Типичная разновидность европейского правого радикализма?

Заметный успех у избирателей в 10,4% голосов Всеукраинского объединения «Свобода» Олега Тягнибока на минувших парламентских выборах по системе пропорционального представительства стал сюрпризом для большинства украинских и международных политических наблюдателей (не исключая и автора этих строк)[1]. Но если рассматривать это событие в его общеевропейском контексте, то даже в таком значительном результате ультранационалистической партии, нет ничего экстраординарного, на что уже было указано в послевыборных статьях двух ведущих специалистов по постсоветскому украинскому правому экстремизму - Вячеслава Лихачёва[2] и Антона Шеховцова[3]. С одной стороны, в рамках смешанной избирательной системы, «Свобода» в конечном счёте получит менее 10% из 450 мандатов и, тем самым, сформирует лишь небольшую фракцию в Верховной Раде.

Относительная необычность взлета «Свободы»

С другой стороны, за последние десятилетия значительных выборных успехов добились не только европейские правопопулистские партии, такие как Австрийская партия свободы (FPÖ) или Швейцарская народная партия (SVP). Также и выражено ультранационалистические партии с радикальными идеологиями и сомнительным прошлым, во многом сходные со «Свободой» и её предшественницей Социал-национальной партией Украины (СНПУ), достигли как в Западной, так и в Восточной Европе аналогично или даже более высоких результатов у избирателей своих стран[4]. Достаточно вспомнить, например:

-           22,9% отданных за т.н. Либерально-демократическую партию России Владимира Жириновского на выборах в Государственную думу РФ в 1993 г.,

-           27,3% и 49,1% проголосовавших за Воислава Шешеля, лидера Сербской радикальной партии, в соответственно первом и втором турах президентских выборов Сербии сентября-октября 1997 г.,

-           16,9% и 17,8% отданных за Жана-Мари Ле Пена, лидера Национального фронта, в соответственно первом и втором турах президентских выборов Франции 2002 г., или же

-                    16,7% голосов за Движение «За лучшую Венгрию» (Йоббик) на венгерских парламентских выборах 2010 г.

В некоторых предыдущих шумных избирательных успехах правых экстремистов, как и в случае со «Свободой», содержался элемент неожиданности, т.е. результаты предвыборных опросов также оказывались значительно ниже результатов, полученных этими партиями на выборах. Аналогично, например, значительному расхождению между данными соцопросов и неожиданно высоким результатом на думских выборах в 1993 г. партии Жириновского ЛДПР, «Свобода» получила почти вдвое больше голосов, чем прогнозировали различные институты по исследованию общественного мнения накануне выборов.

Некоторые другие особенности «Свободы» в украинской партийной системе и в контексте международного ландшафта ультранационалистических движений также являются, хотя и достойными внимания, но не уникальными. Например, высокий географический дисбаланс избирателей украинской праворадикальной партии, особенно ее глубокое укоренение на Галичине, напоминает сильную позицию бельгийской партии «Фламандский интерес» (Vlaams Belang) во Фландрии. География электората «Свободы» в определенном смысле является зеркальным отражением выборной поддержки Коммунистической партии Украины. В то время как коммунисты получают львиную долю избирательных голосов от жителей юга и востока страны, националистов поддерживает центр и запад Украины.

Недавно социолог Алина Полякова из Калифорнийского университета в Беркли (США) установил в полевом исследовании соотношение между ростом организованного националистами гражданского общества в галицком третьем секторе и успехом партии «Свобода» на выборах на Галичине[5]. Хотя это, безусловно, интересное и достойное отдельного внимания исследование, но и эта корреляция не представляет собой уникального явления на фоне истории современного европейского ультранационализма. Американский социолог, применяя Метод различия Милля, известный в политической компаративистике и под названием Дизайн наиболее схожих систем (MSSD), проводит контрастное сравнение соседних регионов Галичины и Волыни (включая Ровненскую область). Несмотря на территориальное соседство, а также очень похожие демографические и социально-экономические характеристики двух регионов, галичане и волыняне по-разному поддержали партию «Свобода» на областных и местных выборах 2009-2010 гг. Тогда как в трёх галицких областях «Свобода» получила в среднем 25,7% на выборах марта 2009 г. и октября 2010 г., в Волынской и Ровненской области она получила в среднем лишь 6,9%. В своем исследовании Полякова демонстрирует, как рост целенаправленно поддерживаемого «Свободой», часто неформально функционирующего националистического гражданского общества, особенно среди молодежи Львовской, Тернопольской и Ивано-Франковской областей, стал важной предпосылкой для — даже по сравнению с остальной частью Западной Украины — необычно высокого результата «Свободы» на выборах 2009 и 2010 гг.

Это заключение хотя и демонстрирует в новом свете скачок популярности «Свободы» Тягнибока в самом «европейском» регионе Украины, но как таковая эксплуатация правыми экстремистами структур гражданского общества и последующий успех ультранационалистических партий на выборах не является украинским нововведением. Слияние правого экстремизма и гражданского общества, например, характерно для постсоветского российского политического ландшафта. Аналогичные развития можно было наблюдать еще в Веймарской республике 1918-1933 гг. Захват власти Гитлером был подготовлен глубоким инфицированием немецких гражданских структур (профсоюзов, церквей, клубов и т.п.) межвоенного времени ультранационалистическими идеями, а также частичной инфильтрацией неполитических организаций активистами НСДАП[6].

Неслучайно, что некоторые функционеры «Свободы» имеют заметный интерес к межвоенному европейскому фашизму, включая его немецкие разновидности, такие как «левые» течения в НСДАП (напр. штрассеризм) или «консервативная революция». Но все же «Свободу» не стоит классифицировать ни как нацистскую, ни как неонацистскую партию. Социал-национализм «Свободы» продолжает не германский национал-социализм, а скорее идеологическую традицию ОУН и близких к ней теоретиков, таких как Дмитрий Донцов —которые, правда, в свою очередь находились в 1930х под влиянием европейского фашизма, не в последнюю очередь немецкой «консервативной революции». Таким образом, «Свободу» можно только частично отождествлять с германским классическим фашистским движением. Тем не менее, пример немецкого межвоенного времени иллюстрирует, что парадоксальная инструментализация гражданского общества — под которым обычно понимается «позитивная», продемократическая структура - националистическими партиями с ксенофобскими идеологиями не является новшеством в истории европейского правого радикализма.

Эти и некоторые другие характеристики «Свободы» являются только на первый взгляд специфическими. Подобные явления на самом деле относительно типичны для ультранационалистических движений, аналогичных партии «Свобода». Однако, существуют и несколько особенностей, который выделяют украинский правый радикализм из ряда подобных явлений в других странах.

Особенность № 1: Реальная внешняя опасность для Украины

Возможно, самую важную особенность общего контекста взлета «Свободы» представляет собой геополитическое положение украинского государства. Патологический страх отчуждения и навязчивые теории заговоров большинства правоэкстремистских партий в прошлом и настоящем можно интерпретировать как политическую психопатию или националистическую манию преследования. Однако в случае Украины, суверенитет и идентичность украинской нации подвергаются реальной и существенной внешней опасности со стороны путинской России. Остроту этой угрозы признают не только умеренные украинские, но также и многие международные независимые наблюдатели, которых волнует безопасность украинского государства. 

Ведущие российские политики и интеллектуалы на протяжении последних двадцати лет неоднократно в явном или скрытом виде давали понять, что они не считают существующую государственную границу между Украиной и Российской Федерацией полноценной и окончательной. Некоторые из них даже заявляли о том, что они не признают независимость или целостность Украины и самостоятельность ее культуры. Например, Дмитрий Рогозин, с недавнего времени заместитель председателя правительства РФ, в своей вышедшей в 2006 г. книге Враг народа назвал Крым и «Малороссию» «родовой территорией русской нации»[7]. Не составит труда найти подобные высказывания  в отношении Украины и у других более или менее высокопоставленных представителей России.

Ярко выраженная русофобия СНПУ/«Свободы» в этом свете выглядит менее патологичной, чем доминирующая в классическом европейском правом экстремизме теория о жидомасонском мировом заговоре. И хотя антисемитские идеи, напр. концепцию «жидокоммуны», можно найти и в историческом, и в современном украинском ультранационализме[8], они как раньше, так и сейчас отодвинуты на задний план угрозой в лице бывшего царского или советского и современного российского руководства. Враждебность к Кремлю и его политике в отношении Украины представляет собой важное связующее звено между радикальным украинским ультранационализмом с одной стороны и различными национал-либерально или национал-демократически ориентированными политическими и интеллектуальными течениями Украины с другой - альянс, к которому мы вернёмся ниже.

Особенность № 2: Географическая концентрация ядерного электората

Вторая особенность — это противоречие между высокой концентрацией электората радикального национализма в Западной Украине, особенно на Галичине, с одной стороны, и, одновременно с этим, общеукраинскими притязаниями «Свободы», с другой. Выражено региональный характер партии Тягнибока был сглажен на последних парламентских выборах высоким количеством рассмотренных ниже протестных, тактических и стратегических избирателей «Свободы» в центральной и восточной Украине. Но социологические опросы и общая картина мотивации избирателей, проголосовавших за «Свободу», а также за другие идеологически аналогично направленные партии, например, Украинскую национальную ассамблею (УНА), последних двадцати лет указывают на существенный географический дисбаланс[9]. Они демонстрируют, что группировки подобного рода имеют стабильную и широкую поддержку только в некоторых западноукраинских, в особенности в трёх галицких, областях.

Причиной этому вряд ли является некая особая склонность западных украинцев к ксенофобии. Скорее - помимо упомянутой инфильтрации гражданского общества функционерами «Свободы» - важным фактором поддержки радикальных националистов является то высокое значение, которое имеет история Организации украинских националистов (ОУН), в особенности её бандеровской фракции, для этнической самоидентификации многих галичан[10]. При этом ОУН(Б) понимается многими западными украинцами не как фашистская партия, а как апогей национального освободительного движения или орден самых мужественных и храбрых героев всей национальной истории Украины. Националистическое преклонение, вплоть до обожествления, Бандеры и Кo. усиливается трагичной личной судьбой многих тогдашних ультранационалистов и их семей, которые стали жертвами преследований советского режима, или же, как, например, в случае с двумя братьями Бандеры, попали под колеса нацистской политики уничтожения[11].

«Свобода» и другие подобные ей партии постсоветской Украины недвусмысленно позиционируют себя в качестве организаций-последователей ОУН(Б) и соперничают между собой за право считаться легитимными наследниками самого радикального крыла антисоветского украинского освободительного движения[12]. Культ вокруг Бандеры и некоторых других руководителей ОУН на Галичине и в меньшей степени какая-то особая правоэкстремистская предрасположенность населения региона, видимо, послужил катализатором для глубокого проникновения ультранационалистов в третий сектор трёх галицких областей и причиной особенно впечатляющих успехов «Свободы» на последних выборах у избирателей Львова, Тернополя и Ивано-Франковска.

Как указано, само по себе узко региональное, а не общенациональное укоренение праворадикальной или правопопулистской партии не является уникальным феноменом в Европе. Частичным аналогом «Свободы» в этом отношении выступают, например, упомянутый «Фламандский интерес» (Vlaams Belang) в Бельгии или же «Северная лига» (Lega Nord) в Италии. Существенным отличием между этими западноевропейскими партиями и «Свободой» однако является то, что первые ориентированы неприкрыто сепаратистски и отрицают легитимность сегодняшних границ Бельгии и Италии. «Свобода» же видит себя как национальное движение в широком смысле и называет себя «Всеукраинским объединением». «Фламандский интерес» и «Северная лига» недвусмысленно требуют отделения Фландрии от бельгийского и т.н. Падании от итальянского государств соответственно. «Свобода», напротив, решительно пропагандирует усиление украинского унитарного государства и настойчиво презентует себя как общеукраинскую политическую силу.

Но, парадоксальным образом, свободовцы одновременно с этим форсируют и героизацию ОУН, что, как известно, раскалывает Украину. Культ вокруг Бандеры и Ко. наталкивается на неприятие у большинства русскоговорящего населения юга и востока страны, так как бойцы ОУН-УПА воспринимаются в этих областях страны не как герои, а как предатели Украины. По этой причине многие ответственно рассуждающие умеренно националистические украинские интеллектуалы и политики стараются избегать политических дебатов по этой неоднозначной теме. Они понимают, что такие дискуссии только подрывают попытку создания единой украинской политической нации. «Свободе», же, равно, как и в случае с её амбивалентным отношением к неэтническим украинцам, трудно не наступать на эти грабли. Как её этноцентристское понимание политики, так и её обожествление Бандеры являются коренными составляющими ультранационалистического мировоззрения «Свободы». Её представителям будет сложно промолчать по этим темам – даже если они понимают губительные эффекты их этноцентристского и исторического дискурсов.

Украинские националисты, наверное, правы, когда указывают на то, что негативное отношение многих украинцев к ОУН-УПА в значительной мере является результатом советской пропаганды и российского чёрного пиара. Вряд ли негативное отношение многих простых украинцев к ОУН-УПА является результатом их ознакомления с новейшими историческими исследованиями военной Украины[13]. Однако, сомнительность источника какого-либо исторического суждения не обесценивает автоматически его содержание. Кремлёвская агитация, с одной стороны, и мейнстрим как украинской, так и западной историографии, с другой, аргументируют различным образом и имеют противоположенные цели. Тем не менее, их позиции сходятся как во, в основном, негативном видении в частности ОУН(Б), так и в отрицании ряда попыток национально ориентированных украинских публицистов обелить историю украинского радикального национализма[14].

Например, на сегодняшний день, наверное, самый известный в мире и популярный в Украине историк современной Восточной Европы, профессор Йельского университета Тимоти Снайдер, называет Бандеру не иначе как «фашистом»[15]. Хотя определение «фашизм» употребляется не всеми коллегами-историками Снайдера, ряд других влиятельных профессоров, пишущих о Восточной Европе и Второй Мировой войне, в подобном ракурсе отзывался об идеологии и деятельности лидеров бандеровской фракции ОУН. Среди них, например, Омер Бартов (Брауновский университет, США)[16], Франк Голчевский (Гамбургский университет, Германия)[17], Джон-Пол Химка (Альбертский университет, Канада)[18] или Дитер Поль (Клагенфуртский университет, Австрия)[19]. К тому же есть целая плеяда менее известных, но также дипломированных украинских и неукраинских историков и политологов, которые в последние годы опубликовали в признанных научных журналах, на престижных экспертных вебсайтах или в академических книжных сериях значимые исследования, анализирующие ультранационалистические аспекты политической идеологии, разных деяний и сегодняшнего прославления ОУН(Б). В их рядах, например, Тарик Амар[20], Карел Беркгофф[21], Франциска Брудер[22], Александр Зайцев[23], Ирена Канторович[24], Иван Качановский[25], Тарас Курыло[26], Гжегож Мотыка[27], Гжегож Россолински-Либе[28], Пер Рудлинг[29], Марко Царынник[30], Вильфрид Йилге[31], Кай Штруве[32] и Антон Шеховцов[33].

Как бы то ни было, экспертная дискуссия о правильности и значении тех или иных исторических фактов и интерпретаций касательно ОУН(Б) имеет только ограниченное политическое значение. Влияние учёных на историческое сознание широких слоев населения - опосредованно и долгосрочно. Оно происходит в основном путём изменений в школьных учебниках, эффект от которых можно будет наблюдать только через многие годы. Лишь изредка историки имеют возможность регулярно появляться в СМИ, а в постсоветских государствах такими теле-экспертами часто являются самоучки-дилетанты, авторитет которых нивелируется как низким качеством их высказываний, так и отсутствием профессионального признания их выводов и суждений. Какими бы ни были причины раскола в историческом сознании украинцев и как бы ни развивалась дискуссия среди исследователей новейшей украинской истории — в ближайшие годы следует ожидать, что негативное отношение подавляющего большинства южных и восточных украинцев к ОУН-УПА не изменится. Наоборот, в свете новых научных публикаций о деятельности ОУН(Б), оно может усилиться[34].

На этом фоне самопозиционирование свободовцев как новых бандеровцев выглядело бы логичным, если бы партия Тягнибока была, как, например, «Фламандский интерес» или «Северная лига», сепаратистской силой. Политическая пропаганда исторической мифологии «Свободы» имела бы смысл в контексте требований отделения, например, Галичины от Украины, как это иногда предлагают некоторые галицкие автномисты. Но партия «Свобода», напротив, неустанно подчеркивает, что она руководствуется принципом «соборности», т. е. объединения и сохранения Украины в её сегодняшних границах, и что она намерена распространять сферу своего влияния на юг и восток страны. Возможно свободовцам действительно удастся создать ячейки стабильной электоральной поддержки в левобережной Украине. Тем не менее, такая демонстративно пробандеровская партия как «Свобода» останется для большинства русскоговорящих украинцев – включая даже некоторых ксенофобов среди них! - скорее фактором их отчуждения от идеи соборной украинской нации, чем причиной их привлечения к проекту национального единения. Вхождение «Свободы» как самообъявленной партии-последовательницы ОУН(Б) в украинский парламент будет способствовать дальнейшему углублению и без того вызывающего беспокойство политического раскола страны.

Возможно, в этой связи за взлетом «Свободы» с интересом наблюдают и неоимперски настроенные российские националисты. Рост политического присутствия «Свободы» косвенно поддерживает неприкрытую политику «разделяй и властвуй» Кремля в отношении Украины. Популярность «Свободы» облегчает практикуемую уже в течении двух десятилетий российскими и прорусскими украинскими СМИ диффамацию жителей Западной Украины, а также национально ориентированной киевской интеллигенции и украинской диаспоры, которые в относительном большинстве проголосовали на парламентских выборах 2012 г. за «Свободу». В худшем случае все это может привести к усилению разобщенности разных частей неконсолидированной политически украинской нации.

Особенность № 3: Отсутствие «санитарного кордона»

Одной из составляющих успеха «Свободы» в прошедшем году стал тот факт, что главная демократическая партия Украины «Батьківщина» еще перед парламентскими выборами вошла в официальный союз со «Свободой». На данный момент в новой Верховной Раде образуется коалиция украинских демократических партий и радикальных националистов. Тем самым, политическая позиция украинских демократов, в особенности «Батьківщини», отклоняется от т.н. политики «санитарного кордона», которой придерживаются политические центристы ЕС в отношении подобных «Свободе» партий. Политика «санитарного кордона» со стороны европейских демократических партий проводится, например, в отношении коллег Тягнибока по т.н. Альянсу европейских национальных движений, в который входят, помимо свобовцев, французский Национальный фронт, Британская национальная партия или болгарская «Атака». Эти скорее правоэктремистские, чем правопопулистские партии имеют, как и «Свобода», ту или иную электоральную поддержку, но в своих странах они общественно стигматизированы и политически изолированы.

Общая позиция умеренно правых демократических партий стран-членов ЕС заключается в том, что они избегают сотрудничество с правыми экстремистами будь-то в предвыборной борьбе или же в парламентах или правительствах европейских стран. «Батьківщина» своей коалиционной политикой отошла от этой директивы. Она также проигнорировала недавнее обращение на сайте Change.org некоторых ведущих украинских гуманитариев, журналистов, экспертов и обществоведов к Комитету против диктатуры о том, чтобы исключить из этого Комитета «Свободу». Призыв политических специалистов также появился на вебсайтах еженедельника Kyiv Post (на английском) и ежедневной газеты День (на украинском). Обращение было подписано такими известными украинскими интеллектуалами, как Тарас Кузьо (Торонто), Юрий Макаров, Андрей Мокроусов, Виктория Сюмар (Киев), Оксана Пахльовська (Рим) и Тарас Возняк (Львов)[35].

Можно, правда, назвать несколько случаев, когда и демократические партии стран-членов ЕС не придерживались политики «санитарного кордона» в отношении правых радикалов. Так, например, в 2006-2007 гг. праворадикальная т.н. Лига польских семей смогла войти в состав коалиционного правительства Ярослава Качинского, а в 2006-2010 гг. ультраправая Словацкая национальная партия даже вошла в состав предположительно социал-демократического коалиционного правительства Роберта Фико. Такие сотрудничества резко критиковались как в самих Польше и Словакии, так и в рамках ЕС. Эти и им подобные явления представляют собой исключения, подтверждающие правило, которое состоит в том, что в Европейском Союзе праворадикальные партии не допускаются к общему политическому процессу.

На эти сравнения часто можно услышать возражение, что в Украине ситуация несколько иная, чем в ЕС, и что украинские демократы в отличие от своих западных коллег находятся в эпицентре стремительной политической трансформации. Они вынуждены не только конкурировать с авторитарно настроенной Партией регионов и реакционно ориентированной КПУ. Украинские демократы также оперируют в специфических условиях гибридной политической системы и «олигархического» общественного устройства. Возможно, эта особенная констелляция оправдывает образ действий украинских демократов, отличающийся от политики «санитарного кордона» в стабильных стран-членов ЕС, но дальновидность подобной стратегии украинских демократов еще должна себя показать.

Уже сейчас возникает подозрение, что подобная стратегия «Батьківщини» привела к амбивалентному результату, так как вследствие своего официального сотрудничества с Тягнибоком она, возможно, потеряла некоторый процент собственных избирателей. В своей предвыборной кампании лидеры всей Объединённой оппозиции - как, впрочем, и десятки демократически настроенных украинских журналистов - сделали многое для того, чтобы обелить прежний околофашистский имидж социал-националистов. «Свобода», не в последнюю очередь благодаря своему стабильному альянсу с «Батьківщиной», крупнейшей демократической партией Украины, за последний год значительно улучшила свою репутацию у многих украинцев – явление, которое отличает «Свободу» от остальных праворадикальных партий Европы.

Особенность № 4: Различная мотивация избирателей «Свободы»

Последняя особенность партии «Свобода» — это некогерентный круг избирателей украинских правых экстремистов на последних парламентских выборах. Сегодня еще нет детальных аналитических работ по этому вопросу. Поэтому здесь можно выдвинуть пока лишь предварительную гипотезу о том, что это отличие украинского ультранационализма послужило важной причиной значительного расхождения большинства предвыборных прогнозов с фактическими результатами партии на выборах осени 2012 г.

Результаты опросов еще за несколько недель до выборов удивляли тем, что круг уже тогда определившихся избирателей «Свободы» был настроен не менее проевропейски, нежели сторонники партий «Батьківщина» и УДАР[36]. В то время как 65% и 69% избирателей двух демократических партий поддерживали вступление Украины в ЕС, этот показатель у избирателей «Свободы» составил в сентябре 2012 — 64%. В вопросах о вступлении в российско-казахстанский-белорусский Таможенный Союз (против 57% и 47% избирателей «Батьківщины» и УДАРа соответственно и 69% избирателей «Свободы»), а также о вступлении в НАТО (55%, 49% и 42% соответственно против вступление в организацию) даже был выявлен парадоксальный разрыв между демократами и ультранационалистами: избиратели «Свободы» значительно более скептически относятся к ТС и менее негативно к НАТО, чем избиратели демократических  партии.

Еще более примечательным является то, что многих избирателей, проголосовавших за «Свободу» нельзя назвать ксенофобами, а часть из них вообще не стоит квалифицировать националистами. Значительная часть поддержавших партию граждан Украины, проголосовала за «Свободу» скорее не по идеологическим, а по тактическим или же стратегическим причинам. Для полного анализа ситуации ещё не хватает подробных социологических исследований прошедших выборов, но уже сейчас находятся свидетельства того, что относительно высокая поддержка радикальных националистов в более чем 10% на парламентских выборах далеко превосходит фактическое количество сторонников программы партии «Свобода» среди населения Украины. 

Так, например, двое популярных оппозиционных журналиста, Мустафа Найем и Соня Кошкина демонстративно заявили перед выборами, что они собираются голосовать за «Свободу». Пикантным было при этом то, что Найем не является коренным этническим украинцем, а Кошкина — известная русскоговорящая журналистка. Тем самым оба журналиста относятся к тем группам населения, против нерегулированного присутствия которых в общественной жизни Украины и направлена идеология «Свободы».

Ещё более поразительными оказались результаты анализа данных Национального экзит-полла (около 20 тысяч респондентов), проведенного непосредственно после голосования, 28 октября 2012. Согласно этим данным электорат «Свободы» оказался с отрывом самым образованным и городским: 48% опрошенных избирателей «Свободы» указали, что они имеют диплом о высшем образовании, а 47,5% оказались жителями областных столиц. Эти данные значительно выше аналогичных показателей других крупных украинских партий. Такие характеристики также отличают избирателей «Свободы» от приверженцев националистических партий в других европейских странах. Развернутая социологическая апробация и интерпретация этих особенностей избирательных решений украинской интеллигенции еще только ожидается. Пока что можно выдвинуть только предварительные объяснения выбору украинцев, которые еще предстоит проверить и специфицировать.

Явно идеологически мотивированный электорат «Свободы» составляет, возможно, менее половины от общего числа избирателей партии. А у неидеологической части избирателей можно выделить три возможных мотива для их голоса в пользу «Свободы». Первую группу составляют те избиратели «Свободы», которые хотели таким образом выразить свой протест против воспринимаемой как антиукраинская политики правительства Януковича-Азарова - например, против деятельности министра образования Украины Дмитрия Табачника. По этой причине, эти «полуидеологические» избиратели проголосовали за наиболее демонстративно «проукраинскую» партию.

Вторую группу представляют стратегически ориентированные избиратели, которые отдали свои голоса «Свободе» для того, чтобы обеспечить правительству наиболее жесткую оппозицию. Оранжевые фракции дискредитировали себя в 2010 году среди прочего тем, что многие их депутаты, которых после победы Януковича на президентских выборах назвали «тушками», предали свой мандат, т.е. по разным причинам перешли на сторону правительственной коалиции. На этом фоне «Свобода» наверняка показалась многим украинцам как, в первую очередь, партия с жесткой дисциплиной, которая удержит своих депутатов в оппозиционной фракции и будет последовательно оппонировать правительству. Кроме того, по сравнению с расплывчатыми программами партий «Батьківщина» и УДАР, которые только частично отличаются от официальной программы Партии регионов, идеологический профиль «Свободы» кажется острее. Подчеркнутый радикализм вплоть до ярко выраженного революционизма таких её лидеров, как Андрей Ильенко или Юрий Михальчишин, мог выглядеть в глазах «стратегических» избирателей как преимущество, несмотря на то, что эти избиратели, возможно, не поддерживают саму суть революции предложенной Ильенко и Михальчишиным.

Третью группу составили избиратели, которых можно обозначить как «тактические». Этих хорошо информированных избирателей можно сравнить с частью электората немецкой СвДП (FDP) - либеральной партии ФРГ, народная поддержка которой колеблется вокруг пятипроцентного барьера для вхождения в Бундестаг. Основываясь на неясных предвыборных прогнозах для «Свободы» - около 5%, они хотели гарантировать третьей оппозиционной партии вхождение в парламент. Главной мотивацией тактических избирателей послужило то, что отдавая свой голос «Свободе», они приближали партию к тому, чтобы та пересекла пятипроцентный барьер и, таким образом, оппозиция, не потеряла идеологический электорат ультранационалистов, который составляет до 5% населения Украины. Только впоследствии выяснилось, что такая тактическая поддержка оказалась ненужной, поскольку результат «Свободы» более чем в два раза превысил процентный барьер для вхождения в парламент. Партия Тягнибока скорее всего попала бы в Раду и без голосов этих неидеологических избирателей.

Перспективы

Значение этих наблюдений станет более ясным в ходе парламентской деятельности «Свободы». Если партия «Свобода» будет и далее руководствоваться ультранационалистическими мотивами, то многие избиратели, несомненно, будут раскаиваться в своем выборе 28-го октября 2012 г. Но партия может также, под давлением растущего внимания общественности, преобразоваться в национально-демократическую силу и тем самым постараться удержать свой сегодняшний электорат. То, что подобная трансформация в принципе не исключена, демонстрирует пример пошагового превращения основанной однажды самим Муссолини итальянской фашистской партии – от Partito Nazionale Fascista через Movimento Sociale Italiano к Alleanza Nazionale - в консервативную политическую силу, которая, в конечном счёте, влилась в правоцентристскую итальянскую партию Народ свободы (Il Popolo della Libertà). Отдельные украинские бывшие радикальные националисты, как, например, Андрей Шкиль или Андрей Парубий, уже прошли похожую трансформацию на индивидуальном уровне, и сегодня их можно причислить к национал-демократам[37]. Остается надеяться, что и лидеры «Свободы» выберут этот курс и преобразуют свою уже парламентскую партию в силу, которая будет способствовать политической консолидации и европейской интеграции Украины, а не препятствовать им.

(В сокращенном варианте статьи опубликованном в «Зеркале недели» я, к моему великому сожалению, допустил досадную ошибку написав, что писатель Юрий Андрухович якобы поддерживает галицкий сепаратизм. Это не соответствует действительности. Я перепутал высказывания другой персоны со словами уважаемого писателя, за что лично принес свои извинения Юрию Андруховичу.)