Юлии Тимошенко и Юрию Луценко бесконечно далеко до Михаила Ходорковского

Они не умеют, как российский диссидент, поставить личное на второй план

Воистину, человек – это его внутренняя культура. Эта язык, содержание, тональность речи, умение себя контролировать. Столь ценимые в Старом Свете черты каждого по-настоящему европейского политика.

Культура Михаила Ходорковского

Во всем мире обсуждают первое интервью бывшего предпринимателя, а ныне российского диссидента Михаила Ходорковского. Его взяла Евгения Альбац. В вот компьютерный адрес http://newtimes.ru/articles/detail/76393/ этого интервью.

Казалось бы, где-где, а уже в Берлине, Ходорковский мог позволить себе говорить, что угодно. Собственно, важно именно то, что он себе и позволил сказать, и не позволил.

А ведь 10 лет заключения – не шутка. И даже индульгенция на любые  жесткие слова. В чей угодно адрес.

Но не для Ходорковского.

Причем, обратите внимание, это его ПЕРВОЕ интервью на воле. Что это значит? Каждое его слово как и в России, и не только в этой стране «ловят», «впитывают», «оценивают». Казалось бы лучшее время для всевозможных призывов?

Но не для Ходорковского.

Нет в интервью Ходорковского оскорблений, лозунгов, нет и воплей.

А что есть?

Простые и внятные слова, естественно, уставшего от пережитого, но оставшегося интеллигентным человека.

Никого не эпатирующего, не оскорбляющего. Не считающего нужным употреблять грубые, неприличные слова. Даже они нравятся толпе.

Ведь в России люмпена суммарно больше, чем в Украине.

Вот первые слова Михаила Ходорковского о Владимире Путине, в чьем участии в своей судьбе российский диссидент №1 убежден: «Если бы у мамы была перспектива находиться в Москве (она на излечении в Берлине – В.П.), думаю, - это мое предположение, - что решение (об освобождении Ходорковского – В.П.) Владимир Владимирович принимал бы с большим трудом».

О Путине – «Владимир Владимирович».

И через секунды: «я отдавал себе отчет в том, что улететь-то я могу в Берлин один раз, как сейчас, а если вернусь (в Россию), второй раз меня из страны уже могут не выпустить, поскольку формальных причин, за которые можно зацепиться, хватает,— короче, это, я думаю, облегчило Владимиру Владимировичу принять решение о моем помиловании».

Опять – Владимир Владимирович.

Прочитаем рассказ Ходорковского о процедуре его освобождения: «меня будит начальник лагеря и говорит: «Михаил Борисович, пожалуйста, оденьтесь». Он говорит: зайдите, пожалуйста, в комнату. Там отдельная комната есть, бытовое помещение, там сидит какой-то товарищ».

И дальше: «с ним два человека было: его служащий и формальный конвой». И вот о них: «мы прилетаем в Санкт-Петербург, они говорят, эти ребята, которые со мной летели: вот вам паспорт».

«Товарищ», «два человека», «эти ребята».

Я читал эти слова нынешнего постояльца берлинской гостиницы «Адлон» и на память выражения отечественных политиков со схожей судьбой. И в похожих ситуациях?

Культура поведения украинских аналогов Ходорковского

Вот словарный запас Юлии Тимошенко:

- декабрь 2013 года: «легіон нових пукачів, ряжених у погони, портупеї та кокарди»

- сентябрь 2013 года: «орда розпинає наших батьків, пожирає майбутнє дітей».

- о работниках пенитенциарной системы – «нелюди» (сентябрь  2012 года), «садисты», «тюремщики» и «палачи» - все словечки из арсенала апреля 2012 года.

А сколько раз она их «вертухаями» называла?

Вот Юрий Луценко, последние его публичные высказывания.

Словосочетание «бандократичний режим» отскакивало у него от зубов 22 декабря 2013 года. А то, как он в феврале 2012 года обозвал прокурора предпоследними словами, которые я цитировать не стану – их ведь не только Луценко помнит?

Контраргументы и выводы

Мне скажут: бушуют эмоции. Не могут сдержаться наши «борцы за свободу», «распирает» их.

А Ходорковского почему не «распирает»? Он почему может сдержаться.

Мне скажут: так Ходорковский же заявил, что не собирается заниматься политикой. А что, те, кто собирается ею заниматься, не должны придерживаться никаких правил?

Мне скажут: у Ходорковского семья в Москве осталась, вот потому он о Путине не выражается.

А он не только о Путине, он даже о конвое оскорбительно не говорит. Конвой то ему чем угрожает? Он этих «ребят» в жизни больше не увидит.

А ведь 10 лет Ходорковский вычеркнул из жизни. 10 лет он отбыл в суровых условиях колонии в Чите, в Сибири, где континентальный климат и бодрящий морозец. Чуть севернее, чем Мена в Черниговской области, и не под Харьковом, и без лечебных массажеров да тренажеров, без вахтовых эскулапов из «Шарите». Небедный человек, а немцев-врачей не вызывал, о грыже какой-то липовой не распространялся.

Все это взаимосвязано. Потому логично, что не слышим от Ходорковского на свободе в Берлине выражений типа «бандократичний режим Путина» или «Банду геть». И слово «вертухаи» он о людях на службе не применяет. Просто «два человека», просто «ребята».

Конечно, каждый слова выбирает сам.

Я все понимаю. Понимаю, что оскорбительные слова воспринимаются толпой лучше, чем сказанные тихим интеллигентским голосом. Но все же, почему этот тон всегда выбирал Ходорковский, и никогда – Тимошенко и Луценко?

Да, конечно, разные люди, разные характеры, разное воспитание. И вот эта разница – в том, что все личное у Ходорковского действительно на втором плане.