Саймон Кузнец: харьковский старт нобелевского лауреата

Семён Кузнец вообще ничего не рассказывал своим детям о своём детстве и молодости в России

«Об чём думает такой папаша?»

В официальных документах великий экономист писал, что родился в Харькове, а после смерти учёного его вдова Эдит Хандлер-Кузнец заявила, что её муж родился в Пинске. В чём же дело?

Казалось бы, город хоть и уездный, но вполне даже продвинутый. Согласно переписи 1897 года население Пинска составляло 28 368 человек, в том числе 1420 белорусов, 3625 великороссов и 20 957 евреев. Среди них был Абрам Кузнец, уроженец местечка Столин, торговец мехами. Вскоре после переписи он женился на богатой невесте из Ровно Песе (Полине) Фридман, и у них родились сыновья-погодки — Шломо (Соломон) и Шимон (Семён).

Пинский краевед Александр Ильин замечает следующие странности в биографии Шимеле и его семьи:

«Во-первых, Семён Кузнец вообще ничего не рассказывал своим детям о своём детстве и молодости в России, что довольно странно для нормального человека.

Во-вторых, где-то в 1908 году его мать Полина Кузнец (в девичестве Фридман) вместе с двумя малолетними сыновьями Соломоном и Семёном, оставив мужа в Пинске, выехала жить в Ровно к своим родителям.

В-третьих, семья тогда была довольно богатой: Полина Кузнец родила сына Гришу (Джорджа) в 1909 году в дорогом киевском медицинском центре.

В-четвертых, Абрам Кузнец работал в Пинске не в меховой лавке, а в банке.

В-пятых, он уехал из Пинска в Америку не в 1907 году (согласно американской университетской автобиографии С. Кузнеца. — Ред.), а в 1910 году.

В-шестых, перед въездом в Америку Семёна Кузнеца личные документы были сфальсифицированы, для этого даже специально потеряли свидетельство о его рождении».

Исаак Бабель писал: «Об чём думает такой папаша? Он думает об выпить хорошую стопку водки, об дать кому-нибудь по морде, об своих конях — и ничего больше». Абрам Кузнец был выше всего этого — он ограбил банк. Только не подумайте, что это был вооружённый налёт, берите выше! Он ограбил банк, в котором работал.

Вот что писала газета «Русское слово» от 22 января 1910 года:

«Из Пинска сообщают, что растрата в тамошнем отделении Азовско-Донского банка далеко превышает 30 000 р. Растрата, как выяснено произведённой ревизией, достигает цифры не менее 100 000 руб. Виновник растраты, главный бухгалтер пинского отделения банка Кузнец, бежал за границу, успев ещё "призанять" 15 000 р. у нескольких состоятельных пинчан. Накануне своего бегства из Пинска Кузнец перевёл 20 000 руб. банковских денег в один из лейпцигских банков и, приехав за границу, получил их. Из Лейпцига Кузнец, по слухам, уехал в Америку. Правление Азовско-Донского банка командировало в Пинск для ревизии пинского отделения специального ревизора».

Понятно, что такую родословную нужно было скрывать, тем более что Абрам Кузнец считался добропорядочным гражданином вплоть до своей смерти в 1958 году. А если где-то упомянуть связь с Пинском, то сразу земляки, которых много по обе стороны Атлантики, зададут резонный вопрос: «А не сын ли это того Кузнеца, который банк обчистил и драпанул?» Не извольте беспокоиться, из тех самых!

Шимон Абрамов Кузнец поступил в приготовительный класс ровенского реального училища по экзамену 14 августа 1910 года, на год позже брата, и окончил четвёртый класс в 1915 году. Однако вскоре в прифронтовой полосе начались события, забросившие семейство в Харьков.

«Научная гимназия» и экономический институт 

В мае 1915 года, в связи с выселением «нелояльного», в основном еврейского и польского населения, из прифронтовой зоны, семья Кузнец оказалась за чертой оседлости, в Харькове, где Шимеле, ставший Семёном, с 26 октября продолжил обучение в пятом классе во 2-м реальном училище, расположенном в конце Пушкинской, возле Иоанно-Усекновенского кладбища.

Разумеется, никаких воспоминаний об учёбе там Семён не оставил. Зато есть обстоятельные мемуары одноклассника его старшего брата Соломона — советского карикатуриста Бориса Ефимова.

«Здесь царили образцовый порядок, культурные и вежливые взаимоотношения учителей с учениками. Было чисто, спокойно, благовоспитанно. Мне нравилось и то, что каждому ученику отводилась отдельная удобная парта… И педагоги тут не носили никаких издевательских кличек — их вежливо именовали только по имени-отчеству», — писал знаменитый художник-пропагандист.

Переехавший из Харькова в Белгород профессор Владимир Московкин пишет:

«Копии трёх документов из личного архива учёного, переданные его (С. Кузнеца) дочерью Джудит Штейн, выглядели как настоящая сенсация. Первый документ свидетельствует, что 26 октября 1915 г. Семён Кузнец поступил в харьковское Второе реальное училище и окончил его 16 мая 1917 г. (восемь пятёрок, пять четвёрок), второй повествует о том, что С. Кузнец 1 сентября 1917 г. поступил в высший дополнительный класс этого училища и окончил его 31 мая 1918 г. (двенадцать пятёрок, две четвёрки и тройка по физике), и третий документ (англоязычная копия зачётной книжки), самый неожиданный, говорит о том, что С. Кузнец обучался не в Харьковском университете, а в Харьковском коммерческом институте, с осени 1918 г., — последние оценки датированы 7 июля 1921 г.».

Долгое время считалось, что Кузнец учился в харьковском университете.

О начале своего жизненного пути в нобелевской автобиографии он написал крайне коротко: «Моё университетское образование начиналось в России и было завершено в Колумбийском университете». Лишь на праздновании своего 80-летия нобелевский лауреат вскользь упомянул, что получил формальное обучение в «научной гимназии» и два года провёл в экономическом институте.

Проверить это крайне сложно: архивы университета и коммерческого института сгорели при попадании немецкой бомбы в октябре 1941 года. Но давно уже не Шимеле, а Саймон Смит этого не знал. И здесь ему было что скрывать!

Магистерская диссертация Кузнеца «Экономическая система доктора Шумпетера, излагаемая и критикуемая» была защищена им в Колумбийском университете в 1924 г. Однако она была написана ранее, в 1919—1921 гг., в Харькове и готовилась к представлению как курсовая работа учащегося второго курса коммерческого института.

Отец обобрал банк, а сын дважды защищал одну работу, разве что переведя её на английский язык!

Институт, в который поступил Кузнец, был на тот момент одним из самых молодых в Харькове. По предложению Николая фон-Дитмара 36-й Съезд горнопромышленников юга России подал министру торговли и промышленности Сергею Тимашеву записку с обоснованием необходимости открытия в Харькове коммерческого института с горнопромышленным отделением.

Но подобного рода институты были недавно открыты в Киеве и Москве, и министр не спешил давать согласие. Лишь 25 июня 1911 года Тимашев принял харьковскую делегацию, разрешив открытие не университета, а высших коммерческих курсов.

Торжественное открытие занятий состоялось 10 октября 1912 г. Согласно Уставу, Высшие коммерческие курсы Харьковского купеческого общества были отнесены к разряду высших учебных заведений, имеющих целью давать коммерческое и политико-экономическое образование.

Ректором курсов, а затем и университета стал профессор-химик Владимир Фёдорович Тимофеев, отказавшийся от депутатского мандата I Государственной Думы от Киевской губернии. Причиной такого решения стало назначение директором Киевского политехнического института. В 1908 году Тимофеев вернулся в Харьков, где преподавал химию в университете, а затем руководил коммерческим институтом и умер в 1923 году

Поначалу занятия на курсах проводились в здании училища в вечернее время, а затем попечительский совет решил обеспечить будущий коммерческий институт собственным помещением, для чего купеческое собрание купило специальное место на ул. Епархиальной (ныне — Алчевских), 44. Подготовку проекта заказали тому же А. Н. Бекетову. «Огромную роль в создании этого учебного высшего заведения сыграло Харьковское купеческое общество, которое предоставило курсам огромную площадь земли, выходящую на Епархиальную ул. и оцениваемую в 200 000 руб.; а также своевременно выдало беспроцентную долгосрочную ссуду в 50 000 рублей. Вся смета по постройке исчислена в 575 000 рублей», — сообщала газета «Утро» от 29 сентября 1914 года в репортаже о закладке здания.

Строительство было закончено к осени 1916 г., на год позже предусмотренных довоенным контрактом сроков. 29 марта 1916 г. по представлению министра торговли и промышленности кн. Всеволода Шаховского Государственной Думой был одобрен закон о предоставлении ХВКК статуса Харьковского коммерческого института. В 1916 г. здесь обучались 1226 студентов и 186 вольнослушателей обоего пола.

Студент в эпоху перемен

Кузнец, поступивший в этот вуз осенью 1918 г., имел возможность обучаться в институте в 1918/1919 учебном году и осеннем семестре 1919/1920 учебного года. В весенний семестр 1919/1920 учебного года и в 1920/1921 учебном году он мог продолжать обучение, хотя занятия в это время были уже существенно затруднены, ведь советская власть пришла «всерьёз и надолго» и переформировывала харьковскую систему образования, в том числе и высшего.

Таким образом, начал будущий нобелевский лауреат обучаться при гетмане, затем у него выпали вынужденные каникулы на «второе пришествие» большевиков, когда был казнен Степаном Саенко преподаватель Закона Божьего профессор Стеллецкий.

Тогда была осуществлена первая попытка объединить вузы города и поставить их под прямой контроль большевистского правительства. Канцелярии институтов были переведены в здание университета, в вузы назначались комиссары, в учебные планы вводились «социально-экономические» дисциплины совершенно определённой идейной наполненности.

С приходом Добровольческой армии профессура воспрянула духом, ведь большая её часть была в кадетской партии.

В партийном списке Партии народной свободы (так теперь именовались конституционные демократы) на выборах в городскую думу в июне 1917 г. можно было видеть профессоров М. Н. Соболева (№ 2), А. Н. Анциферова (№ 3), директора Коммерческого института В. Ф. Тимофеева (№ 4), В. Ф. Левитского (№ 12), преподававших в ХКИ профессоров и преподавателей Л. Я. Таубера, И. А. Красусского, У. Д. Жиляева, С. А. Раевского, В. В. Фавра. Многие из них были избраны и в последнюю городскую думу осенью 1919 года.

После занятия Харькова Добровольческой армией Харьковский коммерческий институт, наряду с университетом, стал центром широкой антибольшевистской просветительской работы. Координировал её Академический союз, объединивший профессуру города, и ОСВАГ — информационно-пропагандистское агентство Вооружённых сил Юга России. Заседания Академического союза проходили в институте, а в его актовом зале проводились публичные лекции.

4 июля в институте были открыты Курсы права и политики ОСВАГ, на которые сразу же записались около 400 человек, главным образом студенты вуза, а также служащие различных ведомств и учащиеся средних учебных заведений. В институте проводились концерты и танцы со сборами в пользу лазаретов и прочих нужд Добровольческой армии. Математику студентам института читал приват-доцент Владимир Даватц, который был душой ОСВАГ и редактором газеты «Новая Россия».

Какова была роль студента Кузнеца, неизвестно, но американский историк экономической науки Марк Перлман утверждает, что будущий нобелевский лауреат был близок к Бунду, не приводя этому никаких доказательств и ссылок.

В октябре 1919 г. большая группа профессоров Харьковского университета, Коммерческого института и других вузов города подписала текст «Воззвания русских учёных к Европе». «Воззвание», текст которого был составлен проф. В. Ф. Левитским, состояло из 19 пунктов и содержало резкую критику вождей большевизма. Потом им это припомнят.

Приват-доцент Даватц ушел воевать, профессора Анциферов и Фатеев ушли из города, а потом эмигрировали. Профессор русской истории Владимир Савва в 1920 году был расстрелян чекистами.

Юридический факультет университета был присоединён советской властью к коммерческому институту, и на их базе образовывался Харьковский институт народного хозяйства.

Коммерческий институт был лишён библиотеки, лабораторий, оборудования и выброшен в здание еврейской богадельни по ул. Садово-Куликовской. Ректор института в 1919-1921 гг., профессор Пётр Иванович Фомин, назвал существование вуза с конца 1919 г. «вынужденным параличом институтской жизни». Он так описывал положение:

«Весь… период с конца 1919 г. до октября 1922 г., в сущности, был посвящён попыткам спасти от окончательной деморализации институт, лишённый помещения, библиотеки, лишённый возможности организовать сколь-нибудь правильные лекционные работы, оставшийся без кабинетов и лабораторий, без минимального имущества и обзаведения…

Дома, занятые институтом, построены специально для еврейской богадельни, с узкими лестницами и коридорами, где лишь с трудом могут протиснуться друг около друга две встречные волны студентов, с недостаточными помещениями для аудиторий, с клетушками в одно окно, где приходится ютиться кабинетам, такое положение ставит очень серьёзные препятствия развитию институтской работы».

Вуз, где учился Семён, был институтом народного хозяйства и инженерно-экономическим институтом, а ныне именуется Харьковским национальным экономическим университетом им. С. Кузнеца.

В 1921 году Семён Кузнец устроился на работу статистиком отдела труда Южбюро ВЦСПС, где опубликовал свою первую работу «Денежная заработная плата рабочих и служащих фабрично-заводской промышленности г. Харькова в 1920 г.».

«Отречёмся от старого мира, отряхнём его прах с наших ног!»

По Рижскому мирному договору 1921 г. Пинск и Ровно отходили к Польше, и беженцы Первой мировой получали формальное право вернуться домой.

Семён и Соломон Кузнецы заранее совершили путешествие по Днепру с целью определить пути возвращения на родину. Весной 1922 г. по подложным документам семья Кузнецов покинула УССР. Семён и Соломон через Варшаву и вольный город Данциг переправились в США, где их ждал отец. Мать через океан не перебралась — страдала рассеянным склерозом и умерла в Варшаве, а оставшийся с ней младший брат Гриша присоединился к ним в Нью-Йорке в 1926 году.

В сертификате о натурализации в США № 2667553 уже нет никакого Семёна Абрамовича, а указан Саймон Смит Кузнец. Так и исчезло прошлое в «плавильном котле» Америки. Как оказалось, не навсегда.

«Воспоминания близких рисуют его как человека, крайне замкнутого во всём, что касалось его жизни до иммиграции в США. Кузнец провёл чёткую грань между своим прошлым и своей семьёй. Он никогда не рассказывал близким о жизни в России, никогда не говорил с ними по-русски. Сам, читая и выписывая русскоязычную литературу, не приобщал детей к русской и иудейской культурной традиции, видимо желая, чтобы они выросли вполне американцами», — пишет В. Московкин.

В 1927-1961 гг. Кузнец был сотрудником Национального бюро экономических исследований. Одновременно с 1930 по 1954 г. он занимал должность профессора на кафедре экономики и статистики Пенсильванского университета, в 1954-1960 гг. преподавал в университете Джонса Хопкинса, а с 1960 г. и вплоть до выхода на пенсию в 1971 году — в Гарвардском университете.

«…Уровень мышления Кузнеца и остальных участников был несопоставим… Когда все эти непрофессионалы запутывали какой-нибудь вопрос, слово брал по своей инициативе или по просьбе председателя Кузнец, скромный, деликатный человек с тихим голосом, неторопливой и чёткой профессорской речью…

Никого не задевая, он быстро заменял туманные разговоры более или менее строгим анализом. Через десять-пятнадцать минут всё становилось на свои места, и мы удивлялись, как мы этого раньше не понимали или не замечали. Его умение разложить сложный вопрос на простые и ясные составляющие восхищало», — вспоминал советский экономист Андрей Аникин о своих встречах с Саймоном Кузнецом осенью 1955 г. на заседаниях рабочих групп Экономической комиссии ООН для Азии и Дальнего Востока в Бангкоке.

С. Кузнец вполне сознательно оказывал консультативную помощь генералиссимусу Чан Кайши в Китае, правительствам Ли Сын Мана и Пак Чжон Хи в Южной Корее, а также властям послевоенной Японии.

«Г. Вейл, в 2000-х гг. проинтервьюировавший десятки коллег, студентов, сотрудников Кузнеца и членов его семьи, отмечает, что все они характеризовали его как человека аполитичного. Никогда, даже в самые "горячие" 1960-е гг., он не высказывал сколько-нибудь определённых политических симпатий. Не любил он в ближнем кругу говорить о работе…» — замечает В. Московкин.

Саймон Кузнец удостоен премии по экономике памяти Альфреда Нобеля 1971 года «за эмпирически обоснованное толкование экономического роста, которое привело к новому, более глубокому пониманию экономической и социальной структуры и процесса развития в целом». Умер Саймон Кузнец в Кембридже (штат Массачусетс) 8 июля 1985 года. В изучении его биографии будет ещё много сюрпризов.

Украина.Ру