Дело овечье. Аллегорически об обыденном

Маленькая овца кремового цвета – от рождения она была цвета топленого молока, но со временем ее шерсть подернулась еле заметной рыжинкой от грязных боков собратьев – заблудилась в предгрозовом поле.

Она паслась вместе со стадом, но, нарушив строжайшее правило овец – «ни шагу самостоятельно!» - польстилась на густой ковер люцерны, который виднелся на краю оврага. Маленькая овца, боязливо оглядываясь, протрусила к обрывистому краю, немного спустилась по крутой узкой тропке и принялась за желтенькие соцветия.

Ей казалось, что прошли минуты, однако когда маленькая овца, мелко вздрагивая курдюком, выбралась на край оврага, она поняла, что стадо ушло.

Сначала маленькой овце показалось, что она вышла не с той стороны оврага. Овца постояла задумавшись и полезла обратно вниз по тропке – обходить его вокруг показалось ей непозволительной инициативой. Но по тропке можно было пройти только совсем немного – дальше она круто заворачивала и уходила почти отвесно вниз, к ручью на дне. Овца потянула носом болотный тлен и повернула назад.

Когда она выбралась туда, откуда начался путь ее грехопадения (отбиться от стада, а тем более отбиться от стада сознательно, считалось грехом), маленькая овца увидела, что местность неузнаваемо поменялась. Одиночные деревья на лугу, казалось, съежились, уменьшились в росте; изумрудная трава пожухла и приобрела оттенок придорожной пыли, и даже люцерна внутри маленькой овцы увяла и обратилась в пепел. На луг надвигался дождь.

«Пропала», - подумала маленькая овца в широком смысле этого слова.

По понятиям стада нарушение дисциплины каралось строжайше. Правда, никто из овец не мог внятно сказать – что же случается с провинившимся, но легенды ходили самые разные. От отлучения от корыта в овчарне до изгнания в дальний лес. Или нет, в Дальний Лес – именно так, с большой буквы, овцы называли нескончаемый темнозеленый массив на западе, верхушки которого виднелись на горизонте, если обойти хлев и выглянуть в щель в заборе.

Из Дальнего Леса не возвращались; там водились одичавшие бродячие псы, которые ушли на вольные хлеба от городских служб по отлову бездомных животных, и яркие облезлые лисы, с легкой руки городских врачей получившие статус «бешеных». Лисы наведывались периодически к забору овчарни, шумно втягивали чуткими носами навозный воздух и уходили резать кур за три версты, в соседнюю деревню.

Маленькая овца подняла голову, и увидела, что в небо над лугом сползаются мятые неряшливые тучи. Тучи были похожи на застиранное, комканное серое белье, которое кто-то огромными ладонями сгребал в кучу в центре неба. Белье было влажным – запах сырости сошел с небес, запутался в верхушках ковылей и коснулся ноздрей маленькой овцы.

Овца сделала четыре шага под осину с листьями-хамелеонами: издалека осина была сочно-зеленой, а если смотреть на крону снизу – плесневело-белесой, как будто листья побила паутинная тля.

В осине кто-то негромко прочистил горло, и маленькая овца от неожиданности посыпала землю горстью навозных шариков. В небе грянул гром, как будто треснул гигантский спелый арбуз.

- Заблудилась? – спросил голос из кроны. Овца не ответила. Рассказать неизвестному об истинном положении дел считалось грубейшим нарушением стадной дисциплины.

Паутинный морок осиновых листьев расщелился и оттуда выглянула лакированная голова вороны с пуговичными глазами.

- Заблудилась, - с облегчением ответила маленькая овца. Она знала ворону, та иногда прилетала на подворье клевать потравленных сторожами мышей.

- Песец тебе, овца, - равнодушно сказала ворона и кончиком твердого клюва вынула из-под крыла блоху. Песец был нарицательным персонажем среди овец; ягнят пугали, что «ночью придет песец и перекусит яремную вену». Песцом пугали за большие грехи, а помянуть его в нынешней ситуации было просто кощунственно со стороны вороны.

Овца промолчала и посеяла на землю еще одну порцию шариков.

- Ты бы слетала, ворона, сказала бы нашим, что я отбилась, - попросила овца после долгой паузы.

- А зачем – дело-то пропащее. Сама знаешь, что будет – дисциплину нарушила, в овраг самовольно пошла. Я тут давно сижу, за тобой наблюдаю.

Маленькая овца снова промолчала.

- Оставайся здесь, овца, - внезапно сказала ворона. – Пойдем с тобой в Дальний Лес. Я тебе там протекцию составлю.

При упоминании Дальнего Леса у овцы заполошно забилось сердце. Она представила, как бешеные лисы рвут белыми сахарными зубами ее кремовое тельце.

- Мне нельзя в Дальний, ворона. Мне даже овраг вокруг обойти нельзя.

- А если опасность? А если так будет лучше? – уточнила ворона. Она перестала греть клюв подмышкой и уставилась на овцу стеклянной бусинкой глаза.

- Не положено. У нас есть кому думать – где лучше и как надо.

- Дело овечье, - двусмысленно сказала ворона и выпустила из-под юбки кроны каплю помета. – Дело-то оно такое – овечье.

Маленькая овца снова подняла голову и увидела, как стремительные тяжелые капли дождя пикируют к земле. В небе опять лопнул исполинский арбуз.

- Тогда беги. Беги вон туда, на юго-восток. Через полчаса до своих добежишь, - и ворона кивнула твердым роговым клювом в абсолютно одинаковый со всех сторон черный горизонт.

- Не положено, - убежденно ответила овца. Дабы показать твердость своей позиции, она полуотвернулась от вороны и уставилась на северо-запад.

-Ну, гляди сама, - равнодушно сказала ворона и пошевелилась внутри кроны, переступая с лапки на лапку.

Маленькая овца – чтобы уберечься от стены дождя – прижалась плотнее к стволу осины. Она было оглянулась назад, но редкий, кружевной лесок на склонах оврага вдруг почернел и налился сыростью, а другой стороны оврага совсем не стало видно. Овца твердо решила больше не оборачиваться, да и вообще отойти от края. Она ступила шаг, но поняла, что ливень размочил глину под копытами, и двигаться почти невозможно.

Овца замерла на месте, но предательская дрожь в ногах заставляла ее перебирать копытами, и маленькая овца незаметно для себя по дюйму приближалась к краю. Из замшелой кроны за ней внимательно наблюдал пластмассовый вороний глаз.

Дождь продолжался еще с час. На его исходе ворона пошевелилась снова и просунула голову между слипшимися листьями.

- Не пойдешь? Я дорогу покажу.

- Не пойду. У нас так не принято, - отказалась овца, хотя так и не поняла куда звала ее ворона – то ли в Дальний Лес, то ли в овчарню. Она переступила копытами и поняла, что ноги разъезжаются при малейшем движении. Маленькая овца подняла голову: она хотела спросить ворону не видно ли сверху возвращающегося стада. В этот момент на востоке с треском лопнуло небо, по нему прошли судороги двух-трех молний и в открывшуюся щель стал виден ослепительный бело-желтый небосвод.

Но маленькая овца уже не видела этой красоты. От оглушительного грома она поджала задние ноги, инстинктивно пытаясь сесть как собака, но поскользнулась и стремительно взмыла над краем оврага. В воздухе овцу скрутило винтом, потом она распрямилась, нелепо лягнув пространство задними копытами, и камнем ушла вниз.

Ворона на осине скрылась в кроне и тут же появилась с другой стороны, выходящей на овраг. Она склонила голову и заглянула на дно, где в болотном киселе лежала маленькая овца, неестественно подвернув голову под кремовое тельце.

Ворона опять скрылась в кроне, и спустя минуту спикировала вниз, с шелковым треском расправив крылья. Ей не хотелось приземляться в жирную грязь, и она села между овечьих лопаток, прямо на кремовую шерсть колечками.

Ворона вразвалку прошлась вдоль хребта маленькой овцы и обратно, высвобождая жилистые ноги из свалявшейся под дождем шерсти. Маленькая овца еще дышала, неритмично вздувая барабанный бок. Из-подмышки виднелась правая сторона овечьей морды: положение ее головы не позволяло вороне сомневаться в том, что маленькая овца вскорости умрет.

- Умираешь, овца, - констатировала ворона. Овца судорожно вздохнула, и на бархатные губы наползла пузыристая пена. – А умирать – тоже «не положено»?

Маленькая овца молчала. Пена толчками выпадала на черную илистую грязь с каждым ее вздохом.

Ворона подумала и спрыгнула с овечьей спины в грязь перед мордой.

- Глупую ты жизнь прожила, овца. И всю жизнь боялась – всю жизнь тебе «не положено» было.

Маленькая овца судорожно заморгала. Ворона несколько раз беззвучно открыла и закрыла клюв и боком стала подходить к овце со стороны затылка.

***

Дождь утих; одиночные деревья на лугу снова расправили кроны; изумрудная трава устремилась в направлении неба, и даже люцерна затянула проплешины, выеденные маленькой овцой.

Ворона раздосадовано отошла от околевшей маленькой овцы. Ей удалось выклевать только один глаз, другой стороной морды овца вжалась в грязь.

- Никчемно околела, бесславно. Тускло жила – тускло сдохла, - подумалось вороне. Она почистила клюв правой лапкой и добавила: – Ну, дело овечье.