А между тем у истории в этих местах есть точки отсчета, те дни и годы, когда сюда пришли люди для того, чтобы быть самими собой и больше не уходить никогда. И вот о них мы сегодня поговорим.
У
каждого большого города есть свой миф. Я не говорю о том, что для
внутреннего пользования, вроде обсуждений, где зарыт клад или проходит
тайная линия метро. Это для детей и подростков. А вот такая история,
которую экскурсоводы обязательно рассказывают приезжим или по которой
хоть школьник, хоть пенсионер отличит местного от понаехавшего...
Так
вот, в Харькове, в отличие от Одессы или Полтавы, ничего подобного
не было. Город и его окрестности упорно забывали свою историю, хотя она
была и на виду, и в доступности. Книги того же Дмитрия Багалея, например, никто в спецхран не прятал, но и не переиздавал.
Не всю историю забывали, кое-что оставалось, мелкими порциями.
Местным пролетариям предлагалась история заводов и фабрик. Но это важно
тем, кто там работает, и членам их семей.
Мемориализация революции? Ну да, некоторые отдельные приключения,
а картину в целом давать нельзя, ведь тогда придется рассказывать
о Раковском и Пятакове, а это нельзя никак, да и Донецко-Криворожская
республика не упоминалась ни в «Кратком курсе», ни в сменившем его
«кирпиче» истории партии. Вот и получалось, что история, подобно поездам
дальнего следования, хоть и не объезжала Харьков совсем, но делала
в нём короткие остановки.
А между тем у истории в этих местах есть точки отсчета, те дни
и годы, когда сюда пришли люди для того, чтобы быть самими собой
и больше не уходить никогда. И вот о них мы сегодня поговорим.
Решения первого Романова
Почти два с половиной века российское государство только
присматривалось к своим южным лесостепным владениям, но не могло их
освоить — «некем делать», как говаривал позднее император Александр
Павлович.
Только при царе Михаиле Фёдоровиче нашлось решение этому, казалось
бы, вечному вопросу. Тогда же были проведены подробные топографические
исследования окраины Дикого Поля, результатом которых стала «Книга
Большому чертежу». Стало понятно, где лучше всего селить будущих жителей
края.
На украинах Речи Посполитой православному населению стало уж совсем
невыносимо. И закрепощение, и религиозный гнёт, и другие «прелести»
от королей династии Ваза вынуждали жителей Подолья и Галиции, а также
Приднепровья бежать на восток. Туда, где нет ни пана, ни ксёндза
с ростовщиком.
И царское правительство с 1638 года стало всячески приветствовать
переселение «черкас» (так они назывались в официальных документах)
на пустующие земли Дикого Поля. Именно на них окружение первого
из Романовых и решило возложить обязанность защиты русских южных рубежей
от татарских набегов.
«Первым блином», который стал комом, в этом ряду были казаки Якова
Острянина. В грамоте Разрядного приказа тульскому воеводе в августе 1638
года говорится, что пришедших «…велим устроить на Чугуеве городище
всех в одном месте, и по вашей мысли в одном месте устроить их мочно,
для того, как они будут близко Муравске сакмы, и нашему делу чаять
прибыльнее и от татарского приходу остерегательнее».
После того как 26 апреля 1641 года жители Чугуева восстали, убили
своего командира Якова Острянина и ушли на Полтавщину, немедленно были
переселены временно русские служилые люди — около 400 человек. В 1642 г.
на «вечное житье» в г. Чугуев были переведены 200 московских стрельцов.
Позднее пришло еще 300 беженцев из-за Днепра, спасающихся
от польско-шляхетского гнета. И эти люди, и их потомки уже никуда
не ушли.
Черкасы приходили целыми сёлами, основывая на границах леса и степи
слободы. Так Дикое Поле стало превращаться в Слободскую Украину. Стали
появляться и крепости, в которых и черкасы, и пришедшие с востока дети
боярские стали обустраиваться. Единственной из них, пережившей все
напасти и по сей день остающейся городом, стали Валки. Но массовое
переселение пошло уже в следующее царствование.
Волны миграции
В походной песне Ахтырского полка поётся:
Давно, при царе Алексии,
В степях, где дрались казаки,
На гранях Московской России
Родилися наши полки.
Когда началось восстание Хмельницкого, переселение из-за Днепра стало
организованным. Разные историки насчитывают разное количество волн
переселенцев — от трёх (Измаил Срезневский) до семи (Константин Щёлков,
который вел отсчет от казаков Острянина). Своя версия заселения края
была и у харьковского помещика, прямого потомка первого местного
начальства, действительного статского советника Григория Федоровича
Квитки, вошедшего в курс украинской литературы как Грыцько Квитка-Основьяненко. Он, разумеется, утверждает первенство своей ближней родни на освоение края.
Будущий ректор Санкт-Петербургского университета и сын харьковского
профессора Измаил Срезневский выделил три этапа заселения. По его
мнению, с 1640 по 1645 год, то есть в конце царствования Михаила
Федоровича переселилось из-за Днепра от 8 до 10 тысяч человек. Большая
их часть была из окрестностей Черкасс, откуда и появился бюрократический
термин «черкасы». Они и основывали первые слободы по рекам Уды, Мжа,
Мерла и Северский Донец, занимаясь охотой и рыболовством. Хлеб же они
получали «от русских из-за белгородской черты». История сохранила имя Кондратия Сулимы, который собрал новопоселенцев и пошел с ними на татар.
Вторая волна случилась в первые годы царствования Алексея
Михайловича, в 1645-1648 годах. Именно тогда переселилось, по данным
Срезневского, «1247 семей и около 2000 слишком казаков». Среди них были
и дворянские роды Квиток, Захаржевских, Шидловских и Кондратьевых.
И, наконец, миграция 1650-1651 года. Массовое бегство от тягот хмельниччины.
Вот как описывал эту миграцию историк Пётр Головинский: «He одни
крестьяне, но и настоящие козаки покидали свое отечество. Оставляя свои
жилища целыми селениями, переселенцы забирали свои имущества и жгли все,
чего не могли взять с собою; некоторые селения забирали и церкви
со всею утварью и со всеми принадлежностями, и даже брали колокола;
затем составляли таборы, вооружались ружьями и пушками, пускались в путь
и, если нужно было, силою оружия очищали себе выход из покидаемого
отечества.
Всех этих выходцев правительство Московское обнадеживало, что они
всегда будут жалованы царскою милостию. Привлекая Украинцев к своим
границам, правительство имело в виду не одно только увеличивание
народонаселения государства; при этом оно имело и другую цель… —
укреплять и сторожить свою порубежную линию от нечаянных набегов
неприятелей.
По низвержении татарскаго ига, правительство Московское особенное
внимание обратило на оборону государственных границ от набегов Крымских
татар. С этою целью по границам проводились линии засек, валов, станиц
и крепостей, в которых был населен особый класс служивых военных людей,
долженствовавших постоянно бытии на службе, ездить в степи, смотреть
за движением татар и по известным степным дорогам, называемымъ шляхами
и сакмами, перехватывать языков и доставлять вести воеводам и государю». По расчетам Срезневского, на 1654 год на этой территории насчитывалось от 80 до 100 тысяч жителей мужского пола. Он писал: «Во
время третьего переселения в Слободскую Украину в ней всюду было уже
распространено земледелие, и народ стал мало-помалу оживаться
в привольном новоселии. Переселения продолжались и после, но они уже
не столь важные, как первые три».
Из второй и третьей волн и вышли первые жители Харькова, Сум
и Ахтырки — наряду с Чугуевом и Острогожском ставших вскоре полковыми
городами.
Дар Алексея Михайловича
28 марта 1656 года последовал указ царя Алексея Михайловича чугуевскому воеводе Сухотину, в котором говорилось:
«По нашему указу велено быти на нашей службе в чугуевском уезде
для городоваго строения в Змиеве Якову Хитрово, в Харькове Воину
Селифонтову и велено им тех городов Змиевских и Мохначевских
и Печенежских и Харьковских и Хорошевских Черкас ведать во всем,
а тебе — тех Черкас ведать ни в чем не велено…
А будет тебе на Чугуеве… про приход… Татар учинятся вести… и ты
б… ссылаясь с Яковом Хитрово и с Воином Селифонтовым… сообча за один…
новые городы Змиев и Харьков и тех городов служилых людей Черкас
от Татарския войны заступил и в плен и в расхищение не выдал».
В этом документе о полковнике и старшине не говорится, а Харьков
назван городом новым; так как воеводы с появлением полковников
и слободских полков черкасами не заведывали, то, значит можно сказать
утвердительно, что в то время полковника в Харькове, еще не было.
Селифонтов и руководил строительством харьковской крепости и его,
наряду с приведшим на плато при слиянии Лопани и Харькова поселенцев
осадчим Иваном Каркачем, можно считать основателем будущего губернского города и областного центра.
«Еще дед моего деда зашел в этот край, а именно в окрестности
Харькова, когда было здесь весьма мало народу. Татары кочевали тогда
на этом берегу Донца и разъезжали в теперешней Харьковской губернии,
как в своей земле. Первые поселенцы, прорываясь сюда с разных мест
Польши и Малороссии небольшими партиями и даже отдельно семьями, должны
были выбирать для своего поселения места скрытныя и недоступныя.
Для этого удобнее других было местоположение между двумя реками
Харьковом и Лопанью, там, где эти реки, сливаясь между собою и имея
весьма болотистые берега, поросшие частым луговым лесом, делали его
с трех сторон местом недоступным, а с четвертой оно прикрывалось
сплошным лесом, по горе между реками, доходившим тогда до теперешнего
кафедральнаго собора. Оно представляло такое скрытное убежище, что,
вероятно, было избрано для поселения еще первыми переселенцами, которые,
по слабости сил своих, были не в состоянии защищать открыто себя и свои
имущества от хищничества татар.
Где же на описанном мною местоположении могло быть первое
поселение, как не там, где чистая, здоровая вода давала первую,
необходимейшую, после пищи, потребность в быту поселянина. Речная вода
не представляла еще такого удобства. На всем этом пространстве в одном
только месте есть родниковая вода, при самой р. Харькове, так называемая
Белгородская криница», — писал литератор Григорий Квитка-Основьяненко, чьи предки были харьковскими полковниками.
Особенности местной самобытности историк Петр Головинский сформулировал так:
«Окрепнувшая таким образом Слободская Украина добровольно приняла
на себя охрану Юго-восточной границы Государства Московского, пользуясь
притом следующими преимуществами:
1) Свободным занятием пустопорожних земель. 2) Свободным
устройством козацкимъ. 3) Свободою выборных козаков от службы строевой.
4) Свободою остального населения промышлять всякими промыслами, рыбной
ловлею, мельничеством, винокурением и винопродажею. 5) Свободою общею
от всяких податей и повинностей, кроме военных — козаческихъ. 6) Правом
содержать на откуп таможни, мосты и перевозы. За означенные промыслы,
слобожане с 1665 года по окладу Белгородскаго разряда платили оброчные
деньги».
Даже у соседей-белгородцев винокурение и мельницы были обложены
податями. Вскоре за заслуги в защите от татар и эти оброчные деньги были
отменены.
И отношения между черкасами и переселенцами с севера всегда были
мирными. Русские служилые люди также поселялись на этой территориями,
и для них действовал запрет на переезд туда помещиков со своими
крепостными. Свободные крестьяне поселялись на заимках, а их потомки
стали именоваться старозаимочными. Права на свои земли они отстаивали
в судах столетия спустя.
Не гетманские, а царские
После Переяславской Рады слободские казаки не вошли в гетманское
подчинение. Однако некоторым не сиделось на месте, и они участвовали
в делах своих родственников. Но в основном казаки защищали свою
самобытность под скипетром русского царя.
Из самих казаков и влившейся в их ряды шляхты наиболее ярким персонажем был первый сумской полковник Герасим Кондратьев. В конце 1658 года в письме к царю Алексею Михайловичу сумчане сообщали:
«…Приходили под Сумы татарове многие люди, и бой с ними был. И
татарове, отшед от Сумина, стали в Суминском уезде, и села и деревни
воюют и людей в полон емлют; а дожидаются больших людей, и дождався
хотят приходить на наши украинные городы вскоре».
Отряды крымцев были направлены на слобожан мятежным гетманом
Выговским после того, как Герасим Кондратьев выгнал из Сум его
посланцев, предлагавших нарушить присягу и перейти на сторону
Выговского. Кондратьев, получив универсал гетмана, собрал полковую
старшину и в присутствии ее торжественно разорвал универсал.
1668 год стал серьезным испытанием для всего слободского казачества.
В гетманщине представители зажиточной украинской шляхты,
поддерживаемые Польшей и Турцией, подняли мятеж под предводительством
гетмана Ивана Брюховецкого, целью которого был разрыв с Россией.
В Грамоте от 16 февраля 1668 года царь обещает привилегии сумчанам за то, что «полковник
Кондратьев и старшины его, тогда как к ним присланы были возмутительные
письма от гетмана Брюховецкого, с твердостью отвергли эти письма,
как вредную ложь, и остались верными присяге».
Аналогичном документе от 28 июня 1668 года царь отмечает, что «казаки
и мещане Сумского полку служат Государю верно, бьются с изменниками
черкасами и татарами, не щадя своей головы, и не обольщаются их
обманчивыми внушениями, чем заслуживают полную царскую похвалу».
Жалованной грамотой от 5 мая 1669 года царь в награду за верность
сумского полковника и его старшины «прощает пошлины за продажу вина
и пива, следовавшие за прошлые годы, и дозволяет на будущее время
беспошлинно курить и продавать вино и пиво».
Еще одна жалованная грамота 1669 года, подтверждая все ранее данные
привилегии, говорит о том, за что они были даны и «чего стоила Сумскому
полку его верность во время бунта». Царь Алексей Михайлович жаловал полк
«преимуществами за службы и за разорение, что учинилось
от изменников и от крымских и от ногайских татар после измены Ивашки
Брюховецкого, и за осадное сидение».
С самого своего основания город-крепость Харьков не знал кровопролитий и был населен верноподданными царя Алексея Михайловича. Иван Сирко
же, основав слободу Артёмовку возле Мерефы (ныне — город-спутник
Харькова), хотя и стал местным жителем, но долго решал, кому служить.
Некоторые историки города называли его первым харьковским
полковником, но ни одного документального свидетельства этому
не имеется. Факт в том, что власть его в 1668 году признали некоторые
города Харьковского полка: Цареборисов, Маяцк, Змиев, Валки и Мурафа.
Когда Сирко в очередной раз решил изменить царю, в его пользу началось
движение и в самом Харькове, окончившееся убиением его противника Федора
Репки, соблюдавшего верность государю.
Историк Дмитрий Багалей писал: «В Чугуевском и Харьковском уездах
сторонники Сирко жгли села, деревни, хлеб, умерщвляли жителей.
Харьковцы первоначально, по заявлению Белгородского воеводы кн.
Ромодановского, «чинили промысел» над бунтовщиками; отряд харьковцев
ходил в Змиев и забрал пушки, оставленные изменившими черкасами.
Сам Серко подошел к Харькову, схватил нескольких харьковцев,
но его встретили выстрелами из крепостных орудий и он должен был уйти
обратно. Федор Репка выступил на помощь Чугуеву и разбил мятежников.
Гетман Дорошенко выслал против Репки партию татар, а вслед за тем
вспыхнул мятеж в Харькове: убили Репку, сотника Федорова, но большинство
населения осталось верно правительству».
Число восставших было невелико, и бунт был подавлен местными силами.
Вскоре Сирко вернулся на царскую службу, но уже не в слободских полках,
совершил много подвигов во славу Войска Запорожского и написал
знаменитое письмо султану. Он громил турецкие крепости и татарские
отряды, присягал и переприсягал.
Но местная казацкая старшина не поддавалась призывам с запада.
Кондратьевы и Донец-Захаржевские, Ковалевские и Квитки верно служили
царям, как и казаки, которые под их руководством строили и защищали
новонаселенную землю — Слобожанщину.
Украина.Ру
Рубрика "Блоги читачів" є майданчиком вільної журналістики та не модерується редакцією. Користувачі самостійно завантажують свої матеріали на сайт. Редакція не поділяє позицію блогерів та не відповідає за достовірність викладених ними фактів.