12 ноября: в Харькове родился ректор Московского университета

12 ноября: в Харькове родился будущий ректор Московского университета, над которым насмехался Пушкин

Питомец коллегиума

Отец нашего героя, балаклавский грек Трофим Демьянович Качони прибыл в Харьков, записался в мещанское сословие и открыл винную торговлю в городе, лишь недавно ставшем центром губернии. Здесь и родился его сын Михаил. Отец умер рано, а мать «не без содействия добрых людей» определила своего сына в харьковский коллегиум.

В 1726 году белгородский епископ Епифаний (Тихорский) по просьбе фельдмаршала князя Михаила Михайловича Голицына и с высочайшего разрешения Екатерины I переводит славяно-греко-латинскую духовную школу, основанную в 1722 году и состоявшую при Николаевском Белгородском монастыре, в Харьков. В том же 1726 г. был организован училищный Покровский монастырь, архимандриты которого занимали должность ректора Коллегиума. Училищным монастырь оставался до 1799 года. Сами же классы располагались в доме полковника Леонтия Шидловского.

В 1734 году указом императрицы Анны Иоанновны школа, в которой производилось обучение представителей всех сословий, получила статус Коллегиума.

В Харьковском коллегиуме преподавали поэтику, риторику, философию, богословие, греческий, латинский и русский языки. В 1765 году открыты дополнительные классы по обучению французскому и немецкому языкам, музыке, математике, геометрии, рисования, инженерного дела, артиллерии, геодезии, рисования и строительства.

Вот как вспоминал свою учёбу в коллегиуме подольский губернатор Фёдор Петрович Лубяновский:

«Харьковский коллегиум помещался в большом каменном здании с трубой: так назывался длинный и широкий коридор во втором этаже, по обеим сторонам которого огромные аудитории без печей были ни что иное, как сараи, где зимою от стужи не только руки и ноги, но и мысли замерзали.

На поправку строений, на содержание до 150 студентов в бурсе и на жалование всем учителям от инфимы до богословия 60 руб. был высший оклад; коллегиум получал не более 1500 руб. в год.

Но ни холод, ни голод не охлаждали охоты к учению; привыкали мы, сверх того, к нужде и приучались довольствоваться малым, в каком бы ни были состоянии в последствии времени».

В коллегиуме учились отпрыски лучших старшинских, а потом и дворянских родов Слобожанщины. Некоторое время там преподавал Григорий Сковорода, а затем два раза в год гостил у преподавателя риторики Двигубского. В то время, по свидетельству Ф. Лубяновского, это был «… старик выше среднего роста, в сером байковом сюртуке, в украинской овчинной шляпе, с палкой в руке, по наречию сущий малороссиянин, — показался мне усталым и задумчивым».

«В 1765 г. для светских лиц учреждены даже особые «добавочные классы», где преподавались французский и немецкий языки, математика, геометрия, рисование, инженерство, артиллерия, геодезия. Изучение новых языков шло очень успешно и, не ограничиваясь одной грамматикой, касалось даже и литературы (рекомендовалось, например, читать некоторые из сочинений Вольтера и Руссо). Преподавание отечественного русского языка стояло также очень высоко… Число учащихся в харьковском К. было весьма значительно — между 400 и 800 человеками», — сообщает энциклопедия Брокгауза — Ефрона.

О том, что качество обучения в коллегиуме было высоким, говорит тот факт, что среди его воспитанников были автор непревзойдённого по сей день русского перевода гомеровской «Илиады» Николай Гнедич и два будущих ректора московского университета — биолог Иван Двигубский и историк Михаил Каченовский. Именно на базе коллегиума в 1805 году были созданы университет и мужская гимназия.

В коллегиуме практиковались телесные наказания. Владимир Михайлович Каченовский, сын Михаила Трофимовича, со слов отца сообщал, что «все учащиеся и ленивые, и успевающие подвергались поголовному сечению по субботам, чтобы первые учились хорошо, а вторые не понижали свой уровень в успеваемости. Разумеется, такой оригинальный педагогический прием применялся на деле далеко не в равной степени. Например, для особенно выдающихся прилежанием и благонравием он обращался в одну лишь формальность, подниманием и опусканием розог».

Там, в коллегиуме, Миша Качони и получил русскую фамилию, став Каченовским.

Что касается программы преподавания, то на склоне Каченовский лет считал её «достаточно ограниченной». Говоря об изучении языков, которых он знал девять, Михаил Трофимович высказал следующее: «Я учился языкам самоучкою так: читаю грамматику и разбираю авторов, приискивал слова в лексиконе».

Михаил Трофимович не окончил полный курс, остановился «на пороге богословия».

В 1788 году, как раз в год прекращения учёбы, в Харьков по дороге из Крыма заглянула сама матушка государыня. Будущий профессор и редактор не мог пройти мимо этого выдающегося для губернского города события.

В тот же год недоросль-недоучка был определён урядником в Екатеринославское казачье войско.

Протеже старшего графа Разумовского

Войско это, созданное Григорием Потемкиным, прославилось на войне с турками и отличилось при взятии Аккермана, Килии и Измаила, но юный Каченовский в боях не участвовал.

В 1793 году он переходит на гражданскую службу и поступает в харьковский губернский магистрат в звании канцеляриста, где сначала становится провинциальным регистратором, а затем — губернским регистратором.

В 1795 году умирает его мать, и для Михаила дольше оставаться в Харькове не имело никакого смысла. Как писал сын Каченовского Владимир, «грязная подьячая среда для него была противна и чужда».

Он поступает на военную службу в Таврический гренадерский полк, а затем переходит в Ярославский пехотный полк, в котором в 1798 году произведен в полковые квартирмистры.

Одному из инспекторов показалось, что в Ярославском полку по отчетам не достает пороха, за это отвечал квартирмистр, коим являлся наш герой. Началось следствие, Каченовский был арестован, посажен на гауптвахту. Следствие ни к чему не привело, Михаила освободили через несколько месяцев, но этот инцидент подтолкнул его к тому, чтобы покинуть военную службу, что он и сделал в 1801 г.

Еще находясь под арестом, Каченовский углубился в науку, учебные пособия ему поставлял Сергей Глинка, будущий известный писатель и издатель журнала «Русский Вестник». Знакомство с трудами князя Михаила Щербатова натолкнуло Михаила Трофимовича на идею о рассмотрении источников по русской истории с критической точки зрения.

Вскоре Каченовскому удается поступить библиотекарем к отставному сенатору и тайному советнику, графу Алексею Кирилловичу Разумовскому, впоследствии — попечителю московского учебного округа, а с 1810 г. — министру народного просвещения. Богатая библиотека старшего сына малороссийского гетмана утолила жажду знаний юного отставника.

В 1805 году М.Т. Каченовский получает степень магистра философии, не имея не то, что высшего, но даже и полного среднего образования. 12 сентября 1806 года Михаил Трофимович становится «доктором философии и изящных наук», 20 ноября 1808 года советом московского университета произведен в адъюнкты.

Тогда доктора наук приравнивались к VIII чину табели о рангах. Таким образом, Каченовский стал коллежским асессором и получил право на потомственное дворянство. Сначала адъюнкт Каченовский читал в университете курс риторики, а затем, как только его благодетель граф Алексей Кириллович был назначен министром, он становится профессором кафедры теории изящных искусств и археологии. И уход от дел его благодетеля, и отставка старшего сына гетмана никак не поколебали позиции Каченовского.

«Ясный и трезвый природный ум и деловитость, приобретенная на службе, не могли заменить Каченовскому школьной подготовки. При всей своей разнообразной начитанности он не мог сделаться самостоятельным ученым ни в одной из тех отраслей знания, которых ему так много пришлось переменить в течение своей профессорской карьеры. Тоже приходится сказать и о занятиях Каченовского русской историей, его любимым предметом, к которому он всего охотнее возвращался», — писал о нём в энциклопедии Брокгауза — Ефрона историк и политик Павел Милюков.

Среди учеников Каченовского был и поэт Фёдор Тютчев, написавший такой шутливый диалог:

Харон.
Неужто, брат, из царства ты живых —
Но ты так сух и тощ. Ей-ей, готов божиться,
Что дух нечистый твой давно в аду томится!

Каченовский.
Так, друг Харон. Я сух и тощ от книг…
Притом (что долее таиться?)
Я полон желчи был — отмстителен и зол,
Всю жизнь свою я пробыл спичкой…

Но Каченовский не спешил воспользоваться лодкой Харона.

В 1809 году он женился на Амалии Христиановне Бауер, дочери лекаря российско-американских кампаниях и уроженки Гамбурга. Всего у Михаила Трофимовича было шестеро детей и только трое пережили родителей. Первенца назвали Григорием, крестным отцом которого стал В. А. Жуковский. Младший, Владимир, родился, когда его отцу был 51 год. В историю Владимир Каченовский вошел не столько тем, что 1845 г. был сослан рядовым на Кавказ за то, что во время выступления балерины Андреевой бросил ей на сцену дохлую кошку, а прежде всего как друг Достоевского с раннего детства и до последних дней.

Затем М. Т. Каченовский преподавал и русскую историю (впервые в России в виде стройного курса), и дипломатию, и то, что ныне называется славяноведением. Особенно усилились позиции Каченовского в университете, когда ректором стал учившийся в харьковском коллегиуме на четыре года ранее нашего героя Иван Двигубский. Спустя три года после кончины своего однокашника и старшего товарища, в 1836 году, по предложению министра Сергея Уварова, Михаил Трофимович уже сам возглавил университет и руководил им до самой смерти.

В этот период в университете защищена первая в России докторская диссертация по математике, начали читать лекции Тимофей Грановский и Карл Рулье. Освящена была при нём домовая церковь св. Татианы, окончено строительство химической лаборатории.

«Как! жив ещё Курилка журналист?»

В 1805 году Каченовский становится главным редактором издававшегося московским университетом журнала «Вестник Европы», сменив Николая Карамзина. Лишь на год (1808-1809) он уступил редактирование Василию Жуковскому, до 1811 года они руководили журналом вдвоём, а затем девятнадцать лет, до самого закрытия, Каченовский никому не уступал это место. Издание притормози лось лишь во время эвакуации 1812 года в Нижний Новгород.

«Вестник Европы» стоил от 12 до 30 рублей за номер. Тираж журнала составлял 1400-1600 экземпляров, то есть попадал в руки практически всей тогдашней образованной публики. По сути, в правление Александра I и первые пять лет царствования Николая I это издание было основным источником формирования круга чтения в России.

В журнале можно было прочитать и стихи, и записки путешественников, и прозу. Манера изложения материала была доступна и понятна читателям. Там выходили в русском переводе труды Шатобриана, мадам де Сталь и Вальтера Скотта. На страницах издания шли заочные споры об отличии заокеанского рабства и доморощенного крепостничества, о жизнеспособности государственности бывших испанских колоний.

С 1830 г. «Вестник Европы» прекратил свое существование. По словам Виссариона Белинского, «он (журнал — прим. автора) всегда оставался одним и тем же, не изменялся и жил до последних сил. Это была борьба, сложная и достойная уважения. Его убило время, а не противники, а потому смерть его была естественная, а не насильственная».

В историю Каченовский вошёл как необычайно желчный и зловредный старик.

Причём и прогрессисты, и охранители боялись его в равной степени. Этому способствовал скептический метод в изучении русской истории. Каченовский считал, что «для науки нет ничего приличнее, как скептицизм, — не поверхностный и легкомысленный, но основанный на сравнении текстов, на критике свидетельства. Исследывайте, сомневайтесь, изъясняйтесь сами, если имеете довольно мужества; ибо нет необходимой надобности верить всему, даже в истории Ромула… Народы любят освящать свое младенчество сверхъестественными происшествиями, божественными посредничествами, или даже одними лишь воспоминаниями о доблести и славе предков, которыми как бы возвеличивается судьба отечества…».

В 1818-1819 гг. в «Вестнике Европы» публикуется знаменитая рецензия М.Т. Каченовского (за подписью «Ф») на труд Н.М. Карамзина «История государства Российского» (сам труд публиковался в этом журнале) под заголовком «От киевского жителя к его другу».

Каченовский считал труд Карамзина одним из лучших произведений, популяризирующих отечественную историю, но при этом осуждал патриотическую интонацию писателя в ущерб объективности историка и подчеркивал некоторую преждевременность написания академической истории, пока исторические памятники не очищены научной критикой.

Ученик Каченовского, писатель Иван Гончаров писал, что профессор терпеть не мог никаких мифов в истории и «начинал лекции русской истории с Владимира, предупредив нас, что он не станет повторять басен, которые мы слышали в школе, например, об оригинальном мщении Ольги за смерть Игоря, змее, ужалившей Олега, о кожаных деньгах… Он отвергал также подлинность «Слова о полку Игореве», считая его позднейшей подделкой, кажется XIV века, о чем однажды вошел в горячий спор с Пушкиным, которого привез на лекцию Уваров».

Пушкин горячо отстаивал подлинность «Слова», в который Михаил Трофимович «вонзал… свой беспощадный аналитический нож». В молодости поэт писал злые эпиграммы на Каченовского, самая мягкая из которых датируется 1825 годом:

Как! жив ещё Курилка журналист?
— Живёхонек! всё так же сух и скучен,
И груб, и глуп, и завистью размучен,
Всё тискает в свой непотребный лист —
И старый вздор, и вздорную новинку.
— Фу! надоел Курилка журналист!
Как загасить вонючую лучинку?
Как уморить Курилку моего?
Дай мне совет. — Да… плюнуть на него.

И вот в 1832 году он посетил лекцию объекта своих насмешек. Причём побывал в обществе не кого-либо из лицейских друзей, а будущего министра Сергея Уварова, зятя бывшего министра гр. Алексея Разумовского.

При этом сочинения самого Пушкина Каченовский оценивал высоко. Вскоре после смерти Александра Сергеевича он назвал «Историю пугачёвского бунта» «превосходным образцом исторического изложения».

Профессор Михаил Погодин, вспоминая Каченовского, писал: «Он отличался честностью и бескорыстию, был тверд и смел, не боясь в правоте своей общественного мнения».

Один из преемников на посту ректора, профессор Сергей Соловьев отмечал: «Как о человеке, о Михаиле Трофимовиче распространяться нечего: трудолюбивую жизнь честного человека он закончил смертью праведника».

И хотя П. Милюков утверждает, что в последние дни свои Каченовский был «сильно опустившийся и почти одинокий», другие мемуаристы и исследователи свидетельствуют об обратном.

В августе 1841 года Михаил Трофимович сломал правую ногу, долго лечился, 1 мая 1842 года отстоял пасхальную службу в университетской церкви, после чего почувствовал себя плохо, не пришел на обед, в четыре часа дня жена зашла в кабинет своего супруга и увидела следующую картину. Он сидел в вольтеровском кресле со спущенной головой, в правой руке держал книгу заложенную пальцем библиография критика «Dell 'Alessandro Ciampia». Врач констатировал смерть от нервного удара.

М. Т. Каченовского отпели в московской приходской церкви св. Пимена и похоронили на Миусском кладбище. Могила знаменитого уроженца Харькова, выдающегося преподавателя и издателя сохраняется по сей день.

Украина.Ру