ЕС следует предоставить странам Восточного партнерства перспективу членства

Реформы посткоммунистических стран, начиная с 1989 года, преследовала «дилемма одновременности». Перед этими государствами стояла особая задача – одновременно реализовать политическую, экономическую, социальную и культурную трансформации, что подвигло некоторых ученых заявить о «теореме невозможности» относительно шансов на успех такого множественного транзита. Однако официальное предложение Брюсселя в 1990-х вступить в Европейский Союз помогло снять проблему «дилеммы одновременности» для ряда стран бывшего советского блока. Последующие усилия этих государств для достижения цели членства в ЕС привели к удивительно хорошим результатам реформаторских начинаний в Центральной и Восточной Европе. Брюсселю следует извлечь урок из своего успеха в новых странах-членах ЕС и также предоставить перспективу возможного будущего членства в Союзе четырем из шести стран, входящих в программу Восточного партнерства, а именно Украине, Молдове, Грузии и Армении.

 

Все шесть стран, входящих в программу Восточного партнерства ЕС, так или иначе являются частью Европы. Тем не менее, ни одной из них пока не была предоставлена официальная перспектива вступления в ЕС при условии их успешной реформации. Конечно, два официальных Восточных Партнера ЕС – наиболее географически близкая Беларусь и наиболее удаленный Азербайджан – в настоящее время слишком далеки от стандартов ЕС, чтобы всерьез обсуждать какие-либо перспективы. Однако остальным четырем государствам, а именно Молдове, Грузии, Армении и Украине, можно было бы уже сегодня официально пообещать начать переговоры о вступлении в ЕС в случае удовлетворения этими странами фундаментальных условий членства в Союзе. Брюсселю не следует затягивать с этой инициативой. Опыт взаимоотношений ЕС с центрально- и восточноевропейскими странами с 1989 года показывает эффективность смелых действий Союза.

 

Посткоммунистическая «дилемма одновременности»

Сейчас уже мало кто помнит, каким туманным выглядело в 1990-ом году будущее стран бывшего советского блока (за исключением Восточной Германии). После падения «железного занавеса» не только обычные обозреватели, но и опытные политические аналитики были скептически настроены относительно демократических перспектив в Центральной и Восточной Европе. Некоторые видные эксперты по демократизации утверждали, что процесс установления верховенства права, развития либерального общества и политического плюрализма будет медленным и трудоемким. Считалось, что бывшие сателлиты СССР преследует «дилемма одновременности». Это означает, что перед посткоммунистическими странами стояла не только задача демократизации – что само по себе являлось достаточно серьезным вызовом, о чем свидетельствует, например, печальная судьба первой германской демократии, т.е. Веймарской республики. Получившие независимость страны должны были также либерализовать свои ранее плановые экономики, воссоздать гражданские общества почти полностью уничтоженные по прошествии десятилетий в той или иной степени тоталитарного правления, построить самодостаточные национальные государства на основе частичных или полных колоний СССР – и все это нужно было сделать одновременно. Данная проблема даже заставила некоторых политологов развить «теорему невозможности» относительно шансов на скорый и полный переход к демократии в посткоммунистических регионах Европы и Азии.

Вызовы, которые стояли перед реформаторами прежних демократических транзитов, например, в Центральной и Южной Европе, Восточной Азии или Латинской Америке, обычно были более ограниченными. Часто эти задачи сводились к одной или двум общественным сферам, например, к переходу от имперского авторитарного государства к демократическому национальному порядку, как в случае с Веймарской республикой. На Западе и в других регионах формирование конкурентных рыночных экономик, консолидированных правовых государств, сплоченного гражданского общества, сбалансированного конституционного порядка, структурированных многопартийных систем и, наконец, плюралистического политического режима происходило на протяжении десятков лет, если не веков. В свою очередь, в Восточной Европе все эти транзиты – экономический, социальный, культурный и политический – должны были произойти быстро и синхронно. Каждый из них должен был быть успешным, для того чтобы обеспечить успех всех других реформ. В начале 1990-х годов считалось, что выполнить такое большое количество задач стремительно и одновременно - крайне сложно. Учитывая «дилемму одновременности» и еще более пессимистическую «теорему невозможности», некоторые компетентные политологи предостерегали, что нам придется долго ждать, когда в Восточной Европе возникнут полноценные и стабильные демократии.

 

Как «дилемма одновременности» была преоделена

Нельзя не отметить, что сразу же после крушения советского блока — это было разумным прогнозом со стороны экспертов-компаративистов: задачи, которые стояли перед посткоммунистическими реформаторами, были действительно обескураживающими по сравнению с проблемами прежних демократических транзитов. Тем не менее, уже к середине первого десятилетия XXI века большинство центрально- и восточноевропейских стран удивительно плавно и успешно превратились в консолидированные демократии. Чудесным образом, этим государствам понадобилось лишь примерно 15 лет, чтобы создать более или менее конкурентные экономики, стабильные либеральные демократии, интегрированные национальные сообщества, существенные гражданские структуры и функционирующие административные аппараты. Более того, развитие некоторых из этих стран, – например, Эстонии или Польши, – после падения «железного занавеса» стало достойным особого восхищения примером трансформационного успеха. Эти новые государства-члены сегодня являются ценными составляющими охваченного кризисом ЕС. С наступлением сегодняшнего финансового кризиса в Европе не молодые посткоммунистические члены Союза, а, как ни странно, старшие его участники вроде Греции и Испании, а также одна из основательниц Европейского сообщества Италия стали самой большой головной болью Брюсселя. Подводя итоги вышесказанному, «дилемма одновременности» оказалась намного менее серьезной для некоторых членов советского блока, чем полагали политологи после окончания «холодной войны».

Одним из внешних факторов, который во второй половине 1990-х годов резко изменил контекст восточноевропейских трансформаций, было смелое предложение возможного будущего членства в ЕС, сделанное ряду посткоммунистических стран политическими лидерами Западной Европы. Публичное обещание Брюсселя предоставить этим странам статус кандидатов и, в конечном итоге, полное членство в ЕС в случае выполнения ими так называемых Копенгагенских критериев помогло юным демократиям Европы видоизменить их политические дискурсы, переформатировать партийные состязания и смягчить социальные конфликты. ЕС предоставил четкие и убедительные условия, выполнение которых открывало путь к переговорам о вступлении в Союз. Более того, Брюссель дал ясные рекомендации о том, как именно и в какие сроки эти страны должны трансформироваться в либеральные демократии с верховенством права и создать конкурентную рыночную экономику, для того чтобы стать участниками европейской интеграции. Посткоммунистическим странам был дан понятный сигнал: вы можете стать членами ЕС, если вы способны адаптировать свое законодательство, свою правоприменительную практику, публичную политику и рыночную экономику таким образом, чтобы адекватно функционировать внутри Союза.

На фоне такого серьезного предложения Европейского Совета, цель вступления в ЕС стала мощным объединяющим принципом и общепризнанным стандартом для посткоммунистических элит. Реальный шанс воплощения их давней мечты о «возвращении в Европу» помог этим народам преодолеть типичную трансформационную агонию общественно-политических конфронтаций, которые до сих пор имеют место во многих постсоветских государствах. Перспектива присоединения к ЕС, а также статус кандидата и переговоры о вхождении в Союз стали важными новыми обстоятельствами в рамках демократического транзита этих стран. О них еще не догадывались скептически настроенные политологи в начале 1990-х годов. Помимо некоторых других благотворных факторов, недооцененных предыдущими прогнозами, перспектива вступления в ЕС стала важной противодействующей силой, которая в определенной мере нейтрализовала «дилемму одновременности» и опровергла «теорему невозможности».

Конечно, политологи и экономисты до сих пор спорят о точной степени и даже иногда о природе влияния, которое оказала на развитие этих стран перспектива членства и переговоры о вступлении в ЕС. Например, предложение о возможном будущем вхождении в Союз было намного менее эффективным в отношении некоторых бывших республик Югославии, а также в случае с Албанией. Более того, остается неясным вопрос о том, были ли различные эффекты процесса сближения с ЕС всегда положительными для стран-кандидатов. К примеру, отмечалось, что тесное и почти исключительное взаимодействие на правительственном уровне между ЕС и кандидатами в чем-то сдерживало реформы отношений между государством и обществом, т.е. на самом деле мешало развитию значимого «третьего сектора» в посткоммунистических странах. 

 

Эффекты предоставления перспективы членства в ЕС

Однако, несмотря на эти и некоторые другие критические замечания сегодня найдется не много людей, которые бы принципиально поставили под сомнение значительное и благотворное влияние, которое оказало предложение о вступлении, а также последующее пристальное внимание, уделяемое Брюсселем таким странам, как Словакия, Болгария или Румыния. Кроме того, сегодня уже можно говорить о том, что аналогичная история происходит с Хорватией. Может быть, даже когда-нибудь то же самое можно будет сказать о невероятном примере с Сербией после падения режима Милошевича. Кто мог предугадать каких-то 15 лет назад, что Сербия уже относительно скоро станет официальным кандидатом в члены ЕС, активно обсуждающим вопрос о полноправном вхождении в европейское содружество? Ведь в 1999 году военные самолеты не только США, но и Франции, Соединенного Королевства, Германии и других стран ЕС бомбили цели в распадающейся Югославии...

Своевременное и однозначное предложение о членстве в ЕС стало беспроигрышной сделкой для всех участников. С одной стороны, оно дало восточноевропейским нациям четкую идею пути к их желанному «возвращению в Европу». С другой стороны, открытость Брюсселя помогла удовлетворить западноевропейские интересы безопасности посредством стабилизации бывших стран Варшавского договора, а также трех прибалтийских республик бывшего СССР. Исторически быстрая трансформация и интеграция Центральной и Восточной Европы была одним из наиболее примечательных эпизодов в истории расширения ЕС. Она сыграла заметную роль в преодолении «дилеммы одновременности» и нивелирования упомянутой «теоремы невозможности». В настоящее время предложение о вступлении в ЕС сообщает и основное направление постепенной трансформации Западных Балкан.

Разительные отличия в отношении успешности транзита между теми странами советского блока, которым была дана перспектива вступления, и теми, которыми такая перспектива не была дана, иллюстрируют данный тезис. Посткоммунистическая трансформация за пределами новых восточных границ ЕС по-прежнему подрывается действием «дилеммы одновременности», как и прогнозировали политологи в начале 1990-х годов. Было и есть, правда, множество других программ и предложений ЕС для ее восточных соседей, как, например, в случае с Украиной, — Договор о партнёрстве, подписанный в 1994-ом г., План действий, принятый в 2005-ом г. или Соглашение об ассоциации, парафированное, но не подписанное в 2012-ом г. Однако, несмотря на эти и другие подобные инициативы, в целом, наблюдается расширяющийся разрыв между политическим, социальным и экономическим успехом в Центральной и Восточной Европе, а также Прибалтике, с одной стороны, и различными стагнационными и регрессивными процессами в ряде оставшихся постсоветских стран, а именно в России, Беларуси, Украине и Азербайджане, с другой. Лишь в некоторых из тех стран, которые в силу своего небольшого размера и немногочисленного населения, как, например, в Молдове или Грузии, рассчитывают на то, что ЕС смог бы их интегрировать быстро и без особых усилий, в последнее время наблюдается некий прогресс в подготовке к Ассоциации с Брюсселем. 

Все это говорит о том, что перспектива членства или же ее отсутствие в отношении посткоммунистического пространства играет гораздо большую роль, чем это, видимо, считает (а может даже желает) ЕС. Несмотря на отдельные тревожные отклонения в политическом развитии таких новых членов ЕС как Румыния и Венгрия, результаты инклюзивной политики ЕС относительно центрально- и восточноевропейских стран в целом являются ошеломляющими. Переговоры о вступлении в ЕС, процедуры и конечные результаты были, разумеется, более сложными, чем это здесь описано. Текущая социально-экономическая ситуация на новых территориях ЕС от Латвии до Болгарии по-прежнему остается неоднозначной. Как уже указывалось, на Западных Балканах перспектива вступления в ЕС до сих пор является лишь ограниченно эффективным инструментом. Однако, в общем и целом, официальное предложение начать переговоры о присоединении к Союзу при условии выполнения той или иной страной Копенгагенских критериев - т.е. создания институтов, гарантирующих демократию, права человека и экономическую конкурентоспособность - оказалось исключительно эффективной стратегией для центрально- и восточноевропейских стран бывшего советского блока. Следовательно, тот же подход стоит применить к наиболее продвинутым официальным восточным партнерам ЕС.

 

Как использовать инструмент перспективы членства в дальнейшем?

Конечно же, страны, входящие в программу Восточного партнерства, все еще находятся далеко или даже очень далеко от готовности к вступлению в ЕС. Кроме того, Брюссель должен, естественно, удостовериться в том, что предложение о возможном будущем вхождении в ЕС не будет использоваться в пропагандистских целях такими антидемократическими политиками, как Президент Украины Виктор Янукович. Перспектива членства в ЕС должна быть сформулирована таким образом, чтобы исключить любое предположение о том, что Брюссель поощряет авторитарные тенденции. Но все эти вопросы относятся скорее к разделу «Как именно это сделать?», а не к категории «Стоит ли это делать вообще?» Для ЕС было бы стратегически неверным упустить исторический шанс только потому, что требуется приложить немного усилий для того, чтобы должным образом сформулировать возможность и критерии будущего членства, а также представить свое предложение таким образом, чтобы оно не поддерживало авторитарные тренды, например, в Украине, а, наоборот, подрывало их.

Стоить вспомнить в этой связи, что Турции предложили в будущем стать членом европейского содружества еще в 1963-м году. И в 1999-ом году Турция действительно получила статус официального кандидата в члены ЕС. Однако, до настоящего времени остается непонятным, вообще ли и когда эта сегодня экономически относительно успешная страна вступит в Союз. На фоне случая с Анкарой представляется нелогичным, что Брюссель по-прежнему избегает каких-либо положительных публичных сигналов Тбилиси, Кишиневу, Киеву и Еревану. Сегодня ЕС мог бы без риска для себя предоставить своим официальным Восточным партнерам условную перспективу членства в Союзе. Опираясь на продолжающуюся уже почти 50 лет открытость вопроса о принятии Турции, такое предложение можно было бы сделать без запуска необратимого и автоматического процесса полного присоединения стран Восточного партнерства к ЕС. 

Продолжая отказываться от предоставления перспективы возможного будущего членства своим Восточным партнерам, ЕС действует вопреки интересам собственного населения, равно как и насущным устремлениям украинцев, молдаван, грузин и армян. Брюссель, почему-то, не пользуется относительно простой и незатратной возможностью поддержать демократические тенденции в странах Восточного партнерства. Таким образом, ЕС несет часть ответственности за то, что эти страны по-прежнему пребывают в плачевных социально-экономических условиях и гибридных политических режимах, т.е. остаются жертвами «дилеммы одновременности». Своим нерациональным упрямством Союз лишает прозападные политические элиты этих государств наиболее важного аргумента принятия европейской модели развития. В результате, эти посткоммунистические страны продолжают уже двадцать лет колебаться между авторитарными и демократическими порядками и практиками — как это и было спрогнозировано сторонниками «теоремы невозможности» в начале 1990-х. Периодически постсоветские республики подвергаются политическим потрясениям, которые приводят их на грань гражданской войны, как это было в Грузии в 2003-м году или в Украине в 2004-ом году. Перспектива продолжающейся нестабильности на постсоветском пространстве противоречит интересам всех народов Европы - будь то на западе или востоке континента. Ради собственной будущей безопасности, ЕС следует покончить со своей близорукостью, помочь странам Восточного партнерства преодолеть «дилемму одновременности» и сделать смелый шаг в сторону завершения европейского проекта.

 

Статья ранее публиковалась в киевской газете «Зеркало недели». 

Перевод с английского: Антон Шеховцов.