Образ «ватника» как социально-политического явления на постсоветском пространств

Столкновение модерна и постмодерна по теории Рональда Инглехарта на примере стран постсоветского пространства

Социология – одна из немногих наук, изучая которую, индивид одновременно изучает себя, и наоборот, изучая себя, ставя перед собой экзистенциональные вопросы, изучает науку. Кроме того, такая функция культуры, как познавательная, которая нисколько не потеряла своей роли с появлением информационного общества и интернета, произвела сатирического персонажа, под названием «ватник».

Кто не знает, вот описание в популярной и доступной форме - http://lurkmore.to/%D0%92%D0%B0%D1%82%D0%BD%D0%B8%D0%BA

Для социологов этот мем представляет интерес ввиду тех интерпретаций, которые дает само общество этому явлению, что отсылает нас к вполне серьезным теоретическим наработкам выдающегося и самого грандового современника социологии – Рональда Инглехарта. Социолог посвятил жизнь изучению трансформаций в обществе, причем, он замахнулся на очень глобальные и фундаментальные проблемы, а именно на понятия традиционализма, модерна, постмодерна и первым выдвинул гипотезы о том, как они сменяют друг друга в современное время. Давайте же разберемся, что тут к чему в постсоветских реалиях и какое отражение это нашло в таком интернет-персонаже, как ватнике.

Модерн – это целая эпоха, которая, по мнению разных культурологов, началась примерно в 16-м столетии и длилась до 50х годов 20го столетия. Она нашла свое отражение во всех возможных сферах жизни: в науке (монопарадигмальность, позитивизм), философии (принцип причинно-следственных связей), искусстве (классицизм, конструктивизм, реализм), политике (авторитарные формы правления, монархия), институте семьи (традиционная нуклеарная семья), культуре и мировоззрении (изолированность, ксенофобия, религиозность) и т.д.

В постмодерне все практически наоборот. Постмодерн – эпоха, которая пришла на смену модерну, что часто связывают с развитием техники, появлением компьютеров, интернета, новых видов ресурсов и типов экономических отношений. Началась она примерно в 50х – 60х годах 20 века и отразилась на новых правилах и условиях жизни. Проще говоря, постмодерн утверждает такой порядок, который диктует совершенно новое для человечества понимание свободы. Оно проявляется в семейных отношениях, отношениях между гражданином и государством. Искусство отныне не обязано нести в себе большого смысла или загадки, ценность интеллектуального труда стала преобладать над физическим, люди стали более трепетно относиться к природе и саморазвитию личности.

Сам Инглехарт сделал вывод, что главными детерминантами той или иной эпохи, а значит и их смены, являются ценностные ориентации основной массы общества. Он предложил две гипотезы, относительно того, как они сменяют друг друга, и почему некоторые страны в этом процессе не успевают за странами Западной цивилизации:

1.     Каждый человек наибольшую ценность придает тому, чего ему относительно недостает.

2.     Социальный лаг – пробел в переходе от модерна к постмодерну, вызванный экономическими, политическими, демографическими и прочими кризисами.

Относительно лага. Все знают такую штуку как «социализация». Инглехарт утверждал, что те экономические условия, в которых индивид социализировался на начальных этапах своей жизни, примерно с рождения до 20 лет, во многом обуславливают ценностные ориентации и потребности индивида на протяжении всей жизни. В пример он приводил американское послевоенное общество и поколение 70х.

Первые жили в катастрофических условиях, условиях «холодной войны», тотальной бедности, а так же немного ранее, во время «великой депрессии». В этих условиях человек не мог придавать себя эстетическим наслаждениям или заботиться об окружающей среде, потому как на первом месте стоял вопрос, как прокормить себя и семью, как обеспечить им физическую защиту, буквально, вопрос о выживании как биологического существа.

Их же детям и внукам повезло гораздо больше, потому что они появились на свет в мирное время, а их родители-модернисты прикладывали максимум усилий, чтобы приумножить свои доходы даже больше нужды. Поэтому ценности безопасности и богатства отходили на второй план, а на первый выходила ценность самореализации, любви к искусству, природе, любви к людям и всему гуманному (вспомните пирамиду потребностей Маслу). Поколение хиппи – самый наглядный пример рождения поколения постмодерна. По моему глубокому убеждению, именно хиппи переродились в то, что сейчас называется хипстерами.

Возвращаясь к нашему другу ватнику, сопоставив все вышеизложенное, можно заключить, что он – слегка утрированный, но очень правдивый образ того самого модернового человека, который в способе своей жизни и ценностях остался в прошлом. Он тормозит этот переходной процесс и его справедливо можно назвать маргиналом.

Аргументирую.

Так уж сложилось, что, провозглашая «интернационал», в центре советский культуры находилась именно русская культура. Русский язык изучали во всех републиках, делопроизводство, высшее образование, административная деятельность и госуправление осуществлялось на русском языке, он был признан международным в Советском Союзе. Преобладающая часть территории СССР была территорией Российской Империи, которая завоевывала земли в основном военным путем и на протяжении почти 200 лет проводила строгую политику ассимиляции. Собственно, поэтому всех дипломатов и знаменитостей советского союза, независимо от национальности, на Западе называли русскими. Образ ватника применим ко всем странам бывшего Союза, но, как правило, его используют именно в виде «россиянского ватника», как эталона, можно сказать.

Итак, начнем. Для всех иллюстраций использую уже созданные картинки, найденные поисковиком.

1.     Мантра «стабильности» и «идите работать».

Времена товарного дефицита, не говоря уже о голодоморе, в Советском Союзе сопутствовали всю историю страны, начиная от 30х годов и до самого распада. После них наступили еще более депрессивные времена, именуемые как «девяностые», которые кроме экономического кризиса еще и характеризовались неопределенностью в будущем. Однажды люди проснулись в совершенно другой стране, где нет диктатуры одной партии и нет плановой экономики, где вся ответственность за материальное состояние и политический курс государства взваливался на неприспособленные для этого, хрупкие плечи граждан. Все это оставило неизгладимый отпечаток на менталитете товарища «советского гражданина». Все эти пустые прилавки, очереди, талоны порождали исключительную важность физического выживания. Поэтому сейчас эти люди требуют стабильности, до сих пор не подружившись с рыночной экономикой, не обладая политической субъектностью и страдая патернализмом, готовые променять свободу на безопасность.

«Если между свободой и безопасностью народ выбирает безопасность, в конечном итоге он теряет и то и другое.» - Бенжамин Франклин

Согласно Инглехарту, это отлично сопоставляется с характеристикой человека модерна.

1.     Потребность «сильной руки», сталинизм.

Еще одна, как говорит Лина Костенко, неизлечимая болезнь. Модерное поколение испокон веков не знало, что такое свобода и с чем ее едят. Модерновому индивиду советского типажа абсолютно чужда демократия, права человека в общепринятом цивилизационном смысле. Самое интересное, что во многих странах бывшего СССР негативные установки относительно свободы слова и демократии культивируются очень тщательными технологиями. Как результат, к примеру, в России, даже высшей политической элитой, слово «либерал» используется исключительно как ругательство, а «провал западной демократии» уже принято как само собой разумеющееся. Собственно, поэтому, уже можно с уверенностью сказать, особенно в свете последних событий, что в России, Беларуси, странах  средней Азии утвердилась диктатура, которая реально устраивает бо́льшую часть населения этих стран.

«Всякое тиранство и всякую бессмыслицу и вздор можно подкрепить какой-нибудь пословицей — опереться на коллективную глупость веков.» - Ричард Олдингтон

1.     Ксенофобия, ура-патриотизм.

Наглядный пример – аннексия Крыма под лозунгами «возвращения на родину», «восстановления исторической справедливости», «защиты русскоязычного населения», «защиты от бандеровцев и гейропы». Колоссальная поддержка россиянами аннексии Крыма и ввода войск на территорию Украины тому подтверждение. Обвинения Украины в русофобии и притеснении русскоязычных, вопреки всем решениям европейских и мировых комиссий по правам человека, для России стало лейтмотивом внешней политики по отношению к Украине.

«Фашисты будущего будут называть себя антифашистами» - Уинстон Черчилль

Возникает вопрос – какое вообще Россия имеет отношение к гражданам другой страны? Аналогичный вопрос можно задать и правительству Украины, которое за 23 года не смогла наладить политику, направленную на выработку украинской идентичности и гражданского общества, – какое отношение граждане Украины имеют к другому государству?

Ксенофобия, то есть, «боязнь чужаков» - это характерная черта практически каждой страны постсоветского пространства. Ее массовость с каждым годом растет и находит свое отражение во всех формах – антисемитизм, фашизм, нацизм, расизм, гомофобия, неприязнь к трудовым иммигрантам, другим культурам, языкам и т.д. Туда же относится и мнение, которое сейчас активно подогревается федеральными каналами. К примеру, мнение о том, что в бедах России виноваты все, кто угодно – Америка, Европа, Азия, Атлантида, а так же масоны, рептилоиды и прочие конспираторы – все, кроме нынешнего руководства страны, которой нет альтернативы, потому что вся альтернатива либо спасалась бегством, либо сидит в тюрьмах.

Кроме того, чтобы как можно дольше оставаться при власти, «безальтернативным» нужно как можно дольше держать общество в состоянии эпохи модерна. Для этого используются понятные и эмоционально окрашенные символы с элементами поп-культуры. Как мне кажется, этим символом стала память о ВОВ, военный патриотизм (а, как следствие, и милитаризм в массовой культуре и менталитете), а так же великое имперское и советское прошлое, как компенсация того, что современная Россия не может предложить ничего нового. Медиатором современности с прошлым стал такой простенький, но до краев наполненный символизмом политический бренд, как георгиевская ленточка. Все эти инициативы (исходящие, в основном, сверху) по переименованию городов и организаций на старый лад, все эти фильмы о войне, так щедро финансируемые министерством культуры, о советской «стабильности», все римейки старых фильмов, даже реинкарнация звезд эстрады и кино  - как по мне, это очень продуманные технологии стратегического толка.

В заключение можно сказать, что переходной период от модерна к постмодерну в странах бывшего СССР происходит всегда, и происходит очень болезненно. Как не крути, пока эти страны относительно свободные и относительно демократичные, от глобализационных процессов им не укрыться. Вопрос в том, какую роль государство будет играть в «постмодернизации» населения. В идеале, по канонам либерализма, государство не должно участвовать в этом процессе, оно должно дать свободу выбора для каждого индивида, не выдавать черное за белое и не ограничивать естественное преобразование ценностных ориентаций. На это никогда не пойдут те страны, у которых маргиналы-модернисты составляют основу того «молчаливого большинства» их электората. С этой точки зрения, экономический кризис в состоянии стагнации очень выгоден власть имущим, потому что при смене поколений, потребности, а, как следствие, и ценности меняться не будут. Цикличность будет утеряна. Но экономика в таком состоянии долго не протянет. Да и обществу рано или поздно надоедят ежовые рукавицы, раны от которых уже не получится лечить мифами о великой державе, о внешних врагах, которые только и ждут, когда сильное государство даст слабину, даже памятью о своих предках – пружина не выдержит, как не выдержала в конце 2013 года в Украине. После этого все будет по-другому.