Bizzare Боба Михайлова

Всемирно известный фотограф Борис Михайлов показал Харькову изнанку человеческой души, рваные края социальных разломов и немножко того, что обычно принято прятать в трусах.

Его выставка открылась в ЕрмиловЦентре аккурат в годовщину культового коммунистического праздника и ожидаемо вызвала ту двуполярную реакцию, которую должен вызывать классического разлива китч.

Собственно, посмотреть на Михайлова и его работы стоило хотя бы потому, что это Михайлов. И его работы, соответственно. Это как приезжие в Москве: далеко не каждый коммунист, но девять из десяти по приезду сходят в Мавзолей. Знаменито! – как восклицала Эллочка-людоедка.

Публика на открытие собралась разношерстная, но достаточно четко разделяемая на три категории: восторженный альтернативный молодняк, завсегдатай фрик-шоу; эксперты – сверстники автора с именами в своих профессиях и любопытствующие, которых правильно было бы назвать зеваками.

Субкультурная молодежь, в традиционном заблуждении называющая себя богема – благодатный электорат на подобных мероприятиях. Их мироощущение – в силу возраста – еще весьма монохромно, поэтому для них словосочетание «выставка гуру фотографии» сразу и без рассматриваний вызывает культурологическую эрекцию. Для них свобода мышления и свобода самовыражения – это тоннели в ушах, белые банты первоклашки на коротко стриженной мужской голове или диковинные прически в расцветках ЛГБТ-знамени. Это нормально, кстати, это возрастное, и это если не обязательный, то уж точно желательный переходный этап в становлении личности творца чего-нибудь-там.

Эксперты – многие из них старые друзья и не менее старые почитатели Михайлова – пришли по вполне понятным причинам: поддержать, восхититься, поздравить, в конце концов, тем более, что выставка была приурочена к 75-летию мастера. Поскольку большинство из них возрастом родом из Советского Союза, их интерес объясним. Их молодость пришлась на тот казарменный период в истории государства, когда члены было нельзя, сиськи – тоже нельзя, а фрики назывались извращенцами и если не преследовались уголовно, то жестоко порицались обществом. Поэтому для них свобода мышления и самовыражения – это фотография сжатых в кулаке яиц и снулого пениса на фоне немолодых мужских ляжек. Выставленная в пятидесяти метрах от площади Дзержинского. Дзержинский, товарищи! Вы слышали? Боб выставил свое фото своего пениса на Дзержинке! И наступает та же самая культурологическая эрекция.

В шестидесятые это, безусловно, был бы поступок. Вызов системе, вызов обществу, вызов мещанскому, безликому и лубочному искусству соцреализма. А сегодня это не то чтобы норма, но обыденность – как пить дать.

Ну, третья категория, зеваки – они зеваки и есть, что тут расписывать…

А на следующий день на одном из местных интернет-ресурсов вышел достаточно посредственный материал о выставке. Посредственный – поскольку мысль, которую хотел донести автор, нельзя было примитивизировать до тезиса «старый хрыч выставил порнографию», при виде которой «хочется накатить водки». В ответ известный журналист и блоггер Андрей Капустин, присутствовавший на открытии выставки, разразился в фейсбуке гневным постом. Он предварил его замечанием, что негоже метать бисер перед свиньями, но по ходу текста рассыпал его немало, обвиняя противников михайловского искусства в ханжестве и через слово употребляя термин «говно» в разнообразных смысловых значениях.

Однако и в самом посте, и в комментариях к ним меня поразил центральный аргумент: Михайлов - лауреат премии Hasselblad, был награжден премией Spectrum за заслуги в области фотографии и вообще выставлялся в Лондоне, Нью-Йорке, Амстердаме и Риме и многих других городах, о которых неуч-автор статьи слыхом не слыхивал. Поэтому – молчать и не гавкать!

С какого перепугу, господа?

Почему, если завтра ко мне придет сосед по лестничной клетке и покажет фотокарточку с собственным увядшим половым органом – это будет фотокарточка с увядшим органом. А если сосед до этого выставлялся в Риме – то это будет высокое искусство? Я ничуть не умаляю талантов Бориса Михайлова, у которого есть действительно гениальные снимки и даже серии. Но это же не повод экзальтированно кричать «шедевр!» по поводу всего, что создается этим автором. Почему ваши негибкие умы, господа эксперты, не допускают даже мысли, что кому-то может не понравиться фото унылой волосатой мошонки или разверстых женских ног с расплывающимся пятном зеленки между ними? Охотно верю, что это было концептуальным и андеграундным искусством во времена вашей молодости. Но сейчас таких «карточек» можно качать гигабайтами, забив в поисковик bizarre porn.

Но главный страх не в этом. Он в том, что вся эта монохромная молодежь, с бантиками, тоннелями и несвежими дреддами, монохромно же отсечет «лишнее» – десятилетия труда, поиска себя, выкристаллизации творчества – и сделает нехитрые выводы. Искусство, решат (и решают) они, это старческие мошонки. Это несимпатичные немолодые женщины, лежащие на траве непременно голыми (голость – это вообще главный признак искусства) перед пузатым голым же мужчиной, стоящим над ней в позе готовности к мочеиспусканию. Искусство – это крупный план вялого пениса, за который женская рука куда-то влечет мужчину.

А потом эта альтернативная молодежь проводит свои собственные выставки и перформансы, где на картинах изображены прокладки в менструальной крови, а на полу галерей лежат манекены трупов в имитации блевотины. Нехарьковчане, вы думаете, это метафоры? Приезжайте к нам, у нас иногда случаются очень альтернативные мероприятия в области искусства.

Вместо P.S. А сегодня в Москве некий творец и художник (без стыда признаюсь, что запамятовал его имя) сел голым посреди Красной площади и сквозь кожу собственной мошонки вбил между камнями брусчатки гвоздь. «Арт-деятель» (формулировка из текста новости, - Авт.) назвал это «художественной акцией». Помимо яйцевредительства, арт-деятель оказался известен тем, что ложился голым (ну а как иначе?) и замотанным в колючую проволоку у здания законодательного собрания Санкт-Петербурга, а в прошлом году в поддержку Pussy Riot зашил себе рот.

Зашил себе рот... арт-деятель. С художественной акцией «Забей в яйцо гвоздь», да. Интересно, в чьих же работах питал вдохновение этот творец. Просто до омерзения любопытно.