Когда эти «кризисные точки» отходят на второй план? Когда приходится вместе что-то делать! Сейчас мы ничего не делаем, и общих точек соприкосновения не появляется. Все копаемся в своих маленьких заботах – Питерских, Московских, Магаданских. Ничего общего у нас уже нет! Нет общего дела, все тащат одеяло на себя.
Любителям обсудить пользу и вред миграции на местный огород из соседних, могу напомнить хороший пример пользы от мигрантов из нашей истории. 7 февраля 1608 г. было оформлено добровольное вхождение калмыцкого народа в состав Русского государства. 27 июня 1709 г. Пётр I, восхищенный атакой калмыцкой конницы в битве под Полтавой, специальным указом заменил принятый тогда в войсках клич «виват» на монгольский «ура». Общее дело – никаких противоречий!
В Союзе национальный вопрос возник тогда, когда понадобилось растащить страну по карманам. Чтобы не протестовали русские, им объясняли: мол, довольно кормить окраины. Чтобы не возникали жители республик, им усердно втирали сказки о величии наций. Можно вспомнить май 87-го, когда активисты общества «Память» провели на Манежной площади (кстати!) в Москве один из первых неформальных митингов протеста против «угнетения русского народа». Однако, в отличие от акций Демократического союза, это мероприятие не встретило жестких репрессий со стороны властей. Участники митинга даже добились встречи с тогдашним первым секретарем Московского горкома КПСС Б. Ельциным, который внимательно их выслушал и обещал учесть их пожелания. Как видите – учёл.
Думаю, если какой-нибудь современный местный князёк-глава администрации, почуяв угрозу отставки, поддержит митинг жителей какой-нибудь Сарги, его понесут на руках! А если в Кремле всё же решат поменять его на более полезного – получите массовый протест, революционные беспорядки и разговоры об автономии от центральной власти. Зависимость правоохранительных органов от местных администраций, думаю, никому объяснять не надо. Вкупе с принципом призыва на срочную службу вблизи проживания – это силовая составляющая автономии.
Пока в Кремле блюдут интересы местных элит, а во главе регионов нет особо амбициозных личностей. По сущности, нет отечественной власти.
Теперь по поводу монархии. Вопрос самодержавия в России или любой другой стране следует рассматривать отдельно от терминологии. Никакой современный «самодержец» не назовёт себя «монархом», а именуют себя так те, кто фактически никакими самодержцами не являются. Это терминология прошлых веков, сегодня она не подходит. Если обсуждать возможность, то она, несомненно, есть. Чтобы понять это, нужно уйти от образов прошлых веков.
Именно образы и термины прошлого не укладываются в сознание граждан. С этой точки зрения – да, Царя-Батюшки, тем более из домов Романовых, нам не видать как своих ушей. Предложение короновать Медведева, действительно, смехотворно. А вот если речь пойдёт о Путине, я бы уже не смеялся.
Фактически система уже такова, что изменение конституции ради продления срока прошло спокойно, избрание временного «наследника», чтобы обойти демократическую процедуру избрания – тоже вполне укладывается в головах граждан. Причем выглядело это так – «ну да, мы вроде бы демократия, поэтому придётся сделать видимость смены власти, а то на Западе не поймут». И люди оказались к этому вполне готовы, фактически признав, что конституция и республиканский строй – это некая формальность, которую следует обойти. Это к вопросу об отсутствии монархического сознания.
Поэтому предлагаю обсуждать тему самодержавия по классическим признакам, а не по терминам и образам прошлого. А классических признаков три (поправьте, если ошибаюсь): а) полнота власти, б) наличие сословного общества, в) наследование верховной власти. На мой взгляд, все три у нас имеются. Отделяют нас от самодержавия несколько формальностей (запись в конституции, процедура голосования). Причем формальны они и для власти, и для граждан, и даже для Запада (ещё до начала выборов признавшего Путина президентом).
Если обсуждать аналогии современности и прошлого, то хочу заострить внимание на отличиях имперских систем от феодальных (обе в качестве верховной власти имели Самодержца). В феодальной системе элита (дворянство, рыцарство) формировалась за счёт личной преданности сюзерену. В награду за преданность и военные заслуги воины получали в управление лены – территории вместе с населением – и пользовались доходом с этих территорий, осуществляя административное управление. Эта элита первоначально не имела владетельных прав и пользовались ленами непосредственно от имени верховного правителя, лишь со временем закрепив пользование землями за своими родами. Это стало логичным развитием системы.
Те, кто называет нашу нынешнюю систему феодальной, пожалуй, правы. Власть сейчас принадлежит группе управленцев, в основном выходцев из спецслужб и МВД, воспринимающих выданные в управления области хозяйственной жизни и территории (вместе с населением и предприятиями, на них находящимися) как лены, где они находятся «в полном праве». Пока от имени верховной власти, но, возможно, их дети будут делать то же самое уже по праву рождения. Принцип получения лена в управление тот же – личная преданность и заслуги перед верховной властью.
Представители бизнеса, вопреки широкому общественному убеждению во всесилии «олигархов», никакой властью не обладают. Подобно средневековым купцам и ремесленникам, они также относятся к одному из «подлых» классов общества, полностью зависимых от воли класса управляющего. Вольность, с которой элита распоряжается нашими так называемыми «олигархами», думаю, всем очевидна, и показывает их истинное место в системе.
Не стану обсуждать пользу и вред сложившейся системы для нашего государства, так как считаю, что любая система имеет плюсы и минусы и отражает своё время. В Западной Европе на каком то этапе феодализм помог сплотить континент, на каком-то – привёл к дроблению. На каком-то помог низшим сословиям накопить «экономический жирок», на каком-то – стал препятствовать их интересам. Хочу только отметить, что у нас подобный феодализм имел место только во времена Киевской Руси, приведя (как и в Европе) к раздробленности и междоусобию, и закончился во времена Московской Руси, где самодержавие складывалось по имперским принципам. При поверхностной схожести, отличия, на мой взгляд, существенны.
Начало было положено Крещением Руси, когда мы стали частью Православного Мира (так же как Армения и Грузия, формально не входя в границы Византии, тем не менее, были окраинами Империи). Ослабление и падение Византии совпало для нас с вхождением в Улус Джучидов (в сознании русских верховная власть находилась в Сарае – Узбека называли «грозным царем», Джанибека «добрым царём» и т. д.). Переход Орды от имперского поликонфессионализма к исламу совпал с «великой замятней» и дроблением государства, центр Империи сместился в Москву, появилась идея «Третьего Рима». А Иван Грозный только оформил фактическое положение дел, приняв титул царя (с гербом Византийской династии) и присоединив восточные осколки Империи (Казань с Астраханью, с последовавшим движением вглубь Улуса Джучидова).
Эта традиция просуществовала до конца ХХ века (со смутами конца XVI – начала XVII вв. и 20-х годов XX века). И закончилась тогда, когда мы отказались от имперских амбиций и приняли примат личных интересов над интересами государства. Собственно в этом и есть разница. И нынешняя власть, понимая, что для выживания системы необходима централизованная концентрация власти, возможно, с самодержавными признаками, тем не менее не способна удержать страну от дробления. Превосходство в сознании элиты личных интересов над государственными всё равно приведёт к конфликтам интересов, которые пройдут по территории новыми границами. Здесь настроения низших слоёв общества – только продолжение тенденции (я имею в виду повальный национализм и местничество) и подтверждают мою мысль, что любая система отражает своё время.
Это не отменяет некоторых державных форм поведения – феодалы всегда готовы расширить свои вассальные владения. А самодержавие (ну, в западной терминологии – авторитаризм, тирания) как способ элиты сохранить временное единство – вполне возможно и в случае серьёзных чрезвычайных обстоятельств станет даже неизбежным.
Теперь итог. Что я этим хотел сказать? Что есть опасность не сохранить то, что ещё осталось от страны. Что если мы хотим её сохранить и преумножить, надо заботиться не только о личных проблемах, но иногда поступаться личными интересами. Что следует думать о будущем и (не смейтесь) больше мечтать, потому что жить мы будем в той стране, которая будет в наших головах. Что трудиться следует если не «на благо нынешних элит», то хотя бы вопреки им (ну-ка, припомните хорошую власть за последнюю тысячу лет?). И не только на благо личного благополучия, но и на благо страны. Источник