«Судьба — шлюха»

Пристают, просят писать, писать о себе. Отказываю. Писать о себе плохо – не хочется. Хорошо – неприлично. Значит, надо молчать.

Редакционным советом английской энциклопедии "Кто есть кто" ("Who is who") включена в десятку самых выдающихся актрис ХХ века (1992).

Выдержки из книги:

Пристают, просят писать, писать о себе. Отказываю. Писать о себе плохо – не хочется.
Хорошо – неприлично. Значит, надо молчать.
К тому же я опять стала делать ошибки, а это постыдно. Это как клоп на манишке.
В том, с какой бесцеремонностью ко мне пристают с требованием писать о себе, – есть бессердечие. …Я знаю самое главное, я знаю, что надо отдавать, а не хватать. Так доживаю с этой отдачей.
…Не могу записывать, ни к чему. Противно брать в руки карандаш. Надо писать только одну фразу: «Все проходит». …И к тому же у меня непреодолимое отвращение к процессу писания. «Писанина». Лепет стариковский, омерзительная распущенность, ненавижу мемуары актерские. Кроме книжки П. Л. [Павлы Львовны Вульф].

* * *
Все бранят меня за то, что я порвала книгу воспоминаний. Почему я так поступила?
Кто-то сказал, кажется, Стендаль: «Если у человека есть сердце, он не хочет, чтобы его жизнь бросалась в глаза». И это решило судьбу книги. Когда она усыпала пол моей комнаты, – листья бумаги валялись обратной стороной, т. е. белым, и было похоже, что это мертвые птицы. «Воспоминания» – невольная сплетня. О себе говорить неудобно (а очень хочется). «Воспоминания» – это от чего? У меня от одиночества смертного.
Не хочу обнародовать жизнь мою, трудную, неудавшуюся, несмотря на успех у неандертальцев и даже у грамотных. Я очень хорошо знаю, что талантлива, а что я создала? Пропищала, и только.
Все ушли… Рядом бродяга, псина, безумно ее полюбила. Думаю, что собаки острее чувствуют, потому что не умеют говорить. Заразила я ее бессонницей и моей звериной тоской. Когда ухожу, она плачет. Беру ее с собой в театр, а потом рвусь к ней. Мне еще никто так не радовался.
** *
Наверное, скоро умру. Мне видится детство все чаще и чаще. Разные события всплывают из недр памяти и волнуют до сердцебиения.
Я вижу двор, узкий и длинный, мощенный булыжником. Во дворе сидит на цепи лохматая собака с густой свалявшейся шерстью, в которой застрял мусор и даже гвозди, – по прозвищу Букет. Букет всегда плачет и гремит цепью. Я люблю его. Я обнимаю его за голову, вижу его добрые, умные глаза, прижимаюсь лицом к морде, шепчу слова любви. От Букета плохо пахнет, но мне это не мешает. В черном небе – белые звезды, от них светло. И мне видно из окна, как со двора волокут нашу лошадь. Кучер говорит, что лошадь подохла от старости и что тащат ее на живодерню.
Я не знаю, что такое живодерня. Мне пять лет.

* * *
 Актрисой себя почувствовала в пятилетнем возрасте. Умер маленький братик, я жалела его, день плакала. И все-таки отодвинула занавеску на зеркале – посмотреть, какая я в слезах.

***
…Я стою в детской на подоконнике и смотрю в окно дома напротив. Нас разделяет узкая улица, и потому мне хорошо видно все, что там происходит.
Там танцуют, смеются, визжат. Это бал в офицерском собрании.
Мне семь лет, я не знаю слов «пошлость» и «мещанство», но мне очень не нравится все, что вижу на втором этаже в окне дома напротив.
Я не буду, когда вырасту, взвизгивать, обмахиваться носовым платком или веером, так хохотать и гримасничать!..
Там чужие, они мне не нравятся, но я смотрю на них с интересом.
Потом офицеры и их дамы уехали, и в доме напротив поселилась учительница географии – толстая важная старуха, у которой я училась, поступив в гимназию. Она ставила мне двойки и выгоняла из класса, презирая меня за невежество в области географии. В ее окно я не смотрела, там не было ничего интересного.
Через много лет, став актрисой, я получила роль акушерки Змеюкиной в чеховской «Свадьбе». Мне очень помогли мои детские впечатления-воспоминания об офицерских балах. Помогли наблюдательность, стремление увидеть в человеке характерное: смешное или жалкое, доброе или злое…

* * *
Несчастной я стала в шесть лет. Гувернантка повела в приезжий «зверинец». В маленькой комнате в клетке сидела худая лисица с человечьими глазами. Рядом на столе стояло корыто, в нем плавали два крошечных дельфина. Вошли пьяные, шумные оборванцы и стали тыкать в дельфиний глаз, из которого брызнула кровь.
Сейчас мне 76 лет. Все 70 лет я этим мучаюсь...

 
Вот лишь небольшая часть высказываний великой Раневской. Они уже давно стали афоризмами:

 Женщина умнее мужчин. Вы когда-нибудь слышали о женщине, которая бы потеряла голову только от того, что у мужчины красивые ноги?

 Объясняя кому-то, почему презерватив белого цвета, Раневская говорила:
«Потому что белый цвет полнит».

 Как придете, стучите ногами.
- Почему ногами, Фаина Георгиевна?
- Но вы же не с пустыми руками собираетесь приходить!

Чтобы оставаться худой, женщине надо есть перед зеркалом и обнаженной.

 Если больной очень хочет жить, врачи бессильны.

 Раневскую спросили:"Какие женщины склонны к большей верности - брюнетки или блондинки?" Не задумываясь она ответила:"Седые!»

Когда я выйду на пенсию, то абсолютно ничего не буду делать. Первые месяцы просто буду сидеть в кресле-качалке. 
А потом? 
А потом начну раскачиваться.

Чтобы мы видели, сколько мы переедаем, наш живот расположен на той же стороне, что и глаза.

Если женщина идет с опущенной головой — у нее есть любовник! Если женщина идет с гордо поднятой головой — у нее есть любовник! Если женщина держит голову прямо — у нее есть любовник! И вообще — если у женщины есть голова, то у нее есть любовник!

- Милочка, вы так хорошо выглядите. — Спасибо, чего не могу сказать о вас… — А вы сделайте как я — СОВРИТЕ.

Перед Олимпиадой-80 в московскую торговлю поступила инструкция: быть особо вежливыми и ни в чем покупателям не отказывать. Заходит в магазин на Таганке мужчина и спрашивает:
-Мне бы перчатки…
-Вам какие? Кожанные, замшевые, шерстяные?
-Мне кожанные.
-А Вам светлые или темные?
-Черные.
-Под пальто или под плащ?
-Под плащ.
-Хорошо. Принесите, пожалуйста, нам Ваш плащ, и мы подберем перчатки нужного цвета и фасона.
Рядом стоит Раневская и говорит:
-Не верьте, молодой человек! Я им уже и унитаз приволокла, и жопу показывала, а туалетной бумаги все равно нет…

Склероз нельзя вылечить, но о нем можно забыть.

Когда в Москву привезли «Сикстинскую мадонну», все ходили на неё смотреть. Фаина Георгиевна услышала разговор двух чиновников из Министерства культуры. Один утверждал, что картина не произвела на него впечатления. Раневская заметила:
— Эта дама в течение стольких веков на таких людей производила впечатление, что теперь она сама вправе выбирать, на кого ей производить впечатление, а на кого нет!

Жемчуг, который я буду носить в первом акте, должен быть настоящим,- требует капризная молодая актриса.
Всё будет настоящим, — успокаивает ее Раневская. — Всё: и жемчуг в первом действии, и яд — в последнем.

Проклятый девятнадцатый век, проклятое воспитание: не могу стоять, когда мужчины сидят.

- «Вы не поверите, Фаина Георгиевна, но меня еще не целовал никто, кроме жениха».
— «Это вы хвастаете, милочка, или жалуетесь?»

Сотрудница Радиокомитета N. постоянно переживала драмы из-за своих любовных отношений с сослуживцем, которого звали Симой: то она рыдала из-за очередной ссоры, то он ее бросал, то она делала от него аборт. Раневская называла ее «жертва ХераСимы».

Однажды Раневскую спросили: Почему красивые женщины пользуются бoльшим успехом, чем умные?
— Это же очевидно ведь слепых мужчин совсем мало, а глупых пруд пруди.

Раневская со всеми своими домашними и огромным багажом приезжает на вокзал.
— Жалко, что мы не захватили пианино, — говорит Фаина Георгиевна.
— Неостроумно, — замечает кто-то из сопровождавших.
— Действительно неостроумно, — вздыхает Раневская. — Дело в том, что на пианино я оставила все билеты.

Идущую по улице Раневскую толкнул какой-то человек, да еще и обругал грязными словами. Фаина Георгиевна сказала ему:
— В силу ряда причин я не могу сейчас ответить вам словами, какие употребляете вы. Но я искренне надеюсь, что когда вы вернетесь домой, ваша мать выскочит из подворотни и как следует вас искусает.

Раневская ходит очень грустная, чем-то расстроена.
- У меня украли жемчужное ожерелье!
- Как оно выглядело?
- Как настоящее...

У Раневской спросили: что для нее самое трудное?
- О, самое трудное я делаю до завтрака, - сообщила она.
- И что же это?
- Встаю с постели.

А вы куда хотели бы попасть, Фаина Георгиевна, - в рай или ад? - спросили у Раневской.

- Конечно, рай предпочтительнее из-за климата, но веселее мне было бы в аду - из-за компании.