Ожидаем праздника, а его все нет...

Почему двадцать лет и один год мы так усердно топчемся на месте

21 год  живем в независимом государстве. В телевизоре пафосные речи руководителей государства и не менее торжественные обещания их непримиримых оппонентов. Достаю старые записи и пытаюсь осмыслить, что же изменилось за эти годы.

      Путч и демократия

        Этот день застал меня в Карпатах. Девятнадцатого августа, в церковный праздник яблочного Спаса, с утра как-то по-особому звонко и тревожно били колокола. В горах  всегда любые звуки распространяются  непривычно, поглощаются  эхом  крутых скал и бурных речек, но в этот день, казалось, вся тревога мира  огромным атмосферным столбом  сосредоточилась над головой. В ушах шумели  странные мелодии «Лебединого озера», с самого утра гуляющие по   каналам телевидения, сознание пожирали шипящие фразы из «обращения к советскому народу».
       Шел странный 1991 год. Где-то в Москве совершался государственный переворот. На окраинах империи растерянные сатрапы находились в полном изумлении. Уже к исходу 20 августа стало известно, что затея провалилась. На главной площади России Борис Ельцин взобрался на танк и даровал народам огромной империи свободу. Коммунистическая партия, многие десятилетия называемая честью и совестью эпохи, оказалась под запретом.

Это сейчас говорят о патриотизме украинских парламентариев, в едином порыве утвердивших Акт о государственной независимости. Тогда большинство депутатов, представляющее компартию, заботилось о собственной судьбе. По просторам империи пронеслась мысль о возмездии за многолетние злодеяния, личная угроза нависла над каждым из них. Проголосовав за независимость, украинские коммунисты обеспечили себе личную безопасность. На самом деле в рамках союзного государства документ никакой силы не имел.

1 декабря Акт о государственной независимости был подтверждена на всенародном референдуме.  Тем не менее, реальная независимость в Украину  пришла неделю спустя из Беловежской пущи, где главы трех союзных республик – Борис Ельцин, Станислав Шушкевич и Леонид Кравчук подставили подписи под документом, поставившим точку в истории СССР.

                    Кому досталась страна 

          Эйфория прошло очень быстро. С территорией, многие десятилетия управляемой извне, надо было что-то делать. Сказки о донецком угле и приднепровских черноземах оказались просто сказками. «Москали» перестали есть наше сало, а самого сала оказалось маловато для нас самих. И хлеба, и сахара, и других продуктов первой необходимости.

 Впрочем, для власти это были вопросы не первостепенной важности, народ – не ребенок, пусть выживает сам. Взяв на вооружение «кравчучки», тележки, прозванные в честь первого президента, население рвануло в разные части мира, обменивая остатки нажитого при развитом социализме имущества на китайские футболки и турецкие джинсы, снабженные  лейбами  известных европейских и американских фирм. Так выживало 52-миллионное население большого европейского государства. Выжили, правда, не все, сегодня на Украине проживает  чуть больше 46 миллионов граждан.
         Проблемы лиц, отождествляющих себя с государством, и проблемы  миллионов простых граждан изначально существовали в разных измерениях. Пока народ выживал, номенклатура делила богатства страны.
         Особенностью Украины всегда было ее разделение на две разные по ментальности, образу жизни, хозяйственному укладу территории. Промышленный восток, в былые годы требовавший притока новых рабочих рук, сформировался как многоликий конгломерат  людей разных национальностей. Запад с избытком рабочей силы был сельскохозяйственным в основном моноэтничным регионом. Индустриализация  Галичины, предпринятая в послевоенные десятилетия, уклад жизни населения не изменила. Почти каждая рабочая семья, занятая на  львовских предприятиях, имела свой домик в деревне, была накрепко привязана к традициям галицкого села, греко-католической церкви, существующей в подполье, верой в необоримую силу нации.
         Эти особенности отражались на характере когда-то партийной, а теперь государственной номенклатуры. Когда Леонид Кучма, будучи еще премьер-министром,  впервые с парламентской трибуны задал вопрос: «Скажите, какую Украину построить, и я это сделаю», формирующиеся кланы восприняли эту фразу как призыв к действию. Группировки, господствующие на востоке Украины, воодушевленные ваучерной приватизацией   а-ля Чубайс, списанной у российских либералов,  приватизировали заводы, шахты, пароходы  и все, что плохо лежало. В столице они прибрали к рукам все министерства и ведомства, имеющие отношение к управлению экономикой страны. Для выходцев из Западной Украины, продолжающих считать себя строителями этнического государства, достались малопривлекательные для будущих олигархов гуманитарные ведомства.
         Каждая из этих группировок считала себя главной и определяющей силой в обществе. Несколько лет им удавалось мирно сосуществовать. Они не мешали друг другу и наслаждались свалившимися на голову благами.  Этому способствовала и достаточно тонкая политика второго президента Леонида Кучмы, умевшего использовать кнут и пряник как для своих, так и для чужих. Однако уже к исходу его первого президентского срока конфликты между представителями западноукраинской и восточноукраинской группировками приобретал все более острый характер. 

                    Битва над Днепром

                Надо отметить, что последнее десятилетие прошлого века Украина в своем политическом развитии шла по проторенной «старшей сестрой» Россией дорожке, уступая 2-3 года во временном исчислении. Технологии, придуманные в Москве, иногда даже более эффективно, чем в оригинальном исполнении, срабатывали в Киеве.
         Во время президентских выборов 1999-года на украинскую почву была переложена российская идея красной угрозы. И хотя Петр Симоненко и его слабосильная красная  гвардия никак не угрожала возвратом к социализму, именно украинским коммунистам было предписано сыграть роль угрожающей демократической Украине силы. В борьбе с «коммунистической заразой» были сплочены и западноукраинские националисты, и харьковские демократы, и донецкие крутые парни без каких-либо идеологических убеждений, и даже пророссийские движения Крыма, где  довлели несколько другие настроения, не совсем вписывающиеся в  «антикоммунистический государственный национализм».
         Кучма легко победил на выборах, однако едва ли не на следующий день после инаугурации ему пришлось столкнуться с приспанной на какое-то время проблемой. Оказалось, что скрывать конфликт между востоком и западом уже невозможно. Свободных активов для удовлетворения нужд разрастающейся номенклатуры практически не осталось. Представители Западной Украины поняли, что одной идеологией сыт не будешь, в оффшоры ее не переведешь. На востоке подпирал электорат, требующий не только прожиточного минимума, но и права разговаривать на русском языке, упрощенного перехода границы с Россией, установления дружеских взаимоотношений с соседней страной.
         Конфликт разрастался на глазах, упустившие власть представители западной части страны пошли на таран. Так родилось движение «Украина без Кучмы», поводом для которого стало загадочное убийство журналиста «Георгия Гонгадзе»,  появились технологии раздела государства на три разных сорта людей, населяющих эту территорию. И если «Дело Гонгадзе» в полной мере использовалось представителями  националистической, а точнее антирусской направленности, то появившиеся в 2004-м году «карты ненависти», «рассортировавших украинцев» на огромных билбордах,  приписывают российским технологам.
         С этого момента Украина оказалась в новой реальности. Если до сих пор можно было полагать, что спор за власть ведется с привлечением доморощенных команд, внутренних ресурсов и интересов, то теперь все это стало происходить на фоне противостояния внешних факторов. Украина стала объектом геополитического спора между Россией и западным миром, преимущественно представленным Соединенными Штатами. Нам в открытую насаждают свое правление. В лицах и приоритетах.

         Своего пика этот спор достиг во время оранжевой революции 2004 года.  Вышедшие на улицы миллионы украинцев полагали, что  они отстаивают свою свободу и лучшее будущее своих детей. На самом деле речь шла лишь о переделе власти. На время оказавшиеся у руля страны национал - демократы оказались плохими государственниками и быстро уступили место своим оппонентам из Донбасса. Тем не менее, в государственных приоритетах перемен не произошло: Украина по-прежнему мечтает о членстве в Евросоюзе. Несмотря на кризис в еврозоне и нежелание европейцев принимать нас в свое сообщество.

          В битве за Украину Запада и России  последняя терпит поражение. Не выдерживает критики даже ставка на личную дружбу высокопоставленных чиновников, у них свои интересы в швейцарских банках и в лондонской недвижимости.
         Мы же с усердием, достойным лучшего применения, ждем очередных выборов и надеемся на лучшее. Так и живем – на разломе времен. С таким настроением и встречаем  День независимости. Ожидаем праздника – а его все нет…