8 ноября в Киеве родился историк, умевший писать интересно

8 ноября: в Киеве родился знаменитый советский историк, который «отождествлял русский народ и царскую власть»

Отец будущего ученого хоть и считался распорядителем магазина, но занимался в основном воспитанием детей, а вот мать, Розалия Арнольдовна, выполняла всю работу за мужа. Она объяснила потомству, что папу, Авигдора Григорьевича, надо беречь, ведь его звание давало право жительства в Киеве. И кроме того, он очень занят — переводит Достоевского на немецкий язык. А мама пусть работает — ее предки толковали Талмуд, а это, как считалось в те времена, не бабское дело.

Но, видимо, у семейства Тарле дела в Киеве не заладились, и семья вернулась в собственный дом в Херсоне на углу Потёмкинской и Суворовской улиц (здание было снесено в 1977 году вместе с мемориальной доской ученому). Авигдор Григорьевич был разгильдяем в современном смысле этого слова, а не в юридическом в соответствии с тогдашними законами. Купеческое звание он сохранил, в мещане его не переписали, как отца Чехова. Да и жена его продолжала пахать за всю семью. Гриша учился в первой херсонской мужской гимназии, которую окончил в 1892 году. 

В том же году Тарле по протекции знаменитого профессора-византиста Фёдора Успенского поступает в Новороссийский университет, а затем переводится в Киев, в университет св. Владимира, к профессору Ивану Лучицкому. И там, прежде чем приступить к учебе, он круто меняет свою жизнь — становится выкрестом.

Еще будучи гимназистом, он влюбился в очень религиозную девочку из дворянской семьи Лёлю Михайлову и мечтал на ней жениться. Но, сами понимаете, ее набожность была совсем не той, что у предков Гриши Тарле. И будущий академик решается на очень ответственный поступок — в августе 1893 года в Софийском соборе он проходит обряд крещения. Из храма иудей Григорий Авигдорович выходит православным Евгением Викторовичем.

Так одним махом он решил для себя две задачи — теперь он может проживать везде, где пожелает, и ничто не мешает сделать предложение Лёле (Ольге Григорьевне), с которой он проживёт в счастливом браке более шестидесяти лет, пережив двух государей, три революции, Ленина и Сталина.

При этом от своего еврейства он никогда не отказывался.

Профессор Владилен Сироткин вспоминал, как на первой лекции по новой истории Европы и Северной Америки первому курсу историко-международного факультета МГИМО МИД СССР осенью 1951 года, в самый разгар антисемитской кампании 77-летний академик возмутился неправильному ударению:

«В это время наш бравый староста курса из только что демобилизованных солдат недавней войны, обтянув гимнастерку, выскочил перед кафедрой и зычным голосом старослужащего сержанта закричал: «Курс! Для встречи академика Тарле — встать!» Хлопая пюпитрами, все мы вскочили со своих мест и стали по стойке «смирно».

По небольшой гримасе, пробежавшей по лицу академика, я почувствовал, что ему не очень понравилось это «генеральское приветствие». Добравшись до кафедры, Евгений Викторович махнул нам рукой (садитесь, садитесь) и негромко, чуть глуховатым голосом, произнес:

«Спасибо, спасибо. А вам, — обращаясь к нашему бравому старосте, сидевшему, как и положено взводному, в первом ряду, — я замечу: я не француз, а еврей, и моя фамилия произносится Трле».

В киевском университете Иван Васильевич Лучицкий (1845-1918) специализировался на истории Средних веков. Он и привил Евгению интерес к французской тематике. А вот увлечение марксизмом захватило не только его на этом курсе, но и однокашников Анатолия Луначарского, Николая Бердяева и Сергея Булгакова. Хотя, надо заметить, оно не оказалось столь глубоким, как у будущего ленинского наркома и автора киноагитки «Уплотнение», и не вытеснилось религиозной философией, как у других его товарищей. Просто в чем-то дополнило инструментарий историка-позитивиста.

Был ли другой выбор у Тарле, кроме «легального марксизма»?

Пожалуй, нет. И в русские, и в украинские националисты его не брали, несмотря на крещение, по понятной причине или, как говорили потом, «не по паспорту, а по морде». На собраниях марксистских кружков Тарле делал доклады, участвовал в дискуссиях, оттуда «ходил в народ» — просвещал рабочих киевских заводов.

1 мая 1900 года Тарле был арестован вместе с другими членами кружка на студенческой квартире во время доклада Луначарского о Генрике Ибсене и выслан под гласный надзор полиции к родителям в Херсон. Луначарского и Бердяева сослали в Вологодскую губернию. Как «политически неблагонадёжному», ему запрещалось преподавать в императорских университетах и в казённых гимназиях. Но в частных учебных заведениях он мог преподавать и получал куда больше своих коллег на государственном жаловании.

Год спустя Евгений Викторович защитил магистерскую диссертацию о Томасе Море. Вскоре ее издали, и оказалось, что это произведение о давних и далёких событиях легко читается. С тех пор его труды изучали не только коллеги, но и просто гурманы качественной литературы. Работа молодого ученого понравилась даже Льву Толстому.

В 1903 году после прошений, поддержанных видными профессорами, полиция разрешила Тарле преподавание на почасовой основе на должности приват-доцента в Петербургском университете.

В феврале 1905 года он был арестован вновь, за участие в студенческой сходке, и снова отстранён от преподавания в университете, а в октябре, во время митинга в честь царского манифеста о свободах, конная полиция ранила его, отрезав палашом волосы на голове вместе с кожей. Однако Манифест амнистировал всех неблагонадёжных, и Тарле смог вернуться в Петербургский университет, где проработал до 1917 года.

Помимо этого, в 1909-1910 годах приват-доцент Тарле состоял в качестве «сведущего лица» (выражение охранного отделения, обозначающее эксперта или консультанта) при социал-демократической фракции в Государственной думе III созыва, занимаясь экономическими и финансовыми вопросами (в момент написания записки «выслан за границу»). В 1911 году он защитил докторскую диссертацию на основе двухтомного исследования «Рабочий класс во Франции в эпоху Революции».

Первую мировую войну Тарле, как и Бердяев и другие «легальные марксисты», встречает активным оборонцем — обильно печатает антигерманские статьи в газете «День» и других изданиях. В 1913-1918 гг. он одновременно стал профессором университета в Юрьеве.

После Февральской революции 1917 года Тарле включают в число членов Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства по преступлениям царского режима. В июне 1917 года Тарле — член Российской официальной делегации на международной конференции пацифистов и социалистов в Стокгольме.

К Октябрьскому перевороту Тарле относится настороженно, а в дни красного террора в либеральном издательстве «Былое» он публикует книгу: «Революционный трибунал в эпоху Великой французской революции (воспоминания современников и документы)».

Книга «Запад и Россия», куда вошли ранее опубликованные им статьи, демонстративно была посвящена «мученической памяти» лидеров партии кадетов А. И. Шингарева и Ф.Ф. Кокошкина, убитых анархиствующими матросами в Мариинской больнице в январе 1918 г.

Когда Юрьевский университет стал «Тарту юликооли», профессор отказался переезжать в новосозданную Эстонию и остался в Петрограде. При «уплотнении» его семья поселилась в бывшей квартире С. Ю. Витте.

Билет в один конец на «философский пароход» ему не вручили, а только признавали до поры до времени его заслуги. 10 декабря 1921 года Евгений Викторович избран членом-корреспондентом Российской академии наук по Отделению исторических наук и филологии, а 7 мая 1927 года — действительным членом Академии наук СССР.

В 1929 году против него начинаются репрессии.

Их инициатором выступил создатель «вульгарно-социологического подхода» академик Покровский.

Произведения Тарле интересны, в них действуют не только обезличенные классы и массы, как у адептов Покровского, а еще и живые люди в конкретных интерьерах и обстоятельствах.

«Обычно ученые пишут скучновато (в основе этого, возможно, лежит заблуждение: чем скучнее, тем выглядит серьезней). И вдруг такой блеск: тонкую иронию сменяет юмор, юмор — психологические меткие характеристики и т. д. За примерами ходить недалеко», — вспоминала его многолетняя помощница Любовь Белосельская-Булгакова.

Осенью 1929 — зимой 1931 года ОГПУ по «Академическому делу» академика С. Ф. Платонова была арестована группа известных учёных-историков. Привлекались Ю. В. Готье, В. И. Пичета, С. Б. Веселовский, Е. В. Тарле, Б. А. Романов, Н. В. Измайлов, С. В. Бахрушин, А. И. Андреев, А. И. Бриллиантов и другие, всего 115 человек. ОГПУ обвиняло их в заговоре с целью свержения советской власти. Е. В. Тарле в новом Кабинете якобы предназначался пост министра иностранных дел. Но этого было как будто недостаточно, и Тарле был обвинен в принадлежности к еще одному виртуальному контрреволюционному заговору — «делу Промпартии».

Академия наук СССР исключила арестованных из своего состава. Несколько лет спустя в Германии похожую процедуру проделают с Альбертом Эйнштейном и другими «неарийскими» учеными.

Решением коллегии ОГПУ от 8 августа 1931 года Е. В. Тарле был сослан в Алма-Ату. Там он начал писать свою знаменитую книгу «Наполеон».

17 марта 1937 года Президиум ЦИК СССР снял судимость с Е. В. Тарле по «Академическому делу» (по «делу Промпартии» его реабилитируют уже посмертно, в 1967 году), вскоре он был восстановлен в звании академика. Но на этом его беды не закончились.

10 июня 1937 года в «Правде» и «Известиях» были опубликованы разгромные рецензии на «Наполеона». В частности, труд был назван «ярким образцом вражеской вылазки». Несмотря на это, Е. В. Тарле был прощён, предположительно по личной инициативе Сталина. Вскоре он был восстановлен и в звании академика.

А дальше были эвакуация в Казань, три Сталинские премии, преподавание в МГУ и МГИМО, служебный автомобиль с водителем Василием Васильевичем. И нелегкая старость на государственной даче.

Л. Белосельская-Булгакова оставила такой портрет академика в последние годы:

«Евгений Викторович не был отягощен грузом своей учености и не выставлял ее напоказ. С ним легко дышалось. Юмор он схватывал на лету. Вот он что-то напевает, а я говорю: «Вы как Наполеон», а он возражает: «Разве я тоже пою фальшиво?» Смеялся он хорошо, открыто и заразительно. Иногда над каким-нибудь незамысловатым анекдотом. Порой сам рассказывал нечто подобное…

Евгений Викторович иногда находился между двух огней — между женой и сестрой, но никогда не обсуждал ни ту, ни другую. Он никогда не говорил о своих многочисленных званиях, не перечислял иностранных институтов, членом которых был избран, никогда не говорил о количестве своих трудов.

Никогда не рассказывал и никогда не упоминал о годах ссылки. Также никогда не упоминал он о сыне, умершем в самом раннем детстве. Но хорошо умел разговаривать с мальчиками, называл их «мальчишечками» и увлекательно рассказывал им о звездах и планетах».

Правда, люди следующего поколения, его студенты видели академика Тарле иначе.

Вот свидетельство В. Сироткина: «…У нас в МГИМО Тарле был уже «не тот» — читал (скорее, рассказывал) бессистемно, старческим дребезжащим голосом, часто отклонялся в сторону. Помню, очень любил он «исторические анекдоты». Вот один из них. «Кайзер Германии Вильгельм II был неумный и очень тщеславный человек. На войне хотел стать полководцем, на свадьбе — женихом, а на похоронах — покойником. Хи-хи-хи», — смеялся сам академик на кафедре, но мы почему-то этот юмор прошлого века не понимали».

Скончался Евгений Викторович Тарле 5 января 1955 года. Ольга Григорьевна пережила его ненадолго. Его труды, особенно биографии Наполеона и Талейрана переиздаются по сей день.

Украина. Ру