Таксим-майдан

Массовые протесты в Турции вызваны попытками премьера Эрдогана демонтировать привычный для турок образ жизни и сконструировать режим личной власти

Разбитые витрины магазинов, разгромленные здания главпочтамта и дома профсоюзов, горы битых бутылок под ногами, лужи крови… Так мог бы выглядеть во время Оранжевой революции Майдан Незалежности в Киеве, если бы события на нём разворачивались, как на площади Таксим в Стамбуле.

Беспрецедентные протесты начались в Турции 28 мая с малозаметного митинга против вырубки парка Гези. В ответ на намерение администрации Стамбула построить там торгово-развлекательный центр активисты поставили в парке палатки. Рано утром 30 мая полицейские их подожгли, а затем избили митингующих дубинками и разогнали лагерь, применив водометы и перечный газ. Граждан это только разъярило. Уже к вечеру на соседней площади Таксим собрались тысячи людей. В последующие дни волна протестов охватила все крупные города страны. Участники акций выдвинули политические лозунги, главными из которых стали требование отставки премьера Реджепа Тайипа Эрдогана и проведения досрочных парламентских выборов.

Хотя турецкие власти сначала демонстрировали готовность к поиску компромисса с протестующими (см. «Сытые бунты анатолийцев»), вскоре стало очевидно, что они только затягивают время. Наиболее жаркие столкновения произошли 11 июня, когда после целого дня настоящих уличных боев (полиция использовала водометы, газ и резиновые пули, а протестующие — в первую очередь фанаты турецких футбольных клубов, неожиданно объединившиеся между собой, — фейерверки, камни и бутылки с горючей смесью) спецназ очистил Таксим от людей. В результате этой схватки погибли четыре человека, а количество раненных в акциях гражданского протеста по стране превысило пять тысяч человек.

«Мне очень жаль, но парк Гези предназначен для прогулок, а не для политических протестов», — прокомментировал происходящее Эрдоган, продемонстрировав, что намерен любой ценой продавить силовое решение вопроса.

Президент и премьер Турции Абдулла Гюль (слева) и Реджеп Тайип Эрдоган не скрывают своих происламских взглядов

Приватизация демократизации

Сегодняшняя напряженная ситуация в Турции в основном подается СМИ как противостояние «светских» сил против исламистов из Партии справедливости и развития (ПСР). Но такая интерпретация в значительной мере искажает происходящие события. Дело в том, что с момента основания Турецкой Республики в 1923 году Мустафой Кемалем в стране сложилась специфическая политическая система, особенностью которой являлось прямое участие армии в политическом процессе. Во время политического или экономического кризиса военные под лозунгами исполнения заветов Кемаля Ататюрка брали власть в свои руки и стабилизировали ситуацию (последние перевороты произошли в 1980-м и 1997 году). Независимо от имени премьера, турецкая армия системно делегировала верных себе людей в государственный аппарат, бизнес и судебную власть.

Поскольку Ататюрк пришел к власти в 1920-е годы, когда самой влиятельной силой в Турции было исламское духовенство, его политической целью стало разделение религии и государства, а также вытеснение шейхов, дервишей, богословов из политики. Добиться этого можно было исключительно руками армии, которая уже почти сто лет всячески подчеркивает свою приверженность идеям светского общества в противовес исламскому государству.

Политическая карьера Реджепа Тайипа Эрдогана развивалась стремительно. На заре XXI века он основал Партию справедливости и развития, которая уже через год победила на парламентских выборах, а в марте 2003-го парламент назначил Эрдогана на пост премьер-министра Турции. Он пришел к власти вслед за тем, как страна восстановила гражданское правление после военного переворота 1997 года. На тот момент ПСР позиционировала себя как сила, осуществляющая демократизацию страны.

Особенность политической системы Турции до реформ Эрдогана заключалась в том, что гражданские правительства несли ответственность за свои решения, но их могли принимать только под контролем военных. Такой фундамент был заложен еще Ататюрком, считавшим армию одной из главных опор государственной модели. Эрдоган и ПСР повели курс на доминирование одной партии и вытеснение из политики конкурентов — армии и крупного бизнеса. В ответ военные создали членам ПСР имидж «исламистов», хотя в программных документах партии нет ссылок на Коран и законы шариата. На образ «исламистов» работали и политическое происхождение Эрдогана (до основания ПСР он возглавлял стамбульскую организацию исламистской Партии благоденствия, запрещенной военными после переворота 1997 года), и периодические заигрывания с религиозным электоратом.

Проводившаяся в течение последних десяти лет политика «самоусиления» Партии справедливости и развития включала несколько этапных моментов. Структура этой организации тесно переплетается с суфийским орденом Накшбанди и многочисленными фондами для финансирования самой партии и партийных школ, программ и инвестиционных проектов. Фактически через структуру фондов взращивается политически лояльный ПСР бизнес. В партии действует специальная группа активистов, вербующая новых партийцев из бедных слоев населения. Новые члены партии получают материальную помощь, образование и содействие в карьерном продвижении, благодаря чему «выпускники» партийных ячеек ПСР массово работают в госаппарате, силах безопасности и других важных органах.

Орден Накшбанди воспитывает в религиозных школах будущую элиту (в одной из таких школ учился сам Эрдоган), а также контролирует огромные финансовые ресурсы. За время своего существования он создал ряд программ «исламской солидарности» для финансирования исламских технических, инженерных школ и университетов, предоставил лучшим студентам гранты на обучение в университетах Западной Европы. Коммерсанту, не участвующему в этих программах, сложно рассчитывать в Турции на масштабные перспективы для собственного бизнеса.

Прессинг силовиков

В итоге получается, что Партия справедливости и развития является партией-корпорацией, построенной на принципах патернализма, когда за счет материальной помощи, карьеры и решения коммерческих вопросов покупается политическая лояльность. Эрдоган не случайно назвал протестующих «бомжами и мародерами»  и обвинил в разжигании протестов иностранные силы и террористов. Он прекрасно понимает, что это совершенно чуждые ему и ПСР люди.

Однако социальные лифты и разветвленная структура партии Эрдогана — серьезный повод для недовольства миллионов турок. Например, в случае выбора на должность чиновника между обычным человеком и выходцем из структур ПСР, приоритет отдается последнему. Иными словами, главный критерий — политическая лояльность, а не образование, профессионализм и заслуги, что и возмущает миллионы турок, «выбившихся в люди» без помощи партии Эрдогана.

Большая победа партии-корпорации — конституционный референдум 12 сентября 2010 года, результаты которого позволили вытеснить из судебной системы кемалистскую элиту, тесно связанную с армией, а принцип ответственности военных перед гражданскими судами фактически ликвидировал правовую автономию армии. В Совете национальной безопасности, через который военные в наибольшей степени влияли на государственные решения, появились лояльные ПСР лица. В результате потеряли свои позиции предприниматели, развивавшие бизнес через связи с военными, рекрутированные через армейские социальные лифты чиновники.

Потом дело дошло до прямого преследования военных. В апреле 2012 года прокуратура Анкары выдала ордера на арест 30 отставных военных, включая бывшего главу генерального штаба Чевика Барыша. Прокуратура обвинила их в организации военного переворота в 1997 году, когда армия сместила премьера Неджметтина Эрбакана (глава Партии благоденствия, где начиналась политическая карьера Эрдогана). Тогда же окончательно сформировался нынешний принцип взаимоотношений ПСР с массмедиа и обществом — «свой или чужой». И никаких компромиссов.

Турецкие оппозиционеры настроены решительно

Без компромиссов

Западные демократии отнеслись к турецким протестам и ответным жестким мерам со стороны полиции сдержанно, не в пример своим оценкам событий на Майдане в 2004 году или на Болотной площади в Москве в 2011-м. Госсекретарь США Джон Керри вскоре после начала протестов заявил, что Вашингтон обеспокоен сообщениями о превышении пределов необходимой обороны со стороны полиции, а также большим количеством пострадавших от рук полицейских. В ответ Ахмет Давутоглу, министр иностранных дел Турции, связался с ним по телефону и обвинил госсекретаря в отношении к стране как к «демократии второго сорта». И Керри тут же открестился от любого вмешательства во внутренние дела этого государства, представив сказанное им как заботу о соблюдении прав человека и не более того.

И российское Министерство иностранных дел, и украинское ведомство предпочли не давать политическую оценку событиям в Стамбуле, традиционно предупредив многочисленных отдыхающих в Турции соотечественников о бдительности и осмотрительности. Британский премьер Дэвид Кэмерон, увлеченный защитой спецслужб Великобритании от обвинений в слежке и прослушке собственных граждан, на турецкие события не отреагировал. Проигнорировал тему беспорядков и неадекватных мер со стороны полиции и французский президент Франсуа Олланд. Первыми представителями Запада, занявшими четкую позицию, оказались немцы — канцлер ФРГ Ангела Меркель, а также еврокомиссар Штефан Фюле, потребовавший от турецких властей расследовать случаи чрезмерно жестокого поведения полицейских и наказать виновных.

Эрдоган и его партия даже не пытаются договориться с протестующими, считая их «отрезанными ломтями», которые никогда не будут сторонниками курса ПСР. Турция оказалась на опасной дорожке: к политическим стимуляторам конфликта добавляется социально-экономическое недовольство тем, что доходы одной части населения растут быстрее, чем уровень жизни большинства турок. В последние недели в стране резко обострились существующие противоречия и линии конфликта, которые сегодня подогревают уличные войны в турецких городах.

Несмотря на успешный мировой опыт нейтрализации подобных протестов (например, «болотного протеста» в России либо акций оппозиции в Украине), турецкая администрация делает однозначную ставку на силовое подавление недовольства. А значит, ситуация будет накаляться. Не исключено, что скоро всё завершится военным переворотом.

Как утопить революцию в «болоте»

Евгений Курмашов, директор политических программ Института Горшенина: — Если говорить о мирных методах нейтрализации протестной активности на опыте России, в первую очередь стоит вспомнить о такой технологии, как маргинализация протеста. Это главный ключ к нейтрализации подобного рода кризисов. Поскольку понятно, что людей, вышедших на улицы, в краткосрочной перспективе вряд ли удалось бы переубедить во взглядах, протестующих маргинализировали в глазах остальной части общества, которая обычно не выходит на протесты и, как правило, всегда больше. И здесь очень важна роль средств массовой информации. Вот в России теорема о том, что «Болотная площадь — это не вся Россия», была наглядно доказана в информационном поле. Был разработан некий универсальный портрет протестующего, чьи требования, образ жизни (и качество жизни тоже) резко контрастировали с образом жизни большинства россиян (чего стоит одно название — «революция шуб». — «Эксперт»). Второй механизм, который сработал в России, — это раскол лидеров улицы. Никто сейчас не скажет точно, кто именно из лидеров протеста работает как скрытый представитель интересов действующей администрации или спецслужб. Но то, что такая работа активно ведется, — несомненно. И третье — это ресурсное обеспечение массовых митингов, точнее, его источники. Ведь если существует ритм протестных митингов, значит, существуют и те, кто их финансирует, поставляет инвентарь, помогает с информационной поддержкой такой активности. С этими источниками ресурсов власть обычно и ведет диалог для защиты собственных интересов.