18 брюмера Владимира Зеленского

Победа Владимира Зеленского вызвала множество исторических ассоциаций. Кто-то цитирует Черчилля, кто-то вспоминает Рейгана.

А многие просто выставляют кадр из фильма «Ржевский против Наполеона», где шестой президент Украины в розовой треуголке изображает первого императора Франции. Однако есть куда более точная и похожая ассоциация и тоже с Францией.

Мало кто сходу ответит на вопрос: кто был первым французским президентом. Это турки, американцы или, например, жители Танзании чтят первых глав своих республик, у французов же всё совсем по-другому. Если забить в любой поисковик этот вопрос, то везде вылазит ответ «Наполеон III». Только вот Луи Наполеон Шарль  Бонапарт на момент своего избрания не был ещё пронумерован, но являлся абсолютно несистемным политиком со скандальной репутацией.

После смерти сына великого императора старшим в роду стал будущий первый президент — племянник императора и по совместительству внук первой императрицы. Правительство короля Луи-Филиппа не придавало серьёзного значения молодому претенденту на власть, но оппоненты «июльской монархии», как из республиканского (Арман Каррель, впоследствии Жорж Санд), так и из легитимистского лагеря (Франсуа Рене де Шатобриан), веря в личную честность и патриотизм Луи Наполеона или рассчитывая воспользоваться им для низвержения власти, раздували его значение и распространяли его славу. Постаралось в укреплении бонапартистского мифа и само правительство: под его патронажем в Париже открыли триумфальную арку и произвели перезахоронение праха императора в соборе Дома Инвалидов.

После падения Луи-Филиппа Луи-Наполеон благоразумно отсиживался и ждал своего часа. И вот пришла пора первых в истории Европы прямых выборов главы государства. В сентябре 1848 года, избранный вновь в пяти департаментах, Луи-Наполеон вступил в учредительное собрание 24 сентября. В своих редких речах и многочисленных посланиях этого периода он заявлял, что мог выставлять свои претензии наследника империи только в присутствии короля; но ввиду республики, основанной на воле всего французского народа, он отказывается от этих претензий и, как верный слуга народа, является искренним и горячим республиканцем. От голосования по практическим вопросам он воздерживался. Племянник великого дяди говорил монотонно и медленно, что усугублял лёгкий немецкий акцент, следствие швейцарского образования. Его оппоненты откровенно высмеивали Луи-Наполеона, называя «индейкой, которая считает себя орлом».

В ноябре 1848 года он выдвинулся кандидатом на пост президента республики. Его избирательный манифест, не давая ни одного определённого обещания, старался обтекаемыми фразами вызвать надежды и сочувствие у всех партий и групп избирателей; он обещал «по прошествии четырёх лет передать своему преемнику власть — твёрдой, свободу — неприкосновенной, прогресс — осуществившимся на деле», говорил о покровительстве религии, семье, собственности, о свободе вероисповеданий и преподавания, об экономии, о мерах в пользу рабочих.

Как же так получилось, что президентский пост занял племянник человека, который всё проиграл на памяти нестарых избирателей? Неужели французской элите было некого выставить? Казалось бы, был жив и здоров завоеватель Алжира Анри Орлеанский, герцог Омальский. Но тогда зачем в феврале 1848 года  низвергли его отца, короля Луи-Филиппа, чтобы делать сына президентом в республике? Вот его и не было среди кандидатов, как не было там выдающихся деятелей предыдущего царствования. Великий историк Франсуа Гизо поплатился за неосторожные высказывания в пользу имущественного ценза для избирателей. Не менее выдающийся историк Адольф Тьер тоже не выдвигался, как будто понимая, что нужно благоразумно подождать и стать 22 года спустя пусть не первым, но всё же вторым президентом Французской республики. Не выдвинулся ни тогда и не позднее и представитель прямой ветви Бурбонов, Анри, граф Шамбор, внук Карла Х, ибо не царское это дело, по его мнению. Никто не выдвинул и суперпопулярного Виктора Гюго, знаменитый Ламартин выбор проиграл, как мы видим.

 Главным кандидатом от республиканцев оказался проявивший себя в Алжире генерал Кавеньяк, но на нём было много крови, притом не столько даже арабской, сколько парижской. В боях и в результате внесудебных казней 24-26 июня только в столице погибло до 11 тысяч человек; 25 тысяч было арестовано, из них 11 тысяч оставлено под арестом. Понятно, что рабочие будут голосовать за кого угодно другого.

Агенты Бонапарта, многие из которых были ветеранами наполеоновской армии, развили бурную агитационную деятельность в провинции, обеспечив своему кандидату поддержку по всей стране в самых широких слоях населения, прежде всего крестьян, недовольных ростом цен, безработных, широчайший пласт мелких предпринимателей и собственников, желавших политической стабилизации и экономического процветания, даже интеллектуалов. Он умудрился заработать неохотное одобрение даже у влиятельного Тьера, который назвал его «наименее худшим из всех возможных кандидатов». Луи-Наполеон завоевал поддержку «l’Evnement» («Событие»), газеты Виктора Гюго, который заявил: «У нас есть уверенность в нём. Он несёт великое имя».

В знаменитом труде по истории позапрошлого века под редакцией Лависса и Рамбо говорится: «Избрание президента республики было назначено на 10 декабря; кандидатами были Кавеньяк, Луи-Наполеон, Ледрю-Роллен — кандидат социалистов, Ламартин и Распайль. Кавеньяк являлся представителем антисоциалистической республиканской партии. Монархически-католическая партия, прозванная “партией порядка”, незадолго до того сорганизовалась под руководством Комитета улицы Пуатье, во главе которого стояли вожди трех роялистских фракций: орлеанист Тьер, легитимист Берье и католик Монталамбер. Эта партия предложила Кавеньяку свою поддержку на следующих четырех условиях: он должен провести закон о закрытии клубов (они были закрыты только временно), сохранить в Париже 50000 солдат, не признавать Франкфуртского собрания (Тьер был ярым противником немецкого единства) и оказать сардинскому королю помощь против республиканцев. Кавеньяк отказался связать себя определенными обязательствами. Тогда комитет решил признать кандидатом “партии порядка” Луи-Наполеона, который обещал все, чего от него хотели».

10 декабря произошло голосование. Луи Наполеон получил 5 430 000 голосов (75 %), против 1 450 000, полученных генералом Кавеньяком, и 440 000 — другими кандидатами. «Недостаточно сказать, по примеру французов, что их нация была застигнута врасплох. Нации, как и женщине, не прощается минута оплошности, когда первый встречный авантюрист может совершить над ней насилие. Подобные фразы не разрешают загадки, а только иначе ее формулируют», — писал Карл Маркс несколькими годами позднее в своей знаменитой статье «18 брюмера Луи Бонапарта».

В инаугурационной речи, полной неопределённых фраз, президент дал одно обещание: «считать врагами отечества всех тех, кто будет покушаться изменить незаконными путями установленное всей Францией». В послании к палате депутатов 12 ноября 1850 года Наполеон заявлял о своём намерении быть непоколебимо верным конституции. В министерском совете он однажды прямо заявил, что представитель власти, который решился бы нарушить конституцию, был бы «бесчестным человеком». В разговорах с депутатами и министрами он шёл ещё дальше и называл 18-е брюмера (переворот, который совершил его дядюшка) — преступлением, а желание подражать подобному — безумием. Такими заявлениями ему удалось в значительной степени успокоить подозрительность политических противников.

Однако в отставку президент не ушел. 2 декабря 1852 года он был провозглашён императором французов под именем Наполеона III. Европейские державы немедленно признали новую империю, и только Николай I отказал новому императору в обычном обращении монарха к монарху «Monsieur mon frère» («Господин брат мой»).