Это уже было?

Булгаков. Белая Гвардия.

 На Миллионной довольно-таки опасно, хоть она и поперечная, а бьют вдоль
с Печерской площади к Киевскому спуску.
   Лишь бы проскочить. Лишь бы... Пирожок на затылке,  в  глазах  ужас,  и
лепится под стенками Яков Григорьевич Фельдман.
   - Стый! Ты куды?
   Галаньба перегнулся с седла. Фельдман  стал  темный  лицом,  глаза  его
запрыгали. В глазах запрыгали зеленые галунные хвосты гайдамаков.
   - Я, панове, мирный житель. Жинка родит. Мне до бабки треба.
   - До бабки? А чему ж це ты под стеной ховаешься? а? ж-жидюга?..
   - Я, панове...
   Нагайка змеей прошла по котиковому воротнику  и  по  шее.  Адова  боль.
Взвизгнул Фельдман. Стал не темным, а белым, и померещилось между хвостами
лицо жены.
   - Посвидченя!
   Фельдман вытащил бумажник с документами, развернул, взял первый  листик
и вдруг затрясся, тут только вспомнил... ах, боже мой, боже мой! Что ж  он
наделал? Что вы, Яков Григорьевич,  вытащили?  Да  разве  вспомнишь  такую
мелочь, выбегая из дому, когда из спальни жены раздастся первый  стон?  О,
горе Фельдману! Галаньба мгновенно овладел документом. Всего-то  тоненький
листик с печатью, - а в этом листике Фельдмана смерть.

   "Предъявителю сего господину Фельдману Якову  Григорьевичу  разрешается
свободный выезд и въезд из  Города  по  делам  снабжения  броневых  частей
гарнизона Города, а равно и хождение по Городу после 12 час. ночи.
   Начснабжения генерал-майор Илларионов.
   Адъютант - поручик Лещинский."

   Поставлял Фельдман генералу Картузову  сало  и  вазелин-полусмазку  для
орудий.
   Боже, сотвори чудо!
   - Пан сотник, це не тот документ!.. Позвольте...
   - Нет, тот, - дьявольски усмехнувшись, молвил Галаньба,  -  не  журись,
сами грамотны, прочитаем.
   Боже! Сотвори чудо. Одиннадцать тысяч  карбованцев...  Все  берите.  Но
только дайте жизнь! Дай! Шмаисроэль!
   Не дал.
   Хорошо и то, что Фельдман умер легкой  смертью.  Некогда  было  сотнику
Галаньбе. Поэтому он просто отмахнул шашкой Фельдману по голове.