бабаГаля наших дней

Я встретил эту удивительную женщину около одной из городских рюмочных возле железнодорожного вокзала.

Прагматизм нашего времени откладывает отпечаток и на его героях – рассказать историю своей жизни баба Галя согласилась за одну бутылку горькой, два чебурека и сто граммов отдельно.

После разговора с ней я укрепился в мысли, что герои нашего времени – это не многочисленные номинанты на звание «Человека года», а горьковские «люди дна», безысходно сражающиеся за каждый день своего тоскливого существования.

Галина Александровна – как у Маркеса – не из тех, кто «путает задний проход с великим постом». Она знает «за жизнь» и знает ответы на ее вопросы. Поэтому она жива до сих пор. Баба Галя, лицо (как говорят органы собеса) без определенного места жительства, 56 годов отроду, сухопарая, с черепашьей головкой на унылых плечах, женщина.

Впервые ей пришлось выживать в 74-м. Молодой муж погиб на производстве – сорвался с лесов, а свекровь, невзлюбившая невестку с самого начала, поставила перед фактом: на сборы у Гали есть один день. И сырой осенью девятнадцатилетняя девчонка оказалась на улицах захудалого городка в Хабаровском крае. Сама она была родом из Барнаула, и дома ее тоже не ждали – не одобрили замужества и не благословили на отъезд с супругом в дальние края. Оставалась подруга детства, осевшая в одной из деревень Западной Сибири.

«Доехала почти до места, деньги были на дорогу. Три часа не доехала – плохо стало, сняли на станции какой-то. А в больнице врач говорит: «Да ты на третьем месяце. Оставайся у нас нянечкой пока, тут и родишь».

Не осталась. Решила доехать до подруги, говорит, казалось, так и рожать легче будет, под присмотром близкого человека. В поезде Галю напоили попутчики.

«Водка тогда такая была – «коленвал», буквы в названии прыгали, вот и называлась так. Вспомнила себя на полустанке каком-то, без денег. Обнесли. Там деревня в три дома и сельпо на две полки. Я как прочухалась, к вечеру – туда и полезла. В отдушину в чулане влезла. Я стройная была, с детства по деревьям бегала. Касса была тридцать два рубля с копейками. Я на эти деньги полмесяца потом пила-ела».

Подругу Галина так и не нашла. По Западной Сибири промаялась почти полгода – до своего восьмого месяца. Выживала. Воровала по магазинам, но аккуратно – не попадалась, да и кто мог подумать на девчонку с животом. Пила, но тоже аккуратно.

«Ребеночка было жалко. Но и себя тоже. Вот когда его жалко – не пила. Потом за себя вспомню – и себя больше жалко, и тогда пью. Все пила, даже антифриз в мороз по лому сливали. А когда трезвела, по учреждениям ходила, хотела угол какой-нибудь попросить. Я думала, беременной помогут».

В учреждениях беременной не помогли. Отказали и только посоветовали возвращаться домой. Но дома Галину никто не ждал. Она рожала в каком-то полуразрушенном доме, где неделю до этого пила с новообретенными знакомыми. Ребенка удалось пристроить в приют только спустя неделю. За это время новорожденное дитя успело нахватать букет болячек и племя вшей от своих «квартирных» хозяев. Его – мальчика, которому растерявшаяся Галя даже не успела дать имени – забрали в обмен на отказ. С тех пор сына Галина не видела, и где он – не знает.

Десять лет женщину кидало по Сибири. Где-то пила, где-то устраивалась мести улицы, где-то собирала макулатуру – пока не наткнулась на жестокий отпор пионеров.

«Испугалась сильно тогда. Думала, забьют. Там люди переезжали, и подшивки газет повыбрасывали на мусорку. Я кинулась, думаю, на месяц таких деньжищ хватит, а там уже пионеры. Вроде и не трогали, но окружили и так угрожали, что я думала – под себя обделаюсь. Страшно было, еле отошла потом».

Добралась до Барнаула. Домой не пошла («без толку, мать гнала бы с порога собачьим поводком»), зато пристроилась на дрожжевой завод, подсобницей.

«Денег платили копейки, но в подвале общежития койка у меня была. Пить почти не на что было, да и на еду особо не хватало. Зато без водки аж похорошела, по мужикам пошла. Там веселые ребята были, работяги».

В разгар перестройки Галина уехала за одним из «веселых ребят» в Полтавскую область. Расписываться не стали, но жили, как утверждает Галина, «справно и без мордобоя». На корку хлеба хватало. Потом грянул 91-й год, и ее гражданский муж подался в кооперацию – возил из Польши ширпотреб. В один прекрасный день он не вернулся. Много позднее его попутчики рассказали Галине, что уже на обратной дороге, в Западной Украине, Серега повздорил с такими же как он челноками и нашел последнее пристанище на дне одной из безвестных речушек в тех краях.

«И оказалась я опять на улице. У мужа-то комната была общежитская, от завода, а я у него на птичьих правах».

С той поры Галина выживает ежедневно. Она ведет свою борьбу неспешно, не расходуя сил, потому что знает – еще должно хватить на завтра. Существование бомжа – очень энергозатратный процесс, тем более, что помощи со стороны ждать не приходится.

«Пенсии я не получаю, В Барнаул надо ехать, документы переоформлять, переводить – другая ж страна теперь. Не осилю я это дело, да и за какие гроши кататься? Хлам перебираю, картон-бумагу сдаю. В металлолом не сунешься, этим мужики ведают. Один раз связалась, подружка приговорила калитку железную сдать, на дачах забор меняли и выбросили. На приемке мужики за угол отвели и так по горбу надавали, месяц потом как утка ходила – переваливалась».

Точкой невозврата в своей судьбе Галина считает развал Союза. Говорит, «до» еще можно было надеяться на государство. «После» – уже нет. Да и государства уже нет. В чужой стране она – незваный гость. Говорит, с того времени «вниз покатилась и назад уже не поднимусь». Но каждый день она начинает с составления плана – где и на чем заработать копейку. На «доброго дядю» надежды нет. «Перевелись добрые», – усмехается баба Галя.

Она не думает о скорой зиме, о том, что снова придется искать стационарное лежбище и отвоевывать его у конкурентов. Она – как Скарлетт О`Хара – подумает об этом завтра. Главное – пережить сегодня.

«Пойду, надо четыре помойки обойти – через два часа мусоровоз приезжает. Дела», – и неторопливо уходит. Сгорбленная, неароматная,  но упорная в своем желании жить героиня нашего времени.