Ребус под названием «Пятый угол»

Израилю Моисеевичу Меттеру (1909—1996) принадлежат самые пронзительные произведения о довоенном Харькове — повести «Пятый угол» и «Родословная».

Долгое время по многим телеканалам шли сериалы про милицейского пса Мухтара. По сути, их создатели хотели показать, что эти новеллы являются как бы продолжением знаменитого фильма «Ко мне, Мухтар» (1964) с Юрием Никулиным в главной роли. Автором повести-первоисточника был Израиль Моисеевич Меттер (1909—1996). Именно ему принадлежат самые пронзительные произведения о довоенном Харькове — повести «Пятый угол» и «Родословная».

«Верните мне Харьков моего прошлого. С разодранным овчинным полушубком, в котором я ходил зимой. С белыми носками. С самым вкусным завтраком на свете — хлеб с соленым огурцом и чай с сахарином. С легким угаром от рано закрытого дымохода. С подвалом, в котором никогда не бывало солнца. С кавунами, — их тупо называют в Ленинграде арбузами. С запахом конского навоза. С Университетским садом, где я ловил сачком бабочку «махаон». Остановившийся, гудящий паровозами Харьков в день смерти Ленина. Маму. Живого Маяковского на сцене театра. Кинематограф «Аполло» на Московской улице. Горбатый мост через речку Лопань, — я обдумывал на нем самоубийство. Пасхальный стол на Черноглазовской. Кусочек мацы, просто так, для вкуса — я не стану от этого националистом. Илью-пророка, делающего гром. Обращение «товарищ», которое я впервые услышал». — писал в свои немолодые годы Израиль Меттер.

Многие литературные шедевры являются и ребусами. И «Пятый угол» — не исключение. За красивыми душераздирающими историями стоят реальные человеческие судьбы, напрямую связанные с историей Харькова. Вот эту связь я и попытаюсь установить.

«Я не пел в хоре»

Родился будущий писатель в доме № 28 по ул. Рыбной (ныне — Кооперативной) на харьковском Подоле. Это место в те времена практически каждый год подвергалось наводнениям, рядом находился Рыбный рынок, ныне застроенный копией московского «дома на набережной». Харьков не входил в «черту оседлости», и еврею, проживавшему в нем, нужно было доказать свое владение необходимыми городу профессиями. Отцу и деду писателя по матери это удалось. Среда была интернациональной, люди жили в смешанных кварталах, и привычных для соседних губерний погромов харьковцы не допускали. Границы между национальностями были размыты.
«Фантастический двор на Рыбной, 28. Я не помню, каким он был до революции. Но и само это понятие — революция — являлось к нам во двор долго и по нескольку раз», — писал И. Меттер. И это отнюдь не паводок, следы которого можно быстро ликвидировать.
«Во дворе нашего дома стоял пулемет. Он был обращен стволом к подворотне. Ворота заперты наглухо, а в единственном парадном подъезде круглосуточно дежурила самооборона. Пять-шесть мужчин, расставив на нижней лестничной площадке ломберный стол, круглые сутки играли в преферанс. Мой отец тоже входил в эту самооборону — так она называлась в нашем дворе». Потом Меттер будет неоднократно возвращаться в свое детство.
Вузовских дипломов у Израиля Моисеевича не было. В годы Гражданской войны он учился в ивритской гимназии «Тарбут», затем в советской школе. В вуз он не попал — происхождение подкачало. Впоследствии он так охарактеризовал свое неучение: «Может быть, потому, что я нигде не учился и никто не имел возможности с незрелых моих лет навязывать мне свою повелительную точку зрения на жизнь, быть может, именно поэтому у меня была свобода отбора и оценок. Мне никогда не приходилось сдавать на зачетах и экзаменах свои мысли об окружающей действительности, свое мировоззрение. А раз не приходилось сдавать, значит, эти мысли были мои, органически собственные. Я не ждал за них оценок по пятибалльной системе. Я имел право не понимать и ошибаться».
Отчаявшись поступить в институт и найти приличную работу в Харькове, Меттер уехал в Ленинград, где и состоялся как писатель. В 1941–42 гг., находясь в блокадном Ленинграде, Меттер работал в радиокомитете. В соавторстве с Л. Левиным Меттер написал пьесы о рядовых войны: «Наш корреспондент» (1942), «Северное сияние» (1943), «Новое время» (1948). В послевоенные годы в соавторстве с А. Хазиным (1912–76) Меттер писал фельетоны и скетчи для ленинградской эстрады. Четыре фильма снято по его сценариям: «Это случилось в милиции» (режиссёр Виллен Азаров, 1963), «Ко мне, Мухтар!» (1964), «Врача вызывали?» (1974) и «Беда» (режиссёр Динара Асанова, 1977).
Наиболее знаменит фильм о милицейской собаке. Редакторы испугались, когда автор сценария захотел перенести из повести такое: «Они с Глазычевым ударяют по частному сектору … Одних подштанников на тыщу рублей гражданам вернули. — Глазычев добродушно улыбался в ответ, и только однажды, возвратясь как-то особенно усталым после трудного суточного дежурства, зло огрызнулся:
— Мне портки какого-нибудь работяги не менее дороги, чем десять тысяч государственных денег!» Разумеется, это не попало на экран, но блестящая игра Юрия Никулина сделала очень изрезанный фильм таким, что и сегодня его смотрят как вполне современный. Это потом будет признание и переводы на многие языки. Лишь в 1992 году И. Меттер получил в Италии премию Гринцане Кавура за лучшее произведение иностранного писателя.

Любовь харьковского босяка

Самым мощным произведением Меттера была повесть «Пятый угол», впервые опубликованная полностью только в 1989 году в журнале «Звезда», спустя три десятилетия после написания. В сокращенном виде она выходила ранее под названием «Катя» в сборнике «Среди людей». Всепожирающая любовь харьковского босяка к дочери питерского профессора на фоне страны 20—40-х среди войн и жестокостей времени. В повести юный недоучка влюбляется в дочь профессора-эпидемиолога Голованова — Катю. «Не помню, когда я впервые объяснился ей в любви. За пятнадцать лет я делал это столько раз, что все мои объяснения слились в одно.
Это было и на холмах Технологического сада — весь город темнел внизу в сумерках, — и, когда я произнес свои слова, вспыхнул у наших ног Харьков, словно я подпалил его силой своего чувства. Это было и на площади Розы Люксембург, и на улице Карла Либкнехта, в вонючих горбатых переулках, в подворотнях и парадных подъездах, в битком набитых трамваях, на подножках пригородных поездов. Это было в зиму, в осень, в лето, весной. В солнце, в мороз, в слякоть», — сознаётся герой повести Меттера.

В 1924-1929 гг. в Харькове 1-го Украинский санитарно-бактериологический институт им. И. И. Мечникова возглавлял профессор Семён Златогоров. До этого и после этого он жил в городе на Неве. История ареста и смерти Семёна Ивановича точно передана в повести Меттера. И сама атмосфера — тоже.

У профессора Златогорова была дочь Таисия (1912-1950). В историю советского кино она вошла как сценарист фильмов «Три товарища» и «Ленин в 1918 году». Некоторое время она побыла женой Меттера, а потом была репрессирована и умерла в заключении.
Еще один муж героини повести — актёр Астахов, который потом играл роль Сталина. Кто же его прототип? Это также муж Таисии Златогоровой, знаменитый киносценарист, пострадавший за любовь к дочери вождя, Алексей Каплер. В памяти людей он остался как один из первых ведущих «Кинопанорамы» и муж поэтессы Юлии Друниной.

Тайна одного уголовного дела

В повести «Пятый угол» мы можем прочитать такие картины из жизни старого Харькова: «Мы собирались на Клочковской улице, в убогой квартире Тосика Зунина. У него была туча маленьких засопленных сестричек, они ползали по полу, Тосик походя подбирал их, как котят, и рассовывал по углам, но они снова оказывались у него под ногами.
Глава семьи, Рувим Зунин, инвалид империалистической войны, со злым окопным ревматизмом в костях, сидел на табурете перед воротами, укутанный в ватное тряпье, и наблюдал жизнь улицы. Кормила семью мать. Из воды и сахарина она колдовала мороженое, из корок черного хлеба — квас. С этим товаром она выходила на рассвете на благбаз — так назывался в Харькове знаменитый благовещенский базар.
Ее старший сын, подслеповатый Тосик, гордость тридцатой трудовой школы, будущий молодой профессор университета, неправдоподобно начитанный юноша Тосик — апологет Великой французской революции и знаток политэкономии — нес за своей матерью мороженицу в кадушке. Его лучший друг, Мишка Синьков — сын наркомпочтеля Украины, — волочил на загорбке бельевую корзину, уставленную бутылками с квасом…
Самым голодным и неприкаянным из нас был Мишка. Он жил со своим отцом в пустой, необставленной, нежилого вида квартире, — от наркома почт и телеграфа ушла жена. По крайней занятости отца и безалаберности сына они виделись редко, оставляя друг другу записки и еду на кухне. Записки были коротенькие: «Посоли, батя». Или: «Бульба под подушкой».
Судьба Антона Зунина, Михаила Синькова, а также их друзей Анатолия Бузаня и Анатолия Блюмкина отражена в деле № 5276 от 10 января 1937 года, где сообщается, что «они являются участниками правой контрреволюционной группировки, проводят к.р. деятельность».
В чем же она заключалась? Молодые преподаватели и ученые харьковских вузов, как сообщал уполномоченный НКВД Гохберг, организовали «Пиквикский клуб», где обсуждали разные вопросы, включая и текущие политические события. Каждый из них был «тройкой» осуждён на пять лет. До реабилитации в 1956 году дожил только А. Бузань.
У М. Синькова осталось двое детей, а ходатайствовали о пересмотре дела его проживавшая отдельно мать и бывшая жена. Лишь в 1989 году она узнала, что ее супруг был расстрелян в Хабаровском крае 15 августа 1938 года вместе с А. Зуниным и А. Блюмкиным по решению «тройки». Место захоронения неизвестно. Всем им на момент гибели было по 31 году.
В повести Израиль Моисеевич зашифровал и многое другое, для подробного разбора её потребуется объём, больше самого текста, уместившегося в 115 книжных страниц. Пока остановимся на этом, но будем с вами, уважаемые читатели «Времени», возвращаться к творчеству Меттера тогда, когда речь зайдёт о довоенном Харькове.

Время