"А кто Ваша жена?"-любят спрашивать у наших порой бесполых и разгульных "ЗВЕЗДУНОВ"?И ответить им порой нечего. А вот Евгений Матвеев рассказал о своей жене ПОТРЯСАЮЩЕ ИНТЕРЕСНО...
КТО ВАША ЖЕНА?
Ну никуда не деться и от этого вопроса. Зрители (чаще, конечно, зрительницы) во время встреч с ними в записках на сцену или вслух из зала настаивают на ответе.
Уклониться - значит разрушить ту атмосферу доверительности, которую мне почти всегда удается создавать на этих творческих вечерах. Порой отделываюсь шутливо коротким: «Лидия Алексеевна Матвеева. Пенсионерка» ...
Знаю, что такой скупостью ответа разочаровываю любопытных; сохранять же в тайне личную жизнь - это давать пищу для домыслов, легенд, сплетен ...
В кино почти все сыгранные мною персонажи были мужики влюбчивые и толк в женской красоте понимали, да и актрисы, мои партнерши, были прелестницами. И вот на экране зрители видят наши объяснения в любви, поцелуи, свидания, страстные объятия ... Как тут не родиться догадке, легенде? А уж если сняться с одной и той же актрисой в двух-трех фильмах, то сплетня лезет, как опара из горшка.
Так, по слухам, я побывал в мужьях у Людмилы Хитяевой - после «Поднятой целины» и «Цыгана»; у Ольги Остроумовой - после «Любви земной» и «Чаши терпения», у Вии Артмане - после «Родной крови», у Тамары Семиной -- после «Воскресения», у Валерии Заклунной - после «Сибирячки» и «Особо важного задания» ... И сейчас уже понесся слушок - после «Любить по-русски»: «Жена его Галина Польских» ... Ничего себе гаремчик? Эдак и статью за многоженство можно схлопотать. А если серьезно, то я счастлив, что имел возможность общаться с этими яркими женщинами, самобытными талантами и умницами.
И все-таки: «Кто ваша жена?» Пожалуй, надо ответить. Может, не столько зрителям ответить, сколько попытаться подзагядить своих - дочь, сноху, внучку - тем душевным богатством, каким наделена моя Лидия Алексеевна.
Впервые я увидел ее на концерте в Тюменском музыкальном училище в конце 1946 года. Как меня туда занесло, не помню. Скорее всего, затащил приятель, который любил поволочиться за каждой юбкой. В концерте чередовались баянист, балалаечник, вокалисты ...
Исполнители были милы своей скованностью, неуклюженостью, искренностью, исполнительской горячностью, заметным старанием.
И вот просто и естественно - как птичка перелетает с ветки на ветку - на сцену вышла девушка. Ее не украшенный никаким гримом или побрякушками вид поразил меня ... Лицо, глаза, грудь были так целомудренны, что я онемел от этого! И держалась она на сцене так, будто говорила: «Я буду петь не для ,Вас. Я просто не могу не петь» ... И без напряжения, свободно и легко полилось «Вижу чудное приволье» ... Тут меня словно ударило током! ..
Поженились мы 3 апреля 1947 года там же, в Тюмени. Всю тяжесть забот Лида сразу взвалила на себя - я не помню ее хнычущей, жалующейся, что-то требующей, капризной. Не помню ее и беззаботно порхающей, через край веселящейся ... Наверное, oт тoгo, что войну она испытала на себе: была работающим (и одновременно учащимся) подростком ...
«Маме надо», «ребенку надо», «тебе надо» слышал я от Лиды очень часто. И никогда не слышал «мне надо» ... И так продолжается до сих пор. Природа наградила ее способностью отдавать. Отдавать все: силы, время, заботу, терпение ... И изредка дарить улыбку. Улыбается : нечасто потому, что мы (я, дети, внуки) привыкли от нее брать, а ей даже не всегда «спасибо» перепадает ...
Не знаю, сумею ли я этими заметками выразить ей, хоть и поздновато, всю силу благодарности за то, что она, моя бес" ценная Лидочка, была и есть у меня ...
Демобилизовался я в конце 1946 года. Война уже кончилась, а я еще больше года топтал учебный плац. Нашего училища к тому времени уже не было - его расформировали. Курсантов тоже не было, оставались одни преподаватели. Все ждали, кого куда переведут. Насчет меня у начальства имелись планы - направить учиться в военную академию. Но я отдавал себе отчет, что такая карьера - не для меня. Пока шла война, я честно служил там, где было приказано, но сейчас нет, это не мое. Мне хотелось вернуться к тому, чем я занимался до войны. А для этого надо было снова стать гражданским человеком. Я написал письмо Александру Петровичу Довженко с просьбой посодействовать моей скорейшей демобилизации, чтобы я смог продолжить прерванное войной учение. Александр Петрович, находившийся в Москве, тормошил тамошнее военное начальство. Одновременно с Довженко обо мне хлопотала и Вера Павловна Редлих, режиссер новосибирского театра «Красный факел» (о ней я расскажу подробнее в следующей главе). Она знала меня по моим выступлениям на армейских олимпиадах, смотрах художественной самодеятельности, которые проводились в Новосибирске и на которых я получал призы. Вера Павловна уже тогда, сидя в жюри, заметила меня и решила пригласить после демобилизации в свой театр.
Но время было тяжелое - тут уж не до артистов. К мирному труду тогда возвращались люди более нужных специальностей: строители, железнодорожники, учителя. Надо было восстанавливать истерзанную войной страну, налаживать хоть как-то жизнь людей. Без специалистов крайне необходимых профессий было не обойтись, а без артистов ... «Семь лет мак не родил-- голода не было». Так думали тогда многие, к несчастью. Это, принимая во внимание послевоенную разруху, еще можно было понять, но когда сегодня у правительства не доходят руки до культуры - беда!
И все же Вера Павловна Редлих обратилась к командующему Западно-Сибирским военным округом генерал-полковнику Медведеву, чей штаб находился в Новосибирске. Человек высокой культуры, генерал с консерваторским образованием, он и сам понимал, что старшему лейтенанту Матвееву нужна не военная академия, а совсем другое.
Наконец пришел приказ, я' стал «вольным казаком». Но продолжить актерское образование мне не удалось - всюду опоздал. И тогда я принял приглашение Тюменского театра вступить в его труппу. В Тюмени я был уже известен: меня знали по выступлениям в концертах художественной самодеятельности нашего училища, да и мои успехи на смотрах в Новосибирске привлекли внимание руководства театра.
Меня не просто настойчиво уговаривали работать в месте театре, но ... предложили играть ведущие роли. Могла ли моя голова не закружиться от этого? И пошли роли одна за другой Фердинанд в «Коварстве и любви», Незнамо в «Без вины виноватых», Земнухов в «Молодой гвардии» ...
Смешно вспомнить, но «премьер» после восторженных криков в зале и аплодисментов выходил на улицу в шинели, в кирзовых сапогах и ... в шляпе!
Успех был не оттого (это я теперь понимаю), что Матвеев - артист, а оттого, что он молод и темперамент - через край ... Безоглядная эксплуатация (от чего я хотел бы предостеречь начинающих актеров-коллег) природных данных - гибель для артиста, увядание и раннее забвение зрителем ...
В 1947 году проходил Всероссийский смотр молодых артистов драмы и музыкальных театров. За исполнение роли Боравского в спектакле «За тех, кто в море» по пьесе Б.Лавренева я удостоился чести стать лауреатом... Поездка в Москву ... Я сомневался: надо ли ехать? Да и накладно. Но Лида говорила:
-.- Надо ехать, Женя. Тебе надо много видеть!
В Москве на меня обрушилась уйма заманчивых приглашений - и из провинциальных театров России, и из столичного театра имени Ленинского комсомола, от самого Ивана Николаевича Берсенева ...
Было и приглашение (повторное) из новосибирского «Красного факела» ... И снова Лида уговаривала меня:
- Надо туда ехать, Женя. Тебе учиться надо!
Вот так всю жизнь: «Женя, тебе надо ... » А за этим «надо» - ее терпение, самопожертвование, боль ...
Так случилось, что я влюбился. Да, влюбился. Влюбился в актрису. И не в красоту, не в женственность (этими качествами и моя Лидочка обладала в избытке), а в огненный темперамент (сценический), в страсть служить театру, кино, в способность воспламеняться ...
Мне казалось, что я встретил неземное чудо ... Вглядываясь в ее глаза, пластику в момент исполнения роли, вслушиваясь в ее дыхание, я пытался понять: как такое может быть? какими струнами в своей душе она пользуется?
Может, это вовсе и не любовь была, а простое обожание, поклонение таланту? Как бы ни было, а загрустил я, замолчал, ушел в себя ...
Вывести меня из такого странного оцепенения решилась Лида. Однажды (мама и дочь уже спали, а жили мы в одной комнате) мы улеглись в своем уголке за занавеской.
- Женя, тебе трудно? - шепотом спросила Лида.
- Да ...
- Пойдем поговорим,
Пошли на кухню. Молчали долго. - Ты влюбился?
- Кажется - да.
Помолчали еще. Я знал - Лида сильнее меня, она и разорвет эту тупиковую паузу.
- Тогда уходи, - сказала она ровно, не повысив голоса, но решительно. - Не мучай себя и нас ...
До утра я вертелся один под одеялом, а Лида всю ночь готонила меня в «экспедицию на съемки», как потом она сказала дочери. В чемодане уже лежали отглаженные, с накрахмаленными воротничками рубахи, белье, недочитанный том Бальзака ...
Мама плакала, Светланочка, вытаращив глазенки, робко подходила то ко мне, то к Лиде ... Решиться должен был я. Понимал: не переступлю порог - болезнь загоню в хроническую ... Надо излечиться от тяжкого недуга ... Сейчас или никогда ...
Закрывая за мной дверь, Лида сказала:
- Мы тебя подождем год ... Позже не беспокой ... А мы будем знать - тебе хорошо ...
К Актрисе я не поехал. Две недели жил у своего приятеля,
так сказать, «госпитализировался» у него, правда, пил, часто
голову держал под струей холодной воды, решил не видеть ни
Жену, ни Актрису. Смывать с себя дурь-хмурь сил хватило недели на три. Наплывом все возникали глаза Актрисы и Жены.
В одних - страсть, в других - кротость ...
в одних - осуждение, в других - сочувствие .
В одних - насмешка, в других - сострадание .
В одних - «Дай!», в других - «На!» ...
Спасибо и приятелю: он, всегда такой говорливый, молчал.
Молчал даже о своих победах над слабым полом, в чем отменно преуспевал. Про него вовсе не в шутку говорили: «Бабник террорист» ... И надо же, молчит.
- Что с тобой? Не заболел ли ты? Или еще не сезон охотиться за юбкой? - спросил как-то я, пытаясь острить.
- Главное, что ты, заблудший, кажется, выздоравливаешь: хохмить тужишься, - ответил приятель, подавая на стол нехитрую закуску - ливерную колбасу, сдобренную им самим рюными специями. И, сорвав с бутылки «бескозырку», плеспул в стакан водку.
- Будь! - сказал, выпил, добавил: - Ключ, если что, положи под коврик. Я не успел спросить, куда он на ночь глядя так торопливо ушел. Оставил меня одного - побыть наедине со своими мыслями. Как он догадался, что мне нужна еще одна капелька в «чашу терпению» моих терзаний? ..
Я уже знал, что утром, пока дочь в школе, а Лида еще не ушла к себе на работу в Большой театр - поеду домой.
За окном еще не рассвело, когда я, взглянув на стакан с невыпитой водкой, легко щелкнул дверью квартиры приятеля. А вот поднять руку к звонку своей квартиры оказалось намного труднее: что там за дверью? кто откроет? Только бы не мама - слезы ...
Открыла Лида. Хотел сказать «прости» и ... не сказал. В сердце кольнуло: лицо Джоконды. Только бледнее и красивее ... А усмешка ее, Джоконды ...
- Завтракал?
Сказать «нет» не успел, только услышал, как что-то звякнуло на кухне - похоже, упала крышка на кастрюлю. И сдавленный стон. Мамин стон ... Вскоре передо мной уже стояла сковородка с яичницей - такой, какую я люблю: с луком, салом, помидорами ...
Прошло уже много лет. Ну и что, скажут - банальная история! Может, и банальная, но ...
Лида ни разу не напомнила мне об этом ...
Лида уже спала. Я тужился дочитать главу из книги - глаза слипались.
Вдруг ночную тишину нарушил взволнованный шепот
Светланочки:
- Мама! Мама!
- Чего тебе? Может, я помогу?
- Нет, только мама! _. В голосе дочери послышался
страх.
Взглянув на лицо Лиды, понял, что мне жалко вырывать' ее из глубокого сна. Знаю ведь, как она устает: два вызова в день на работу (один - на репетиции, другой - на спектакль), четыре поездки в метро и автобусе, авоськи, стирки, глажка ...
- Спи, спи! Утром поговорим!- шикнул я на дочь
- Мама! - уже в голос закричала Света.
Лиду и маму словно ветром сдуло с кроватей. Втроем мои женщины КИНУЛИСЬ в ванную.
И тут что-то недоброе заколыхалось внутри меня: я – одинок.У них секреты от меня. Потерял я дружочка ... Эгоизм накручивал мне на нервы всякую чертовщину.
Троица вернулась в комнату на цыпочках ...
- Что случилось? - спросил я Лиду, стараясь подавить в
себе ревность.
- Ну ... Это наши женские дела ... Спи! ..
Нет уж, тут не до сна ... И я понял - мне нужен сын!
Но иметь второго ребенка врачи нам категорически не советовали - у Лиды было что-то неблагополучно со щитовидной железой. Оставалось самого себя убеждать: знать, не судьба ...
Так я и жил, с завистью к своим друзьям, у кого есть сыновья. Это видела, чувствовала Лида ... Как-то она поделилась со мной:
- Женя ... Мне один профессор сказал «Если бы вы были моей дочерью, я бы непременно посоветовал родить!»
И вот однажды ...
Шел я по залуженной октябрьским дождем Москве: решил пройтись после генеральной репетиции спектакля «Привидения» по г. Ибсену. Мне хотелось побыть одному, обдумать еще раз свою роль Освальда: каким он предстал перед зрителем? Шел, переживал все заново, переосмысливал. Все ли удалось? Ведь пока, дошло до сегодняшнего про гона, спектакль пережил четырех режиссеров: Бориса Эрина, Михаила Габовича, Вениамина Цыганкова, Константина Зубова ... И каждый из них привносил в пьесу и образы героев что-то свое, предлагал разные трактовки, порой противоположные. А тут еще не давали покоя чьи-то слова: «Вот Павел Николаевич Орленев (выдающийся русский артист) в этой сцене играл так, что в зале обмороки случались! »
Спасибо Елене Николаевне Гоголевой (она играла мою мать фру Альвинг), которая успокаивала меня: «Женечка, вы зря нервничаете. Идите от себя».
Насилие (режиссерское) над актером не только не полезное дело, но и непоправимо вредное. Насилие убивает актерскую органику, искренность и, как часто бывает, рождает фальшь. К сожалению, не всем режиссерам удается понять природу артиста и направить ее в русло развития характера и обстоятельств. Если это понять, то уж сам актер начнет жить на сцене свободно, как дельфин в водном просторе.
Я же чувствовал себя после прогона спектакля той рыбкой, которая то и дело тычется в стекло аквариума ... Знаменитое
«режиссер должен умереть в актере», по-моему, не состоялось. Гирями висели на мне режиссеры ...
Так, в раздумьях, в сомнениях, с отрицательными и положительными эмоциями (а были и такие - коллеги поздравляли с удачей) я пришел домой ...
А дома ... Вижу - мама в слезах: - Женя! У тебя родился ребенок! ...
- ???
-Сын!
- Какой сын?! Ведь рано еще!
Никаких подозрительных мыслей, которые могли бы прийти в голову любому мужчине в подобной ситуации, не было. Беспокоило другое _. ведь только семь месяцев беременности! Или тот профессор-советчик ошибся? Что с Лидой? И какой родился ребенок?
Главврач родильного дома рассказал мне:
- Случай редчайший ... Вопрос стоял так: или мать, или ребенок ... Мы откровенно заявили, что нужна операция ... Предложили ей посоветоваться с вами. Она ответила: «Его не беспокойте у него сегодня сдача спектакля. А ребенок должен жить. Он очень хотел сына. Это были ее слова, перед операцией. «Слава Богу, живы оба».
Сейчас, глядя на внуков, я все чаще думаю: родившийся до срока наш Андрей, как бы в знак признательности за дарованную ему матерью жизнь, подарил и нам внуков, Евгения и Надежду! Они «встали в строй» за Алексеем - сыном Светланы ... Дети и внуки очень дружны, умеют заботиться друг о друге и защищать - разве это не счастье?
После выхода на экран фильма «Любить по-русски» мне часто, иногда с подковыркой, задают вопрос: «А как это - по-русски?» Хочется ответить: .
- А вот так!
Рубрика "Блоги читачів" є майданчиком вільної журналістики та не модерується редакцією. Користувачі самостійно завантажують свої матеріали на сайт. Редакція не поділяє позицію блогерів та не відповідає за достовірність викладених ними фактів.