Я ненавижу их, когда они хлопают и шуршат

Посвящается зрителям эпохи Like

Недавно в Национальной филармонии был прекрасный концерт. Божественный. Дирижер Лютаурас Бальчюнас. Программа подобрана идеально: первое отделение – Бетховен, второе – Моцарт, адажиетто Малера и пятая симфония Шуберта. Даже бис выпросили, да еще какой: Сибелиус, вальс тристе.

Лучшим портретом дирижера Бальчюнаса было бы не фото – он для фото слишком динамичен.  Скорее вырезанный силуэт – было такое ярмарочное искусство в моем дошкольном детстве. Из таких силуэтов Бальчюнаса, наклеенных в альбомчик, мог бы получится эффект латерна магика – пожалуй, так можно было бы хоть приблизительно передать его манеру дирижировать чуть ли не уголками рта, не то что фалангами пальцев.

Еще два слова о солистах, а дальше будет о грустном.  Так вот солисты были замечательные –  Богдана Пивненко со своей трепетной скрипкой, Борис Громов (скрипка), Ярослав Венгер (альт).

А теперь, извините, я вас расстрою. Филармония перестала быть тем местом, где можно расслабиться и спокойно послушать музыку. Они проникают и туда. Шуршат в темноте фантиками, толкаются в проходах, звенят мобильными, не стесняясь, выясняют Вильнюс – это столицы Литвы или Латвии, и вообще какая разница, полноправно кашляют на весь зал в такт музыке – а что? Ну захотелось человеку покашлять…  

И, конечно, они хлопают. Впопад и невпопад. Минута тишины между частями музыкального произведения – их уже напрягает. Им надо заполнить собой любую паузу.

Зрители эпохи Like. Они приходят не слушать, но хлопать. Фотографироваться на фоне.  Чекиниться. Проявляться любыми способами. Проявляюсь ergo sum.

Бытовая аналогия аплодисментам между частями единого музыкального произведения приблизительно такова. Представьте, что вы должны сообщить какое-нибудь известие. Пусть даже: «Волобуев,  вот ваш меч». Простой месседж. Элементарный. Вы открываете рот и произносите: «Волобуев…» И тут Волобуев, к которому вы обращаетесь, начинает восторженно аплодировать. Вы произносите следующий кусок фразы «вот ваш…» и набираете воздуха, чтобы продолжить предложение, но Волобуев, к вашему изумлению, уже почему-то счастлив, он снова хлопает. И когда вы, наконец, заканчиваете «…меч», Волобуев неистовствует в овациях. Наверное, где-то так.

Я понимаю, что первая часть  бетховенского Концерта для скрипки с оркестром ре мажор в исполнении оркестра «Киевская камерата» и Богданы Пивненко была божественна. Да, мне тоже понравилось. Но это не повод хлопать после слова «Волобуев».

Мне возражают: люди могут не знать. Не знать, где закончилась часть, а где целое. Но им же выдали программку, специально для этого, бесплатную – там все написано. Читать вроде умеют.

А то, что конфетная бумажка шуршит на весь зал – это что, тоже секретное знание?

Что детей до 7 лет нельзя водить на серьезные музыкальные концерты – кому-то непонятно? И даже совсем непонятно почему? Ну так это написано на обороте билета, елки двадцать. Надо прочитать и выполнить.

Неужели нужно кого-то особенно уговаривать, мол, во время концерта, когда скрипка и немножко нервно, не надо ставить на вибрацию телефон – это всем слышно и всем мешает. Ведь это и так понятно – разве нет?  

Раньше мне казалось, что надо писать о музыке больше. Чтобы люди ходили в филармонию. Надо писать  о театре – чтобы люди ходили в театр…

И они пришли. Теперь это театр, который мы потеряли. Они едят в зрительном зале. Они входят в партер после третьего звонка и с ощущением приобретенной в кассе правоты проталкиваются на свои места, поднимая весь ряд. Особо талантливые – норовят протиснуться задом к сидящим. И так полспектакля. Они звенят телефонами. Елозят на стульях. Хлопают дверьми  лож. Свешиваются с балконов – им, видите ли, плохо видно.  Так что ж ты партер себе не купил, родной мой? Какие к кому теперь претензии – отсюда всегда так видно. Женщина, вы же с виду приличная, что ж вам без этой конфеты  никак не дожить до антракта? Что ж вы тут устроили всему залу концерт для фантика с оркестром? Мужчина, уронить даже номерок на пол во время спектакля – это преступление, за которое прощения нет, потому что это срыв спектакля, а вы ездите на стуле туда-сюда – вас убить мало. 

На московских гастролеров из-за качества публики ходить невозможно. И это не шутка. Это ужас и кошмар нашего города. На гастролях театра Ермоловой хотелось рыдать: на сцене прекрасные Валентин Гафт и Владимир Андреев (спектакль «Самая большая маленькая драма»), а в зале, пардон, как на вокзале – своя бурная жизнь, от которой не спрятаться, не скрыться.

… В общем, филармония – это все, что у нас оставалось. Там было хорошо.

Чужие, если вы меня слышите, не приходите туда, пожалуйста.

Леся Ганжа, журналист, главный редактор Редакторского портала