С мертвыми не воюют

В одной стране и даже, может быть, одном городе, жили два парня. Ходили в обычные школы, гоняли в футбол, дрались иногда. Влюблялись. Окончили школу, поступили в вуз.

Во всем, казалось бы, они были почти одинаковы. Но не совсем.

Один еще в детстве узнал от бабушки о прадеде, пропавшем без вести в Великую Отечественную. И с тех пор твердо решил его найти. Познакомился с ребятами-поисковиками, увлекся поиском. Через несколько лет нашел место гибели деда и его могилу, съездил туда вместе с бабушкой. Положили цветы, бабушка плакала, обнимала внука и все повторяла: «Спасибо, спасибо тебе, сынок». Он ощущал неловкость и гордость. И, казалось бы, больше незачем ему было продолжать искать погибших в той войне. Но бросить это дело он уже не смог, и стал поисковиком.

Другой парень ничем особо не увлекался. А точнее, увлекался многим, но почему-то ничего не доводил до конца. Был легок на подъем, и так же легко и быстро ему наскучивало каждое новое дело – футбольная секция, рок-группа, туристический кружок – каждый раз его хватало всего на несколько месяцев. Его легко было убедить или разубедить в чем угодно. И он с легкостью поверил, когда ему сказали: «Лучше бы в той войне победили немцы». Ведь и вправду, побежденные теперь почему-то живут лучше победителей. А это несправедливо. И в этом должен быть кто-то виноват. Ему сказали, что виноваты евреи, которых истреблял Гитлер – и он снова поверил. Пошел и разрисовал свастикой памятник расстрелянным мирным жителям его городка. Он даже не знал, что среди них были дети, которым не исполнилось и двух лет. И не только евреи, но и его соплеменники – украинцы. И еще русские, к которым он в принципе неплохо относился.

...Это, конечно же, вымышленная история. Но она вполне могла бы случиться на самом деле в любом украинском городке.

Я каждый день вижу ребят – таких, как тот первый парень. И к счастью, намного реже – таких, как этот, второй. Совсем недавно, накануне 22 июня, в разных городах и селах нашей страны прошли поминальные акции в память о погибших в той войне. Я был на двух из них. В Умани почтили память 3,5 тысяч узников концлагеря «Уманская яма». Почтили поименно. Их имена сохранились благодаря невероятному героизму советских пленных врачей. Во время захоронения умерших товарищей они вкладывали в могилы бутылки с записью полных данных о погибших – имя, место рождения, имена и адреса родных. Благодаря этому уже удалось найти нескольких родственников погибших, и я надеюсь, удастся найти еще.

А на Хуторе Высоком в Днепропетровской области перезахоронили 205 погибших бойцов Красной Армии и открыли памятную плиту бойцам 5-го Отдельного штурмового батальона, которые погибли, освобождая Днепропетровщину. Их имена обнаружил в архивах внук одного из погибших, потратив на это два года своей жизни.

И одном, и в другом случае я встретился с людьми, которые не годами – десятилетиями искали своих родных, пропавших на полях войны. Искали и нашли. И помогали им в этом поисковики, среди которых вполне мог быть тот первый парень из моей истории.

А спустя всего неделю после 22 июня в той же Днепропетровской области, в Новомосковске, неизвестные изрисовали свастикой памятник мирным жителям города, расстрелянным в годы фашистской оккупации. И я с сожалением вынужден признать, что сделали это, скорее всего, молодые люди – взрослые и зрелые на это, я надеюсь, не способны. Молодым легче задурманить голову, в чем-то убедить и подтолкнуть к нелепым и ужасным поступкам, смысла которых они, скорее всего, даже не смогут объяснить. Но я очень надеюсь, что им еще можно объяснить, что с мертвыми воевать – низко. Что это дикость – не любить человека только за то, что он другой национальности. Я очень надеюсь, что ради их же блага этих вандалов найдут и накажут. Хотя дело даже не столько в наказании. Мне кажется, гораздо важнее, чтобы им стало стыдно. Чтобы кто-то достаточно убедительно смог объяснить им всю мерзость и бессмысленность их поступка.

Я очень надеюсь, что эти ребята все еще способны испытывать стыд. Тогда для них еще не все потеряно.