Как киевлянин из окопов Сталинграда через Бабий Яр попал в диссиденты

Жизнь и смерть Виктора Некрасова

«Не будь только первым учеником»

Многие биографы утверждают, что Виктор Платонович родился в дворянской семье. Это не совсем так. Его отец, Платон Феодосиевич, был потомственным почётным гражданином Петропавловска (ныне в Казахстане) и работал банковским служащим. Мать, Зинаида Николаевна Мотовилова, была дворянкой, как и бабушка, Алина, урождённая фон Эрн.

Вскоре Зинаида Николаевна вместе с матерью и двумя сыновьями отправилась в Швейцарию. В своей автобиографии Некрасов писал: «Детство провел в Лозанне (мать окончила медицинский факультет Лозаннского университета) и в Париже (мать работала в военном госпитале). В 1915 году вернулись в Россию и обосновались в Киеве».

Во французской столице соседом доктора Некрасовой был будущий нарком Анатолий Луначарский. С его сыном Анатолием (Тотошей) Виктор дружил с малолетства и до самой гибели его во время десанта на Малую Землю. О самом Анатолии Васильевиче Некрасов впоследствии вспоминал так:

«Жили мы тогда в Париже с Луначарскими в одном доме. Мать работала в больнице, превратившейся с началом войны в госпиталь, Анатолий Васильевич кроме революционной деятельности занимался журналистикой…

Из фотографий тех лет сохранилось еще несколько, и среди них одна — наша тройка и моя двоюродная сестра Лена. Я долго тихо ненавидел эту фотографию — мальчики как мальчики, в каких-то штанишках и фуфаечках, девочка как девочка, а я ни то ни се — бархатное платьице (!) с кружевным воротничком и длинные золотые локоны до плеч. Тьфу! Противно было смотреть…»

Позднее они встретятся в 1929 году в квартире наркома в Кремле, и тот подарит будущему писателю свою брошюру «Об антисемитизме».

Семье Некрасова добираться домой пришлось через Англию и Швецию, как нормальным гражданам воюющей страны, а не через Германию в пломбированном вагоне. И, вернувшись в Киев, Зинаида Николаевна работала — сначала вела частную практику, затем участковым врачом на той самой Ямской, где Куприн описал публичные дома.

Отца в жизни Виктора не было — умер в Красноярске в 1917 году. Два года спустя в Миргороде погиб и старший брат Коля. Виктор Платонович писал об этом впоследствии так:

«…оказался он в тот нелегкий год в Миргороде, где жил наш отдаленный родственник-врач. Правительства сменялись одно за другим. В один из приходов красных у него проведен был обыск. Нашли французские книги, приняли за шпиона и убили, засекли шомполами, бросили в реку. Мать ездила на розыски, но разве найдешь? Мне было тогда восемь лет. Помню маму, приехавшую из Миргорода. Никогда больше не видел я ее такой. Она плакала. Я тоже. Сидели вместе на диване и плакали. Все остальные невзгоды она переносила, никогда не жалуясь».

Виктор рос в окружении трёх женщин — бабушки, матери и тётки. Все три похоронены на Байковом кладбище в Киеве, где должен был упокоиться и он.

Учился будущий писатель неровно. «Понятия „отличник" в мои годы не было. Тем более идиотского „хорошист". Был „уд" и „неуд". Эти вторые не часто, но все же иногда появлявшиеся в дневнике, в отчаяние ее не приводили, напротив — „Не будь только первым учеником, — уговаривала она, — в наше время это считалось неприличным…" И я строго придерживался ее указания.

Пожалуй, даже строже, чем надо. Сохранилась „четверть" тех лет — „Сведения о занятиях ученика 3-й группы В. Некрасова. 8 апреля 1922 г. Математика — слаб: ошибается в вычитании и в таблице умножения. Никакого понятия о делении". (Мало что изменилось с тех пор — очень помогает мне в тяжелую минуту вычислительная машинка за 40 франков)», — писал он в книге «По обе стороны Стены».

В 1926 году Некрасов окончил 43-ю трудовую школу, а три года спустя- железнодорожную строительную профшколу по специальности техник путей сообщений.

В первый раз в вуз он провалился и 1929-1930 гг. участвовал в строительстве железнодорожного вокзала в Киеве, а затем шесть лет учился на архитектурном факультете Киевского строительного института у Иосифа Каракиса. В 1936-1938 гг. Некрасов работал в архитектурных мастерских Киева, в частности, по его проекту была построена лестница на Аскольдовой могиле. Параллельно он учился в театральной студии при Театре русской драмы.

А дальше Виктор Платонович работал в разных театрах большой страны — во Владивостоке, Кирове, Ростове-на-Дону. Оттуда он, отказавшись от брони, ушёл добровольцем на фронт. Мать по телефону из окружённого Киева сказала: «Я рада, что тебя призвали в армию. Не время сейчас в театре на броне сидеть».

Отец «лейтенантской прозы»

Младший лейтенант Некрасов был призван Кагановичским РВК Ростовской области 24 августа 1941 года.

Ещё в институте он получил военную специальность сапёра, и на фронте она пригодилась: служил полковым инженером и заместителем командира сапёрного батальона. В апреле 1942 года он воевал на Юго-Западном фронте во время неудачной попытки взять Харьков. Тогда с Виктором Платоновичем случилась необыкновенная история, о которой он вспоминал много лет спустя:

«К слову сказать, в Ворошиловграде, незадолго до нашего печальной памяти наступления на Харьков, я, проходя мимо почты, зашел в нее и отправил письмо, — придет же такое в голову! — другой моей тетке, Вере, жившей ни больше ни меньше, как в Швейцарии. Чудеса из чудес — письмо не только дошло до Лозанны, очевидно, через Америку, но переправлено оттуда было в оккупированный немцами Киев. Сколько счастья доставило это матери: в конце года она знала, что в мае сорок второго года ее сын был жив-здоров».

А дальше был Сталинградский фронт.

Лейтенант Некрасов сражался в самом аду — на Мамаевом кургане. Там, под огнём, он был принят кандидатом в члены ВКП(б). Когда при первой же возможности он попал в освобождённый от оккупантов Киев, то, по его словам, «вступление в партию (мама. — Ред.) тоже не осудила, в противоположность тетке. Та, несмотря на свою дореволюционную дружбу с большевиками (Ногин, Соловьев), считала, что идеалы опозорены и состоять в партии неприлично».

Как ни странно, но ничего антисоветского в нашей семье не было. А ведь и ничего хорошего эта власть им не дала. Не преследовала, не угрожала, но вряд ли можно было сравнивать нынешнюю коммунально-примусную жизнь с дореволюционной швейцарско-парижской».

Как только битва закончилась, Некрасов вспомнил и мирную специальность: по его проекту был возвёден один из первых памятников на братской могиле защитников Сталинграда. За это сражение он награждён медалями «За отвагу» и «За оборону Сталинграда».

С апреля 1943 года старший лейтенант Некрасов сражается на Юго-Западном и 3-м Украинском фронте. 22 июля 1943 года во время боя неподалёку от Славянска он был ранен и лечился в бакинском эвакогоспитале. В ноябре 1943 года, когда освободили Киев, дали ему десять дней отпуска и, хотя рана его ещё не зажила полностью, отпустили к матери. Там он узнал и о смерти бабушки, и о трагедии Бабьего Яра, увековечению которой он посвятил многие годы.

«Два года провели они в оккупации. Три немолодых женщины, впроголодь, без отопления, а зимы были лютые. Друзья, в большинстве евреи, кто не эвакуировался, погибли в Бабьем Яру. И об этом рассказывала мне потом мама. Просила, умоляла оставшихся: "Не ходите, не верьте им. Живите у нас пока, у нас вас никто не тронет, мы все же русские…" Нет, поверили в какое-то там гетто и пошли. Лизу Александровну, маленькую, беззащитную, одинокую проводила до самого Лукьяновского базара. Дальше не пустили. Обнялись, заплакали и расстались. Уходя, мать слышала уже первые залпы…» — писал Виктор Платонович.

Погостив дома, он снова вернулся на фронт. В апреле 1944 года Некрасов освобождал Одессу, а затем воевал в Польше.

Приказом ВС 8-й гвардейской армии № 221/н от 9 мая 1944 года заместитель командира 88-го гвардейского отдельного сапёрного батальона по строевой части гвардии капитан Некрасов награждён орденом Красной Звезды «за восстановление двух разрушенных мостов и переправу через реку Западный Буг двух орудий на построенных силами его подразделения плотах, под исключительным огнём противника».

В июле 1944 года в Люблине капитан Некрасов был ранен, и на этом его фронтовой путь окончен. Инвалидность, комиссование и жизнь в Киеве вплоть до эмиграции.

После таких ранений возврата к довоенным профессиям не было: в театре играть невозможно, стоять за кульманом крайне проблематично. С марта 1945 года по июль 1947 года капитан запаса Некрасов работал в киевской газете «Радянське мистецтво» заведующим отделом.

В начале 1946 года он закончил работу над книгой о войне под названием «На краю земли», переименованной впоследствии во «В окопах Сталинграда». Она была опубликована в московском журнале «Знамя» (1946, № 8-10), а потом неоднократно переиздавалась.

В 1950 году Виктор Платонович с матерью переселились из коммуналки на ул. Горького (ныне — Антоновича) в отдельную квартиру в Пассаже на Крещатике. И она стала местом притяжения киевских интеллигентов, командированных из всего СССР, и зарубежных гостей. Проще составить список тех, кто там не бывал, чем завсегдатаев.

 «На месте величайшей трагедии резвиться и играть в футбол»

Виктор Некрасов больше никаких постов не занимал, долгое время регулярно печатался в центральной прессе. В Киеве он участвовал в создании и озвучании документальных фильмов. По его произведениям были сняты полнометражные художественные фильмы «Солдаты» и «Город зажигает огни». До 1968 года он был вполне себе выездным, посетил многие европейские страны и США.

И тем не менее в родном Киеве он был не ко двору. Почему?

Киев был столицей УССР, там были свой ЦК и даже своё Политбюро. И им там, а также близкой к ним общественности очень не нравились те вопросы, которые Некрасов поднимал на страницах центральной прессы.

Один из них — памятник в Бабьем Яру, вернее его отсутствие. Решение о его возведении было принято на всех уровнях сразу после освобождения города, но никто его не собирался выполнять. Более того, в 1959 г. этот овраг и вовсе был засыпан и старательно зачищен от всяких следов трагедии.

«Возможно ли это? Кому это могло прийти в голову — засыпать овраг глубиною в 30 метров и на месте величайшей трагедии резвиться и играть в футбол?

Нет, этого допустить нельзя!

Когда человек умирает, его хоронят, а на могиле его ставят памятник. Неужели же этой дани уважения не заслужили 195 тысяч киевлян, зверски расстрелянных в Бaбьем Яру, на Сырце, в Дарнице, в Кирилловской больнице, в лавре, на Лукьяновском кладбище?!» — вопрошал Виктор Платонович, выступая в Бабьем Яру в 1966 году.

Эти речи местное партийное начальство оценило как участие в организации «сионистского сборища» и завело персональное дело, «пропесочивая» на разных парткомиссиях и партбюро.

Но выступления известного литератора возымели эффект, и вскоре рядом с шоссе, проложенным по замытому оврагу, поставили камень с надписью, что здесь будет сооружен памятник. Сам же памятник появился лишь после того, как Некрасов оказался в эмиграции.

Не только партийные бонзы в вышиванках, но и «пысьмэнныки» ненавидели Некрасова.

Исследователь творчества Некрасова Ефим Гофман обращает внимание на фрагмент из дневников Олеся Гончара, датированный вторым апреля 1991 года (уже после смерти Виктора Платоновича!):

«В адрес Некрасова идут здесь темпераментные упреки: не был, дескать, писатель (по мнению О. Гончара) в достаточной мере предан Украине, а в Москве — "поддерживал имидж Украины как "антисемитской нации". Лаконичная формулировка этой позиции могла бы выглядеть примерно так: о своей стране, о своем народе — или хорошо, или ничего…»

А ведь Некрасов тайком, через Григория Поженяна, передавал ему, нуждавшемуся в средствах, деньги после разноса Гончара за роман «Собор». Впрочем, свинская неблагодарность — это давняя традиция этой среды.

Долгое время высокопоставленные поклонники творчества Некрасова в Москве не давали киевским предшественникам СБУ и Института нацпамяти расправиться с Виктором Платоновичем. Но потом уступили.

21 мая 1973 года на заседании Киевского горкома КПУ писатель был исключён из партии. При обыске на квартире у Некрасова 17-18 января 1974 года в Киеве сотрудниками КГБ УССР были изъяты все рукописи и обнаружившаяся там запрещённая в Союзе литература. На протяжении последующих шести дней писатель подвергался многочасовым допросам. Милиция стала задерживать уважаемого фронтовика на улице якобы для проверки документов.

20 мая 1974 года Некрасов написал персональное письмо Леониду Ильичу Брежневу, в котором констатировал:

«Я стал неугоден. Кому — не знаю. Но терпеть больше оскорблений не могу. Я вынужден решиться на шаг, на который я никогда бы при иных условиях не решился бы. Я хочу получить разрешение на выезд из страны сроком на два года».

29 мая того же года Киевским отделением Союза писателей Украины Некрасов был исключён из организации «за поведение, несовместимое с высоким званием советского писателя» (решение утверждено Президиумом СП УССР 3 января 1975 года). 28 июля Некрасову сообщили из ОВИРа, что просьба его будет удовлетворена, вслед за чем он получил разрешение на выезд за границу.

12 сентября 1974 года, имея на руках советские загранпаспорта сроком на пять лет, Некрасов с женой вылетели из Киева. По приказу Главлита № 31 от 13 августа 1976 года из библиотек стали изыматься и все ранее вышедшие книги этого автора.

В мае 1979 года Виктор Некрасов был лишён советского гражданства «за деятельность, несовместимую с высоким званием гражданина СССР». В 1983 году он стал гражданином Франции. Он работал в разных эмигрантских изданиях, выступал на радио, но ни слова дурного не сказал о покинутой родине. Когда в Канаде произошла его встреча с украинской диаспорой, он покинул её, не вынеся зоологической русофобии.

Виктор Платонович Некрасов скончался от рака лёгких в Париже 3 сентября 1987 года. В изголовье его могилы на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа установлена гранитная табличка с прикреплённым крупным осколком снаряда с Мамаева кургана.

Украина.Ру