Мое недоумение разделила вся Европа. А бабушка моя, глухонемая, с печи мне говорит: "Вот видишь, как далеко зашла ты, Дашенька, в поисках своего "я"!"
Венедикт Ерофеев, "Москва - Петушки"
О, тщета, о, эфемерность! О, самое бессильное и позорное время в жизни той части моего народа, что желает посетить Германию, – время от рассвета до открытия немецкого посольства. Жди, Дарья, жди. И слушай – куда же денешься.
Студенты и участники программ обмена обычно стоят отдельной кучкой – шушукаются, обсуждают университеты, и реет над ними невидимый дух Гёте и неуёмного студенческого пьянства. У большинства же зевающих под посольством барышень университеты другие. И реют над ними совершенно другие духи.
- Еду вот к милому, - сообщает крымчанка возраста чудесно неопределяемого. – Все подружки у своих уже столько раз были, только я все никак. А свадьба-то в начале сентября!
«Милых» подавляющее большинство находит через агентства, и держится за них с нежной и неукротимой силой – той самой силой, которая остановит бешено скачущего коня, сметает огонь с горящей избы, вечно совершает благо и в свободное от этого время движет солнца и светила. О, славянские женщины, мечтающие стать гибкими шеями под рациональными немецкими головами!
- Ну, он скуповат, конечно. То есть, бережливый, - слышу сзади. – На себя мало тратит. Пятьдесят лет, а ходит, как мальчик, в этих своих джинсах и футболке. Я вот ему две рубашки везу - из нашего текстиля, местного. Цвета научу комбинировать, пусть хоть выглядит, как человек.
На говорившей джинсы-клёш, бирюзовая футболка, малиново-черное болеро; из черных балеток выглядывают черные кружевные носочки. По тому, как одеты невесты, почти безошибочно можно определить, кто уже бывал в Германии, а кто только едет покорять её.
- Пока с вокзала шла, зашла в кафешку покушать, - продолжает делиться впечатлениями от Киева крымчанка. – Даже обертку от булочки с собой прихватила, смотри, как у них тут все красиво. И свекрови будущей бусы купила. Думала, жемчуг искусственный или сердолик, но и то, и то - сто гривен, так что какая разница, пусть носит.
О женщине, которую она в глаза не видела, отзывается уже с легкой неприязнью - архетип злой свекрови из головы отчаянных невест вытравить непросто. Бусы, массивные и гладкие, как галька в Ялте, уже готовы утащить мать жениха куда подальше от строящегося семейного гнезда.
- А вы тоже к жениху? – стоящей рядом симпатичной девушке явно скучно и хочется поболтать. – Сколько у вас уже виз, ого.
- Стажироваться, - отвечаю я; искры интереса в глазах девушки гаснут, но скука побеждает.
- Я вот во Франкфурт еду. По-немецки не говорю, ну его на фиг. Пусть русский подучит, ему трудно, что ли. Он же сюда ездил по бизнесу, вот и нахватался немного. А работать я там все равно не буду, как-то неохота. В ноябре вот только уволилась, хочу отдохнуть. Он сказал, что не против.
Сказать на это нечего – не учат же некоторые футболисты язык страны, в которой играют, общаются, по их словам, на языке футбола. Почему и тут не пообщаться на языке взаимопонимания и общих интересов?
Время – почти восемь, и все, как зомби, медленно подтягиваются ко входу. Болтовня подождет. Двери посольства открываются, на какое-то время воцаряется возня – пустите-я-здесь-с-пяти-утра-женщина-имейте-совесть-да-успокойтесь-все-пройдем – и вот разговоры возобновляются уже под окошками для приема документов.
- А если я его фамилию возьму, мне вид на жительство сразу сделают? – интересуется немного испуганная женщина лет сорока.
- Пф-ф-ф, это минимум года три, наверное, жить там надо, - авторитетно фыркает ее соседка. К «своему» она едет в четвертый раз.
«Мой», «Хансик», «Йенсик» - в Германию они везут не только рецепты борща и запасы чулок («чтоб там первое время не покупать»), но и этот эксклюзив на экспорт, эту вечную черту славянских женщин – любить из жалости.
- Он же один совсем, в сорок шесть-то. Учился до тридцати с хвостиком, представляешь, бедняга? Ничего сам не умеет, - вздыхает 38-летняя полтавчанка. – Мне он сначала не понравился, худой такой, лысенький… Но дом у него добротный, и живет он сам. Жалко его как-то.
Очередь движется, документы принимаются, визы выдаются. Получаю и я свою. На выход идем с одесситкой, рассказавшей всем желающим и нежелающим, что она выходит замуж через две недели. Правда, платье и костюм жених не захотел, а расписываться едут в другой город – там дешевле, и ждать меньше.
- Вам он хоть нравится? – не выдерживает моё любопытство, и я чувствую, как закрывает лицо рукой чувство такта.
- За два года всякое было, - кривится одесситка. – Но я лучше там буду с таким, как он, чем тут с нашими мужиками. Ты там тоже в Бонне присмотрись, может, найдется кто.
- О, тщета, о, эфемерность! – Восклицаю я про себя, шагая к Золотым воротам. – О, ханжество и вопиющий консерватизм, не дающие мне скоропостижно выскочить за лысеющего немца и кататься на электромобиле средь рапсовых полей и белых ветряков! Поистине, непрактичный я и недальновидный человек, и мыслями своими влеку позор на рыжую свою голову.
И показалось мне - а может быть, и нет - что памятник Ярославу Мудрому вдруг раздраженно закатил глаза. Что ж, ему, князю-то, виднее. Он уж точно знает толк в foreign affairs.
Рубрика "Блоги читачів" є майданчиком вільної журналістики та не модерується редакцією. Користувачі самостійно завантажують свої матеріали на сайт. Редакція не поділяє позицію блогерів та не відповідає за достовірність викладених ними фактів.