Украинские националисты, говоря боксерской терминологией, пропустили жесточайший удар, пришедший с той стороны, откуда не ждали. Парламентская ассамблея НАТО в своем отчете «Пост-оранжевая» Украина: внутренняя динамика развития и внешнеполитические приоритеты» прямым текстом назвала рост радикализма в Украине «тревожной тенденцией», «которая не сулит ничего хорошего украинской демократии». Ассамблея НАТО резюмирует: «Свобода» - антизападная, антилиберальная, антиевросоюзовская и антисемисткая, но более всего – антироссийская партия». Но документ содержит еще более интересный тезис, стоящий того, чтобы акцентировать на нем отдельное внимание. Почему страны НАТО считают, что прохождение «Свободы» в украинский парламент «может дискредитировать националистическое движение Украины?»
Дело в том, что и сам Тягныбок, и спикеры его политического проекта потратили немало сил, чтобы придать своему имиджу «европейский» флер и создать впечатление о том, что за рубежом «Свободу» признают и считают родственной организацией. Стремление «свободовцев» выглядеть в качестве полноправного участника европейского националистического движения опирается на четкий расчет. За последние годы правые сделали стремительный рывок – здесь и фракции в национальных парламентах, и депутаты, представляющие националистов в Европарламенте. Благодаря привязке к успехам правых в Европе имиджу «Свободе» тоже может перепасть отблеск славы националистического движения. Но европейские националисты не спешат с признанием своего украинского «коллеги».
Дело в том, что критерием на зачисление в националистический лагерь является сходство идеологических позиций. А вот здесь возникает жесткая неувязка. Точнее, сразу несколько.
Во-первых, националистические партии и лидеры Европы декларируют себя в качестве союзников России. Это четко высветил август 2008-го, когда по итогам конфликта в Южной Осетии крайне правые открытым текстом назвали грузинского президента Саакашвили агрессором и поддержали российскую операцию «Принуждение к миру». Для украинской «Свободы» Москва – враг №1, от которого «Свобода», кроме прочего, планирует требовать «официального признания, извинения и компенсации за геноцид украинцев», а также выплаты компенсаций «репрессированным украинцам и их потомкам в размерах, соответствующих их страданиям». Есть и такие программные обещания как «очистить власть и силовые структуры от агентуры Москвы» и «обезвредить финансируемые Россией подрывные организации».
Кроме того, пусть Россия не называется прямо, но нетрудно догадаться, против кого направлены такие программные требования как изъятие из библиотек «советской пропагандистской литературы» или отмена «специальных пенсий для прислужников советского режима, руководителей коммунистической партии и карательных органов СССР».
Во-вторых, идеологически европейские крайне правые являются евроспектиками, которые не только активно критикуют ЕС и НАТО, но и противостоят планам данных организаций. Скажем, националисты традиционно агитируют голосовать «против» конституции ЕС – и это сыграло не последнюю роль в провале референдумов во Франции и Нидерландах. Хорошая иллюстрация: не успели в 2009-м году в Европарламенте объявить о создании панъевропейского националистического альянса, как лидер Британской Национальной партии Ник Гриффин пояснил, что альянс намерен бороться с «уродливой федеральной Европой» изнутри.
Украинская же «Свобода» до недавних пор занимала диаметрально противоположную позицию. «Партия – за вступление Украины в Евросоюз», - именно такое программное положение «Свобода» декларировала еще два года назад, руководствуясь мотивацией о том, что «членство Украины в Евросоюзе даст возможность украинцам жить в условиях высшей лиги и широко пользоваться цивилизационными достижениями в Европе. ВО «Свобода» будет активно проводить агитационную и разъяснительную работу про преимущества европейского выбора». Но в последней редакции подобного обещания уже нет, хотя на вступление в НАТО «Свобода» еще претендует. Как нет и не было никаких официальных пояснений первых лиц, почему программа проделывает подобные кульбиты.
В-третьих, в Европе крайне правые существенно смягчили свою позицию в отношении евреев, перенацелив всю остроту своей позиции на ползучую «исламизацию» континента. В Бельгии, скажем, «Фламандский интерес» вообще взялся за реализацию программы сотрудничества в еврейскими общинами и организациями. Малоизвестный же украинский радикал Олег Тягныбок (на тот момент - депутат Верховной Рады и глава Социал-Национальной партии Украины) получил свои «15 минут славы» после выступления на горе Яворына в 2004-м году. Получив слово во время митинга, посвященного националистам прошлых лет, Тягныбок заявил: «Но пришел враг. Пришел и забрал у них ту Украину. Но они не боялись, как и мы сейчас не должны бояться, они взяли автомат не шею и пошли в те леса, они готовились и боролись с москалями, боролись с немцами, боролись с жидвой и другой нечистью, которая хотела забрать у нас нашу Украинскую Державу!» Впоследствии и сам Тягныбок и его однопартийцы активно открещивались от сказанного, либо объясняли, что имелось в виду совсем не то, что прозвучало. Вот только из песни слова не выкинешь. Да и впоследствии отношение к национальным меньшинствам Украины не раз прорывалось в выступлениях главного «свободовца», свидетельством чему пассаж образца 2009-го: «В Верховной Раде – сплошные иерусалимские казаки».
Вообще иммиграция, как нелегальная, так и легальная, и связанные с нею проблемы – ключевой пункт сегодняшней повестки дня для европейских крайне правых. В Украине же ситуация с иммигрантами диаметрально противоположна – до 7 миллионов жителей страны являются заробитчанами, которые трудятся на самых грязных работах в Европе. Именно поэтому скользкую тему «Свобода» старается обходить – в самом деле, не призывать же бороться со своим собственным избирателем?
И, в конце концов, расхождение между европейскими националистами и украинским проектом заключается на уровне функций – их идеологические платформы продуцируют разнонаправленные векторы. Если в Европе идеология крайне правых призвана выполнять интегрирующую функцию, то украинская «Свобода» действует с точностью наоборот.
Британский Ник Гриффин, австрийский Хайнц-Кристиан Штрахе или, скажем, французский Жан-Мари Ле Пэн считают, что каждый может считаться англичанином, австрийцем, французом etc, если он уважает законы и традиции, пользуется языком страны проживания и работает на ее благо. Ключевое расхождение европейских крайне правых с иммигрантами, в первую очередь, мусульманского вероисповедания, заключается в том, что они не желают интегрироваться в английское, австрийское, швейцарское и т.д. общество, создавая в Лондоне, Вене, Цюрихе, Бонне маленькие «триполи», «рабаты», «анкары» и «тегераны». Но право окончательного выбора современный европейский национализм оставляет за отдельным человеком. Европейские националисты проводят водораздел не по форме черепа или цвету кожи – а на ментальном и культурном уровне. При всех внешних попытках соответствовать европейскому национализму «Свобода» считает за собой право решать, кто украинец, а кто нет. Даже официальная программа организации называется «Программа защиты украинцев», где украинцы объявляются титульной нацией, а также предусматривается уголовная ответственность за любые проявления украинофобии. А вот вопрос о том, кто и как будет определять, кто относится к титульной нации, а кто нет, что является украинофобией, а что нет, и самое главное, что будет с теми, кого не признают украинцем, «Свобода» старается не афишировать. Хотя догадаться несложно - лучшим примером здесь будет прямая речь заместительницы Тягныбока Ирины Фарион: «Никогда не зовите Маричку Машей. Потому что если она Маша, то это форма не наша, пусть она едет туда, где эти Маши живут».
Если говорить об общем знаменателе, это означает ставку на дезинтеграцию. В самом деле, уроженца Черкасской области во Львове чаще назовут не украинцем, а «москалем», не говоря уже о представителях Донецкого или Луганского региона. Но и жителя Львова на остальной территории Украины считают не украинцем, а галичанином. Поэтому, если начать выяснять, кто «настоящий» украинец, а кто нет, то в итоге получится не стимул к объединению, а искусственный повод передраться между собой. Что же получается: если зарубежных националистов часто заслуженно обвиняют в проявлении ксенофобии в отношении иммигрантов, то украинские, за неимением иммигрантов, готовы объявить «чужими» несколько миллионов граждан Украины?
Но тогда возникает вопрос: если противоречия настолько серьезны, насколько корректно употреблять термин «национализм» в отношении такого проекта как «Свобода»? И, может быть, правильным было бы называть подобные движения радикальными или какими-либо еще, чтобы не вводить никого в заблуждение.
* * *
Михаил Погребинский, Киевский центр политических исследований и конфликтологии, директор
Проблематично говорить вообще о «зарубежных» националистах. Думаю, что между националистически настроенными правыми популистами в Западной и Восточной Европе или же в России существуют значимые различия.
Если же сравнивать украинских националистов с западноевропейскими, отмечу следующие отличия. Во-первых, для западноевропейских этнонационалистов (равно как и российских) ключевым фактором мобилизации избирателей является эксплуатация страхов перед иммиграцией. За ними, как свидетельствуют политологи, скрывается не только вызванное рыночной глобализацией чувство «утраты корней» (национальной идентичности и самобытности), но и прагматические опасения утраты статуса вследствие конкуренции с рабочей силой иностранного происхождения.
Для Украины иммиграция на сегодняшний день (особенно в условиях кризиса) не является значимым фактором. Националисты у нас пользуются успехом именно в тех областях, откуда вследствие дефицита собственных предприятий наиболее мобильная рабочая сила бежит в Чехию, Португалию, Италию, Россию и Польшу, усиливая там местную ксенофобию. Такие области в принципе не могут быть интересны для иммиграции.
Во-вторых, организованный этнонационализм в Украине традиционно имеет региональную, а не общенациональную специфику. Конечно, за «Свободу» может проголосовать какая-то часть киевской интеллигенции, или, допустим, вдруг где-нибудь в Новоград-Волынском. Но основной массив избирателей этнонационалистических партий локализован в Галичине. Причем голосование за них является свидетельством того, что часть здешних избирателей разочаровалась в способности влиять на политическую ситуацию в рамках общенациональных проектов и поэтому решила сделать ставку на «своих». Показательно, что на выборах в местные советы за «Свободу» здесь всегда голосуют больше, чем на парламентских выборах. Это лишний раз говорит о том, что мы имеет дело, прежде всего, с региональным феноменом.
Что касается западноевропейских этнонацоналистов, то у них, конечно, так же могут быть свои электоральные «вотчины». Пример: Каринтия для Австрийской партии свободы. Однако в целом такого рода структуры стремятся артикулировать не региональный, а общенациональный интерес (так, как они его понимают).
В-третьих, если информация о том, что «Свободу» финансирует крупный «олигархический» бизнес днепропетровского происхождения, соответствует действительности, то это означает, что особенность современного украинского этнонационализма состоит в том, что крупный капитал из Восточной Украины пытается использовать его для продвижения на здешние рынки, в то время как сами здешние националисты используют деньги крупного капитала, заработанные очень тяжким трудом на днепропетровских метзаводах и ГОКах, для того, чтобы попасть в парламент и дальше развивать свою игру. Все это специфически украинская ситуация.
Шансы на признание среди идеологически родственных политсит зависят от результатов парламентских выборов. Вряд ли без собственной парламентской фракции можно рассчитывать на какое-либо серьезное признание. Хотя, конечно, если «Свобода» создаст серьезные фракции во всех галицких областных советах, то это также создаст некоторые условия для ее сотрудничества с европейскими «побратимами».
Игорь Гридасов, Институт региональной политики ХНУ им. Каразина, политолог
При всей схожести доктрин и деклараций, украинский радикальный правый сектор идеологического спектра существенно отличается от аналогичного европейского. При этом ни тот, ни другой не назовешь застывшими, чего на первый взгляд можно было бы ожидать от столь консервативной идеологии. Европейские радикальные правые, в частности французские, голландские, австрийские, предпринимают успешные шаги, чтобы избавиться от имиджа и статуса идеологических маргиналов. Таким образом, они расширяют свой довольно тесный и насыщенный сектор электорального поля. Одновременно, в поисках новых голосов на выборах, они эволюционируют из проектов национал-идеологических в национал-популистские. А стремление занять соответственное амбициям место в политической системе государства толкает эти политические силы к приобретению респектабельности и ассимиляции в истеблишмент. В свою очередь, сходным образом вынуждены эволюционировать политические оппоненты крайних правых из левого сектора европейского идеологического спектра.
В Украине дела обстоят с точностью до наоборот. Не крайние правые эволюционируют вслед за политической эволюцией общества, а сама ситуация в обществе и государстве эволюционирует в комфортном для правого национал-популизма направлении.
Еще одно существенное отличие – степень внутренней дифференциации правого сектора идеологического спектра в европейских странах и у нас. Там она обусловлена преимущественно идеологическими и доктринальными критериями. Ярко выраженные идеологизированные социальные группы могут обеспечить долгую политическую жизнь целому ряду достаточно маргинальных проектов правонационалистической направленности. Способны они и объединять усилия для достижения общих для партий этого спектра политических интересов, не теряя своей идентичности.
У нас же многочисленные партии существуют на одном и том же довольно гомогенном электорате, который довольно легко перетекает от одной силы к другой внутри спектра. А идеологические различия между близкими партиями обусловлены не причинами доктринального характера, а интересами и амбициями конкретных политических команд.
Все это, а также социальные различия и различный характер вызовов, стоящих между европейским и украинским социумами не дает оснований, чтобы рассчитывать на прочные и сильные межпартийные связи между украинскими и европейскими крайними правыми.