Исследования. Боль Елены.

Исследования. Боль Елены.

Стараться не вспоминать ее - это больше чем дружба. Елена однажды поняла, смотря на страстно жующего Ю., что он никогда не сможет постичь все ее боли просто потому, что он не в состоянии этого сделать. Мысли о Клавдии занимали большую часть ее свободных фантазий. Она старалась думать о другом, не поддаваться жгучему соблазну мысленно лечь в постель Клавдии на ее место, наполнить собой вмятины в матраце, вульгарно скинуть одну ногу с кровати завлекая Гильермо в свой таинственный альков, всматриваясь в трещину на потолке полузакрытыми глазами. Наполнить себя вытесненными желаниями, отрицаемыми каждый раз во время ее пренебрежительного опускания рук вдоль линии тела, не принимать свою болезненную манящую страсть замен, Елена жила в потустороннем мире перевернутых завершений. Точно сваливаясь в кроличью нору к самому дну своего конфликта, она всегда держала в темном углу своей памяти картинку ее детского видения, в котором застыли ее родители, словно любовники в Хиросиме, их тени навсегда остались в ее музее чувств. С тех пор Елена проживала свою сладкую боль, переносила ее в душные спальни под вымышленными именами и в придуманные обстоятельства, но всегда это были две тени, сплетенные в несовершенстве своего поразительно-уничтожающего влияния на мягкий и податливый ум Елены.

Она и он стали подозрительными гостями ее ночных видений перевоплощаясь без антракта в героев ее любимых сказок на ночь. Отвращение и зависть любят Елену, а Елена любит все, что любит Клавдия, но жаль, что никто об этом не знает. Тонкое иссушенное ненавистью тело поддавалось любви и было готово впитать нектар, капающий с пестрого цветка, с такими сильными и тонкими пальцами, держащими волосы, напряженными и застывшими. Эти руки она видит везде. Силы рвутся вперед, неся боль впереди алым знаменем, страстно трепещут губы, совершая ритуальное соприкосновение с вратами небожителей, павшими и обесцененными, но все еще близкими и понимаемыми. Елена точно не знает что это такое, она просто живет в ритме этой пульсирующей в висках дрожи, она не смотрит дальше Клавдии, она не видит за ее спиной две страшно-знакомые тени из ее маленького тумана.  В этой бурной реке нет поворотов и водопадов, ее воображение не уводит ее на ровные луга с высокой травой, в которой можно потерять и найти себя. Эта встреча не может быть случайной, как и выбор ее болеприемника.

С момента атомного взрыва в ее идеальном мире прошло много лет. Елена приняла обет нравственности и пленила себя моральными узами боли, очищающей ее память в моменты истинной любви к маме. Жизнь в зоне отчуждения защищает ее от возможности лишиться своей сверх силы страстного проживания этой секунды раскрытия и запаковывания ее самого странного подарка в жизни. Жизнь Елены – это постоянный инцест с реальностью, дионисийский рай дорелигиозного культа прощения и покаяния, отверженная всеми и принятая ею возможность быть вместо той, на кого пала тень ее инцестуозного желания.  Их может быть бесчисленное множество, мест и людей, предметов и событий, на которые она переносит свою боль желания, которое не в силах осуществить и оставить. Проживая жизнь в состоянии постоянного стоп-кадра, одной фотографии на которой воплотилось все ее естество, Елена мучается от незнания своего фатального проигрыша. Тут нет никого, кто мог бы ей об этом рассказать, это всего-лищь один единственный момент из ее жизни, который и стал всей ее жизнью.

«Запомните меня прекрасной и желанной», - читается в ее глазах отражение облаков застывших в робком предвкушении растворения. Елена тоже хочет раствориться, и мы все ей в этом помогаем, кто чем может. Растворить боль, чтобы избавиться от нее, повторно взорвать этот концентрат сладкой ненависти, она закусывает губу от предвкушения, и уже готова нажать на красную кнопку, но она не может. Елена – хорошая девочка.