели. Только
Сердце бьётся невпопад.
В полутьме с ночного столика
Смутно смотрит циферблат.
Только ощущеньем кручи
Ты ещё трепещешь вся -
Лёгкая моя, падучая,
Милая душа моя!
Вчера Адриаан подарил мне книгу Adrift об американце, чья яхта затонула между
канарами и Cabo Verde - там, где мы теперь, кажется - и он дрейфовал 67 дней
до Карибов на спасательном плотике.
|