Выцветшая краска - словно все накурились...

На просмотре кинофильма отключили звук...

Типографская краска выцветает. Природа задыхается, и все превращается в безжизненное пространство. Как будто на просмотре кинофильма отключили звук. Огромная толпа ещё движется. Но нет звука, и все становится бессмысленным, как собачья жизнь – сон от кормёжки до кормёжки, ожидание чего-то, и ровным счётом ничего нельзя предпринять. Из-за угла выскакивает извозчик. В воздухе извивается кнут, опускается на спины коней. Но их совсем не жалко, потому как не слышно ни угрожающего свиста кожаной плети, ни удара. Из-под лошадиных копыт сыплются искры. Цоканье копыт о мостовую не отдается звонким эхом, и наступает растерянность. Шарахают молнии, но без грома, и, увы, не вызывают преклонения перед силами природы. Ураган выкорчёвывает дерево, хотя видно, что оно погибло задолго до урагана. Плод созревает, но не имеет сока. Новое поколение не способно влиять на историю. Все вокруг затягивается тиной, обращается в падаль. Стервятникам даже не надо дожидаться, пока умирающий испустит дух, можно смело приступать к потрошению добычи, – ничего не случится, никто и не подумает пошевелиться и воспротивиться. Вчера ещё горячо любимая жена превращается в бездушный придаток и не знает, как сделать себя полезной мужу, детям, обществу. Самые близкие друзья становятся ненужными, будто их никогда и не было; общения нет, одно разъединение, ты – сам по себе, они – сами по себе. И лишь небольшая кучка людей суетится – это те, что заседают в парламенте, всякие там временные правительства, которые меняются чаще, чем вода в общественном бассейне. Они дорвались до кресел и теперь воруют, грабят вчера ещё своих людей, страну, иностранцев, кого попало. Но даже грабить не нужно – все для них, всё доступно им. Рабы не сопротивляются, покоряются и отдают им последнее. Учёные спорят до хрипоты, но о чем-то ничтожном, несущественном; они не способны изменить мир, человека или хотя бы приблизить науку к жизни, к человеку... Деньги обесцениваются, труд  становится лишним, торжествует суетливое торгашество – чем бы заесть, запить да поскорее забыться. Словно все накурились, все в дурмане. Кто ещё может, кого не хватила кондрашка, и кто имеет хорошие документы, бросает все и без оглядки бежит за границу в надежде отключиться от этой давящей тягости, неподъемного груза – умерщвления вчерашней родины...