125
лет назад, 19 марта 1895 года в Киеве родился Максим Фадеевич Рыльский -
дворянин, политзэк и классик украинской советской литературы, кавалер и
лауреат. Пожалуй, это самый интересный персонаж школьного курса
литературы, которого одновременно любили и коммунисты, и националистыКак становятся украинцами
Рыльский был профессиональным украинцем во втором поколении. А что же
бывает в первом, спросите вы? А в первом — либо крестьянские дети, либо
бывшие русские и поляки, внезапно воспылавшие чувством к народной
культуре края (некоторые евреи и хотели бы такой судьбы, но их
по понятной причине в украинцы не принимали). Вот таким сыном польского
шляхтича и княжны Трубецкой и был отец поэта Тадеуш Розеславович
Рыльский (1841-1902), ставший в процессе своей деятельности Тадеем.
Род Рыльских древний, с XV века прослеживается наверняка. Некоторые
исследователи возводят его к одной из окатоличившихся ветвей
Рюриковичей, но доказательств этому недостаточно. Наверняка же известно,
что во времена Сигизмунда Августа и Стефана Батория паны Рыльские
ходили в костел.
А предок поэта Ромуальд, привязанный гайдамаками к столбу во время
Колиивщины в 1768 году, начал петь излюбленное произведение местных
православных «Пречистая Діво, мати Руського краю», за что его эти
головорезы и помиловали, в отличие от других попавших им в руки поляков
и евреев. Это был прадед Тадеуша Розеславовича, ученик уманской
базилианской католической школы.
Сам поэт говорил, что отец назвал его Максимом в честь одного
из главарей того бунта — Максима Зализняка, который помиловал Ромуальда,
отрекшегося от веры предков (ненадолго). Два следующих поколения
от своей польской и католической идентичности не отходили. Более того,
мать Тадеуша княжна Дарья Трубецкая после венчания стала Данутой.
Попав на учебу во Вторую киевскую мужскую гимназию, Тадеуш окунулся
в ту оппозиционную атмосферу, которая господствовала среди
воспитанников. Достаточно вспомнить, что там жеодновременно учился
и Павел Чубинский, автор слов национального гимна. Кроме того, он видел,
что генерал-губернатор Д. Бибиков с ностиелями польского духа
не церемонился, а малороссийские дела воспринимал как детскую болезнь.
В Киевском университете на историко-филологическом факультете студент
Рыльский выбирал себе круг общения между польской гминой и украинским
кружком. Как объяснил сам Тадей, «Наше поколение, чувствуя
необходимость гуманного единения с народной массой, начало вглядываться
в прошлое и настоящее жизни народа, земля которого нас вскормила, песня
которого пробудила в нас первые сердечные думы, с которым мы, наконец,
имеем соединиться в будущем. Большинство дворян правого берега Днепра —
это ополяченные украинцы».
И Рыльский-отец соединился. Причем в самом прямом смысле этого слова.
Рано овдовев, он вновь женился на простой крестьянке Мелании из села
Романовки (ныне Попельнянский район Житомирской области). Она и родила
ему трёх сыновей, младшим из которых был Максим.
Тадей Рыльский печатал свои труды по этнографии и экономике в журнале
«Основа», выходившем в С.-Петербурге, под псевдонимом Максим Чорный.
Далее развил экономическо-правовую тему в «Киевской старине» в самом
большом по объему произведении «Изучение основ распределения богатства».
Он дружил с историком Владимиром Антоновичем, композитором Николаем
Лысенко и драматургом Михаилом Старицким, который читал этим своим
товарищам пьесу «За двумя зайцами» еще до постановки в театре.
Когда Тадей Розеславович умер, погребали его по старинному обычаю и,
разумеется, без ксёндза: гроб, покрытый красной китайкой, везли серые
волы. Огромная толпа местных и соседних крестьян, делегация украинской
интеллигенции из Киева провожали пана Рыльского в последний путь.
Из Романовки в Киев
Мелания Фёдоровна отвезла детей в Киев и там при помощи друзей мужа
устроила их в гимназию. Максим некоторое время жил в семьях Лысенко
и фольклориста Русова. От них и ходил он в частную гимназию Науменко,
ставшего потом министром просвещения в гетманском правительстве, а затем
расстрелянного большевиками.
В 1915-1918 годах Максим Рыльский обучался на медицинском факультете
Киевского университета Св. Владимира, а затем на историко-филологическом
факультете Народного университета в Киеве, основанного при гетмане
Скоропадском, однако из-за гражданской войны полного высшего образования
он так и не получил.
Рыльский начал писать рано и сразу по-украински. Первое его
стихотворение опубликовано в 1907 году, первый юношеский сборник «На
белых островах» вышел в 1910 году. Первым зрелым сборником считается
«Под осенними звёздами» (1918, переиздан в новом составе в 1926 году). С
1919 по 1923 годы он работал учителем в селе, в частности в родной
Романовке, а затем преподавал в киевской железнодорожной школе,
на рабфаке Киевского университета и в Украинском институте
лингвистического образования.
В Киев Максим переселился в 1923 году. Он взял рекомендательное
письмо к бывшему односельчанину Ивану Очкуренко с просьбой помочь
устроиться с жильем. Когда Максим Тадеевич пришел по указанному адресу —
Бульонская, 14 (ныне Боженко), хозяина дома не было. Екатерина
Николаевна, жена Очкуренко, приняла его сначала в качестве жильца,
а потом и мужа.
Брак этот оказался прочным и счастливым, Рыльский был почти всю жизнь
верным мужем и прожил счастливо более тридцати лет. Хотя старшие братья
Максима сокрушались, зачем ему нужна женщина старше его на девять лет,
да и к тому же с ребенком (Георгий Иванович Очкуренко стал Георгием
Максимовичем Рыльским). Потом родился и общий сын Максима и Екатерины
Богдан, многие годы бывший директором музея отца.
Впрочем, абсолютно идеальнм этот брак не назовёшь. В 1943 г.
в Кремле, во время вручения Сталинской премии, Рыльский познакомился
с химиком Валерией Познанской. Вспыхнула взаимная страсть. В то время
поэт жил в Москве сам, семья находилась в эвакуации в Уфе… Сын Богдан
даже потребовал, чтобы Максим Фаддеевич ушел от них. Но вскоре все
уладилось. Екатерина Николаевна повела себя благородно и мудро. Никогда
и ничем не упрекнула мужа.
Как вспоминают очевидцы, Екатерина Николаевна всегда тщательно
следила за собой, умела выглядеть элегантно. Она никогда не выходила
из спальни в халате и тапочках — только в платье и на каблуках. Вкусно
готовила. Коронным блюдом считался шпигованный салом заяц, добытый
на охоте мужем. Всегда нравился гостям (особенно Остапу Вишне) суп
из дикой утки… Когда в 1958 году Екатерина Николаевна умерла, над ее
гробом рылали и Максим Рыльский, и её первый муж Иван Очкуренко.
Под дамокловым мечом
В 1920-е годы Максим Фадеевич входил в объединение «неоклассиков«,
которое подверглось преследованиям официальной критики за оторванность
от проблем социализма.
Впрочем, это не помешало Рыльскому издать в течение десятилетия 10
поэтических сборников, в частности «Синяя даль» (1922), «Поэмы» (1925),
«Сквозь бурю и снег» (1925), «Тринадцатая весна» (1926), «Звук
и отзвук», «Где сходятся дороги» (1929).
Но в 1931 году Максим Фадеевич был арестован и почти год провёл
в Лукьяновской тюрьме. Обвинение утверждало, что он, якобы, являлся
военным руководителем какой-то тайной украинской националистической
организации. «Меня, сугубо штатского человека, пытались представить
каким-то милитаристским монстром», — говорил он потом.
В признаниях следователю во время заключения 1931 г. поэт написал:
«…Я ответил (Хвылевому), что готов принять революцию, сдерживает меня
лишь одно — кровь». Литератор Николай Хвылевой покончил с собой в 1933
г., после ареста своего товарища Михаила Ялового.
Екатерина Николаевна, рассказывая детям о том времени, вспоминала,
как «выручал» «Торгсин» — так называлась в 30-е годы система магазинов,
где можно было за серебряную ложку или какую-то ценную вещь получить
продукты, чтобы испечь домашние пирожки, которые так любил Максим,
и пойти к нему на свидание.
Вспомнила, как ездила в Харьков, тогдашнюю столицу, как с большими
трудностями попала на прием к генеральному прокурору УССР, как написала
Максиму, что увлекается поэзией Ахматовой и дважды подчеркнула, чтобы
Максим все понял — генеральным прокурором республики был Ахматов.
Прокурор «удивился»: «Как, известный украинский поэт в заключении? Не
может быть… Разберемся…»
Максим Фадеевич навсегда запомнил последний день в тюрьме.
Следователь издевался над ним, говоря, что, поскольку он не признает
себя виновным, то получит десять лет на Соловках, хотя и знал, что уже
имеется постановление об освобождении. И, поняв, что поэта, измученного
допросами и однообразными требованиями, уже ничем не запугаешь,
наконец-то произнес: «Хотя, Рыльский, вы и наш классовый враг, вы еще
можете быть нам полезны. А потому принято решение вас освободить».
Можно сказать, что Рыльскому повезло. Когда маховик репрессий
заработал на полные обороты, его уже не трогали. Но это не значит, что
коллеги-пысьмэнныки не писали на него доносы куда следует, к которым
добавлялись и показания выбитые из коллег и даже друзей. Вот лишь
некоторые образцы этого жанра, приведенные украинским изданием «Зеркало
недели»:
«В декабре 1934 г. в моем и Зерова присутствии Рыльский прямо
заявил, что на Украине будет заброшено все украинское до тех пор, пока
Украина не станет самостоятельным национальным государством».
«…М.Р. сказал, что политика коллективизации ведет к гибели украинского крестьянства».
«7.XII состоялся вечер, устроенный Рыльским по случаю именин его
жены, присутствовали Бабель, И.Северов, Балацкий, В.Сосюра
и др….Рыльский, поднимая тост за Бабеля, сказал: «Выпьем за человека,
который все-таки писать будет так, как ему хочется…»
«В 1934-35 г., бывая в Киеве, я сблизился с Рыльским и его
группой. Р. в прошлом принадлежал к неоклассикам и был тесно связан
с реакционерами Филиповичем, Зеровым, Драй-Хмарой. В 1931 г. он
арестовывался органами ГПУ в Киеве. По своим убеждениям Р. является
националистом».
«Впервые мне стало известно о принадлежности Рыльского Максима,
Бажана Николая к антисоветской националистической организации
от Нагорного Виталия весной 1936 года».
Как бы там ни было, но после Лукьяновки, после ареста его друзей-литераторов и единомышленников-неоклассиков Рыльский заявил:
«…Я стал орудием верхушки СВУ (Союза вызволения Украины — прим.
ред.)… Ложная мысль о некой самодостаточной украинской идее, идее
украинского «возрождения» не давала мне увидеть, что, собственно,
истинное возрождение всех порабощенных наций только в Советском Союзе
обернулось действительным фактом… Я думал, что те нити, которые
связывали меня… с дореволюционным «украинским движением» (в массе своей
буржуазным) не надо рвать, что надо создавать некую «украинскую
культуру», как остров среди моря культуры советской, не понимая
до конца, что тот остров превратится непременно в крепость
контрреволюции…»
В сборнике «Знак весов» (1932) он продемонстрировал полную лояльность советской власти.
Рыльский вместе с композитором Левком Ревуцким стал в 1937 году автором .
Этот факт стал основным доводом Хрущева в 1938 году, на его стол легла
докладная записка от наркома внутренних дел республики Успенского. В ней
предлагалось немедленно арестовать отъявленного антисоветчика
и националиста Рыльского. В конце концов расстреляли самого Успенского. А
следующие десять лет претензий к Рыльскому не возникало.
Но 1947 году Украину вторично, на этот раз менее чем на год,
возглавил Лазарь Каганович. В начале октября 1947 «Советская Украина»
опубликовала статью «О националистических ошибках М. Рыльского», где
поэта обвиняли в «буржуазном объективизме, отсутствии большевистской
партийности» и т. п.
В ЦК для разбирательства вызывалось все правление Союза писателей
Украины. О проработке «поэта Р.» вспоминали Довженко и другие деятели
украинской культуры. Каганович не смущаясь в выражениях обвинял
Рыльского в приверженности Центральной Раде и тесных связях с
«петлюровским отродьем». Однако Рыльский, к удивлению присутствующих,
находил в себе силы возражать и заявил, что никогда не имел ничего
общего с петлюровщиной. И это была правда, в отличие от Остапа Вишни,
Павла Тычины и Владимира Сосюры он не воевал за Директорию.
Начались долгие настырные требования покаяться, даже самый близкий
друг Андрей Малышко приходил и просил: «Это нужно для сохранения
не только вас, но и Украины». В конце концов 11 декабря 1947 года
украинская «Литературная газета» напечатала «признание» Максима
Рыльского «О националистических ошибках в моей литературной работе».
Украинский литературовед Нина Пидпалая приводит слова из публикации Никиты Хрущева в газете «Правда» от 27 августа 1957 года:
«Мне с большим трудом удалось оградить от разносной критики
такого заслуженного писателя, каким является Максим Рыльский, за его
стихотворение «Мать» («Слово про рідну матір». — Н.П.) полное глубоких
патриотических чувств. Главным поводом для необоснованных обвинений
против Рыльского и нападок на него послужил тот факт, что
в стихотворении, воспевающем Советскую Украину, не было упомянуто имя
Сталина. И т. Каганович, который подхалимничал и все делал
для раздувания культа личности Сталина, стал изображать Максима
Рыльского как украинского буржуазного националиста… Надо сказать, что
это могло привести к тяжелым последствиям и не только для литературы».
При этом Рыльский занял должность директора Института
искусствоведения, фольклора и этнографии, возглавил республиканскую
писательскую организацию, получил Сталинскую премию I степени
и Ленинскую премию, получил много орденов, был выездным, построил себе
дом в Голосеевском парке…
Являясь депутатом Верховного Совета СССР целых пяти созывов, он
всегда поддерживал связи с избирателями Житомирщины, помогал им чем мог,
а для этого сам или через своих секретарей постоянно «находился
в кляузной переписке с киевским или житомирским начальством, которое
принуждал хотя бы что-то, хотя бы малость сделать для простого
труженика». Ни одно письмо, ему адресованное, не осталось без ответа.
«Известен случай, — пишет Пидпалая, — когда один
из руководителей писательского союза, который в прессе и на трибунах
называл Рыльского «помещицким сынком, защищавшим свой эксплуататорский
строй», сам попал в немилость. Его исключили из партии, а затем и из
Союза писателей. Нигде не брали на работу. И тогда добрые люди
посоветовали — иди к Рыльскому, только он не побоится помочь.
И действительно, Максим Фадеевич спокойно выслушал просьбу и,
узнав в каком издательстве есть вакантное место редактора, написал
на депутатском бланке: «Прошу принять такого-то на работу главным
редактором. Ручаюсь за этого человека как за самого себя».
После падения «антипартийной группы и примкнувшего к ней Шепилова» вопросов к Рыльскому сверху не возникало.
Ненамеренная лингвистическая диверсия
Понятно, что одними стихами на сытную жизнь не заработаешь. Основной
доход поэта — это переводы. С польского языка он перевел поэму «Пан
Тадеуш» Адама Мицкевича. А вот против переводов на языки народов СССР
романов Генрика Сенкевича «Пан Володыевский» и «Огнём и мечом»
категорически возражал, доказывая московским редакторам, что появление
романов оскорбит национальные чувства украинцев и будет проявлением
национальной бестактности.
Но главная мина, которую невольно подложил Рыльский, — это перевод
на украинский язык Пушкина, особенно «Евгения Онегина». Своей жене он
писал посвящение:
Тобі дружино, друже милий,
Двотомник Пушкіна несу.
Ми всі чимало доложили
Свого уміння, хисту й сили,
Щоб передати, як уміли,
Величну пушкінську красу.
Цель Максима Фадеевича была проста — познакомить с творчеством поэта
крестьянские массы так, чтобы люди сами захотели прочитать в подлиннике,
например, такие строки:
Ми всі навчались небагато,
Абияк і абичого,
Тож вихованням здивувати
В нас можна легко хоч кого.
Откуда он мог знать, что после провозглашения независимости Пушкин
попадёт в курс зарубежной литературы, и ученики украинских школ будут
изучать только его перевод.