Вулкан по имени Чавела Варгас (2)

Вулканы вроде Чавелы не умирают – они погружаются в сон, но лава продолжает бурлить и в любой миг может вырваться наружу искрометным фейерверком. Она жива, словно сама жизнь.

Случилось невероятное: забытая миром женщина, перешагнувшая семидесятилетний рубеж, возродилась из пепла. Трезвая и спокойная, она выступала на сцене обычного бара в Койоакане. Поползли слухи, что у Варгас появился двойник – многие полагали, что настоящая давно в могиле. Впрочем, скоро они убедились, что новая Чавела еще талантливее и харизматичнее прежней. Из преисподней она вышла не с пустыми руками – вред перешел во благо, подпитав и обогатив ее творчество. Так и должно быть, когда раздается carcajada.

Обрекая себя на безвестность, она думала, что ее миссия завершена. Разобраться в себе помог немецкий режиссер Вернер Херцог, пригласивший Чавелу в Патагонию на съемки фильма «Крик из камня». Преданный почитатель с пеной у рта доказывал: ей есть что подарить публике. В чужих краях ее озарила истина: «Я знала, что иду на свидание с судьбой. Там я увидела безграничное одиночество, похожее на то, что описывает Лорка в своих поэмах, и внезапно ощутила, что я не одна. Окруженная ледяными глыбами, я поняла, что уходить рано, мое время не пришло».

И в кино, и на сцене Чавела оставалась собой. Естественный – ее любимое слово. Она ничего не изображала и ни единого дня не училась пению. Отсутствие каких-либо масок было необходимым условием, чтобы донести то, что ей хотелось. На ранних этапах карьеры продюсеры заставляли ее одевать вечерние платья и туфли на высоком каблуке. «Я провалилась, потому что эти дурацкие наряды превращали меня в кого-то чужого» - смеялась она. Зато ее концерты произвели сенсацию, когда певица облачилась в «настоящие вещи»: хоронго, традиционные брюки индейца и сандалии.

Чавела всегда акцентировала свою принадлежность к конкретному этнокультурному сообществу. В последние годы жизни ее удручала глобализация, нивелирующая культурные различия. Такая установка не мешала быть космополитом и подругой всем, с кем возникала душевная близость, независимо от национальности и вероисповедания. («Я люблю всех, кто разделяет мое пристрастие к чему-то таинственному, что нельзя измерить или купить»). Но скромное селение в окрестностях Мехико, где многие жители употребляли ацтекский язык науатль, Чавела не променяла бы ни на что на свете. Равно как и национальные обычаи, фольклор, кухню и, конечно же, ядреную текилу! И все же, судьба подарила ей вторую Родину – Испанию.           

Работа с Вернером Херцогом стала первым звеном в цепи счастливых встреч и совпадений. Поездка в Испанию, организованная издателем и продюсером Мануэлем Арройо, вознесла ее на вершину славы. Именно там разворачивались события, вошедшие в историю: легендарный концерт в Мадридском зале «Caracol», «любовь с первого взгляда» к Педро Альмодовару и Хоакину Сабине, блистательные гастроли по стране, Париж, триумфальное возвращение домой, за которым последовало приглашение выступить во Дворце изящных искусств.

Двери этого Дворца были наглухо закрыты для нее по ряду причин (раскованность, «неподобающее» поведение, несоответствие стандартам и т.д.). И лишь в возрасте 74 лет она добилась официального признания. «Дикая, неблагодарная страна» - возмущался Альмодовар. А вот Чавела не могла обижаться на Мексику. Даже на смертном одре, превозмогая слабость, она несколько раз повторит, что уходит в иные миры с Мексикой в сердце.

Альмодовар необычайно гордился, что их связывали особенные, трепетные отношения, похожие на те, что она познала с Фридой и Хосе Альфредо: «Пусть история запомнит меня как друга Чавелы, а уже потом как режиссера. Таково мое желание». В юности он проливал слезы, слушая ее диски, и мечтал о знакомстве. Реальность превзошла ожидания. В свою очередь она называла его «мой единственный супруг на Земле». Дон Педро приложил максимум усилий, чтобы о ней говорили везде, и ее популярность закрепилась в Европе.

Песни Чавелы звучали в его фильмах, причем ее голос раздается в кульминационные моменты, расшифровывая происходящее. В одной из самых пронзительных драм мэтра «Цветок моей тайны» героиня тщательно скрывает от себя разлад с мужем. Когда пелена спадает, обнажая страшную правду, она едва не сходит с ума. После решающего объяснения женщина выбегает на улицу и слышит «Последний глоток» в исполнении Варгас – горестную исповедь о неизбежном разрыве и равнодушии со стороны мужчины. Герои фильма «Живая плоть», преодолев испытания и недоразумения, понимают, что их судьбы навеки переплетены. Признаний нет – есть ночь любви под стоны мексиканской плакальщицы: «Мы – два существа, слившиеся в единое целое, которые умирают, чтобы скрыть от мира силу своего чувства».            

В альмодоварской богемной тусовке, где хватало фриков и снобов, сеньора из Латинской Америки – «дама в красном пончо, сверкающая, словно лунный луч» по определению Сабины – выделялась простым и непринужденным обращением. Успех она воспринимала, как и былые невзгоды: с аристократическим достоинством. Потому режиссер и ценил ее – такая подруга вдохновляла на абсолютное доверие. Прошлым летом он был раздавлен ее смертью и написал трогательный некролог «Прощай, вулкан». Каждая строка пронизана болью и в то же время чистой радостью от того, что им довелось встретиться и украсить жизнь друг друга. В честь Чавелы назван самолет в его последней комедии «Любовники-пассажиры» («Chavela blanca»). Изящный намек на полет ее души.

        

Экстравагантный «супруг» в совершенстве владел искусством быть свободным. Когда у нее спрашивали о причинах столь пламенной дружбы, она подчеркивала, что они сумели избежать ловушек принудительного выбора: «Одиночество – это свобода, а мы свободны. Прекраснее нет ничего. Ни одно ярмо на меня не давит. Я ни перед кем не пресмыскалась. Никогда. Как и Педро. Нам предлагают миллионы в обмен на что-то, а мы предпочитаем бесплатно делать нечто иное. Сильные мира сего сами ищут нас, потому что они бедны несмотря на свои богатства».

Чавела искренне считала, что душа дороже любых сокровищ, и часто констатировала, что получила от жизни все, кроме денег, которые ей и не нужны. Она могла спустить за ночь годовой доход, чтобы порадовать друзей. Время доказало ее правоту. Ей досталось то, что нельзя приобрести ни за какие средства: народное признание.  Настал момент, когда ее объявили национальным достоянием Мексики и живой легендой. «Как ты относишься к тому, что министры и первые лица государства ищут твоего расположения?» - интересовались журналисты. «Пусть ищут» - отмахивалась она. Общение с простыми зрителями, умеющими чувствовать и понимать ее послания, было несоизмеримо важнее, чем знаки внимания со стороны VIP-персон.

Помимо Альмодовара и Сабины, был еще один – незримый – друг, влекущий ее в Испанию. Федерико Гарсиа Лорка – ее кумир и великая любовь. Чавела не верила в христианского Бога, зато верила «в жизнь, в истину и в Лорку».  Без тени сомнения она утверждала, что иногда разговаривает с поэтом. («Его несложно вызвать. Он откликается на зов близкой ему души – в Гранаде, в Мадриде, где угодно»). На одном из творческих вечеров, проходившем в гранадском доме-музее, она торжественно пригласила его призрак занять место в зрительном зале. 5 июня 2012 года – в день рождения Федерико – Чавела написала в социальной сети, что он прилетел на ее балкон в виде птицы, и поведал, что всем доволен. Можно по-разному реагировать на такие откровения, но ясно одно: между этими личностями много общего, и если бы они совпали во времени, их дружба была бы прекрасна.

Чавела как будто сошла со страниц его пьес – героиня вне возраста, достойная античной трагедии,  наделенная мудростью древних и способностью бросать вызов судьбе и богам. С рождения в ней бесновался дуэнде – неукротимый дух творчества, несущий рокот океана, ярость бури и дыхание смерти. Она владела тайной сумрачных звуков, исходящих из тоннелей подсознания, добраться до которых под силу лишь единицам. Ее песни вызывают желание плакать – по-настоящему, всем естеством, – но сама исполнительница редко роняла слезы на сцене. «Я не люблю плакать глазами, - объясняла она. – Это жеманно и бессмысленно. Зато я непрерывно плачу внутри».

Внутренний плач пропитывал ее голос, придавая ему нечто настолько истинное, что безоговорочно воспринимается как чудо (тот самый универсальный язык).              В исследовании Лорки о природе и сущности дуэнде говорится, что он никогда не является извне, а приходит изнутри, словно странный незнакомец, блуждающий по лабиринтам горячей крови. На каждом концерте Чавела извлекала этого незнакомца из укрытия и представляла публике. «Ла Варгас» очень похожа на 80-летнюю цыганку, которую Лорка упоминает в своей статье как пример торжества дуэнде: преклонный возраст не помешал ей победить юных красавиц на танцевальном конкурсе. Причина проста: у нее был дуэнде, а у них – нет. Неудивительно, что андалузские цыганки мгновенно поладили с Чавелой и назвали ее «сестрой». Кстати, в ее исполнительской манере есть отдаленное сходство с фламенко.  

Никто не декламировал его поэзию так, как она. Ей без труда удавалось воссоздать мифическую, подлинную Андалусию из «Цыганского Романсеро» и гармонично влиться в мир лоркианских персонажей. К примеру, Чавела не изображала Соледад – пленницу «черной тоски», воплощение одиночества и непонятной тревожности. Она попросту была ею, ибо преодолела те же испытания, что автор и его литературные двойники. Сколько раз ей приходилось бороться с разрушительной силой, которая могла предвещать приход дуэнде, а могла и увлечь в чистейший, первозданный хаос! Лаура Гарсиа Лорка, внучатая племянница поэта, восхищалась слиянием  планет «Федерико-Чавела», что происходило на посвященных ему концертах в Мексике и в Испании.

Жизненные пути обоих отмечены рядом совпадений. С ранних лет они отождествляли себя с чем-то чужеродным и маргинальным («странная девочка» на ранчо и «мальчик с последней парты», осознающий свою ущербность даже в кругу обожающей его семьи). Осознание нетрадиционной ориентации укрепило комплекс изгоя. Чавела покинула Коста-Рику из-за «проклятых католиков» с их запретами. Лорка уехал из Гранады по вине «самой заплесневелой и консервативной буржуазии», захватившей его город. В Мадриде царили более свободные нравы, что позволило ему избавиться от страхов и понять, что иная норма имеет право на существование.

Любовь принесла им гораздо больше горя, чем счастья. Чавела не отреклась от теории о чувствах, что зарождаются в печени, а не в сердце. В старости она не раз повторяла «любовь ускользает из рук, а вот друзей я не променяю на все золото мира». Федерико влюблялся в холодных нарциссов вроде Сальвадора Дали и скульптора Эмилио Аладрена, которые манипулировали им и едва не довели до самоубийства. Страстная любовь в лице студента Рафаэля Родригеса Рапуна нагрянула за несколько лет до насильственной гибели.

Ни испанец, ни мексиканка не довольствовались «золотой серединой». Их эмоции многократно преувеличены и заострены. Если они испытывали радость, это выглядело как всплеск безудержного дионисийского веселья. Если горевали,  скорбь достигала космических масштабов, как будто на них ложилось бремя чужих страданий. «Я – раненая пульсация, стон – на стоны иного мира, боль – на боль вселенной соседней» - писал о себе Лорка в «Двойной поэме озера Эдем». Чавела оправдывала репутацию «черной голубки излишеств», мечущейся из крайности в крайность и замершей в спокойном полете лишь после 70 лет.

Отсюда же проистекает и невиданная щедрость, присущая обоим. Акт растраты равнозначен акту творчества. Скупость часто связана с эмоциональной убогостью. Им же претило накопительство. Будучи аполитичными, они тем не менее мечтали о социальной справедливости, горячо поддерживая бедных и отверженных.  «Мир нужно заполнить звуками скрипок и гитар вместо выстрелов. И все должны быть сыты» - полагала Чавела.

Отстраненность Федерико от политических процессов перешла в активность, когда над страной нависла угроза. За что он и поплатился. Агрессивный монстр в обличье нового режима отомстил ему за такую роскошь, как свобода. В этом плане его родственной душе повезло больше. Своей свободой она насладилась сполна и могла безмятежно заявить: «Я очень счастлива. Я ничего не должна жизни, а жизнь ничего не должна мне».

Решение 93-летней сеньоры Варгас совершить путешествие в Испанию взволновало ее почитателей. Врачи запрещали ей длительные перемещения. Но она чувствовала близость смерти и проявила упорство.  Ее ассистентка уверена, что Чавела продумала сценарий своего ухода (или «перехода» согласно терминологии шаманов): прощальный концерт в честь Лорки, посиделки с испанскими друзьями, возвращение в Мехико и… занавес. Так и случилось.

10 июля прошлого года в Мадриде состоялась презентация диска «La luna grande».  Зрители не сдерживали слез. Они понимали, что этот визит завершает цикл. Хрупкая седовласая женщина собралась с силами и подарила публике то, что от нее ожидали. Было все: и грандиозный финал, и carcajada, и гимн Жизни. Инвалидное кресло не мешало ей летать. Ведь как говорила ее любимая Фрида: Зачем мне ноги, если у меня есть крылья?

Альмодовар рассказывал, что она излучала умиротворение и с улыбкой сообщила: «Скоро я замедлю мой бег, Педро. Грядет изумительный закат». Словно в песне «Последний глоток», она упивалась эйфорией от того, что до дна осушила чашу, испытала все возможное и невозможное, и теперь покидает праздник с гордо поднятой головой. Еще в интервью десятилетней давности Чавела призналась, что ее воспоминания обесцвечиваются, растворяются в потоке времени, и ей осталось взирать на них со стороны, как на фильм. Кто знает, пригласила ли она на просмотр своего «фильма» призрак поэта, когда в последний раз ночевала в его комнате. По ее словам, Студенческая Резиденция пропитана его присутствием как ни одно другое место – иногда, в предрассветные часы, он даже играет на рояле. В любом случае некий «диалог» между ними велся постоянно. Иначе она бы не стремилась в Испанию для проведения своих ритуалов.

Сердце певицы чудом не остановилось в Мадридской клинике, но Чавела обещала умереть на родной земле и как всегда выполнила обещание. В Мехико ее состояние резко ухудшилось. По требованию пациентки врачи отключили систему искусственного жизнеобеспечения – традиции индейского племени запрещают вмешательство в естественные процессы. За два дня до кончины она объяснила знаками, что ей нужен шаманский медальон, что сопровождал ее на каждом концерте. Было бы неправильно покидать сцену без него.

Закутавшись в любимый хоронго, Чавела отправилась на встречу с той, кого нежно называла «Донья Смерть». В ее представлении образ зловещей фигуры с косой не имел смысла. Скорее она похожа на обаятельную танцовщицу фламенко, в чьем облике сочетаются веселье и жестокость. Именно так выглядит богиня жизни и смерти согласно верованиям майя. Чавела не находила в ней ничего отталкивающего: «Смерть прекрасна. А боимся мы ее потому, что догадываемся, как приятно заснуть на ее коленях. Во мне нет страха, я ее уважаю».

Она действительно не боялась, ведь в период алкогольного безумия регулярно беседовала с коварной гостьей за бутылкой текилы. Однажды состоялся «торг»: Смерть позвала ее с собой, а хозяйка указала на дверь со словами «Не сейчас. Дай мне еще немного времени». Пересказывая эту историю, Ла Варгас смеялась: «С тех пор я живу в свое удовольствие. Мне разрешили». «Отвоеванные» 20 лет были самыми яркими и счастливыми. О таком эпилоге можно лишь мечтать.

В ночь ее «перехода» толпа поклонников пришла под окна больницы, чтобы спеть серенаду. На следующий день, 5 августа, Мексика облачилась в траур. Чавела хотела исчезнуть тихо и незаметно, не испортив никому выходные. Она просила закатить пир горой и хорошенько выпить в память о ней. Примерно так поступили ее подруги – певицы Эухения Леон, Таня Либертад и официальная музыкальная «наследница»  Лила Даунс – исполнив ее лучшие песни. Радостно и непринужденно, как будто находились в таверне, а она сидела во главе стола и с улыбкой принимала почести. Похожая атмосфера царила на похоронах Хосе Альфредо Хименеса. Очень символично, что Чавела и ее бесшабашный друг воссоединились в знаменитом баре Тенампа на площади Гарибальди. Их изображения запечатлены на стене – они вместе, и в каком-то смысле праздник не прекращается.

Занавес упал, но прощание с героиней относительно. «Чавеломания» набирает обороты. В мексиканской версии гугла запрос «Чавела Варгас» бьет рекорды по количеству обращений. Книга ее ассистентки Марии Кормино «Вся правда о Чавеле» успешно раскупается. Ей посвящают концерты, документальные фильмы, произведения искусства. Многие иностранцы учат испанский с одной целью: больше проникнуться ею.   

Шаманы утверждают, что их смерть не бывает абсолютной. Чавела обещала «являться» в той или иной форме, вдохновляя на поэзию и смелые поступки. Идея реинкарнации ей не нравилась – уж если возвращаться, то в прежней оболочке и ни в какой другой. К тому же, ее личная «реинкарнация» происходила на сцене: «За тот промежуток, что длится песня, я успеваю умереть и воскреснуть. Перерождением меня не удивишь». Магия творчества этой уникальной женщины незыблема, как и священный холм «Чальчитепетль», где развеян ее прах.

Дом певицы в Тепоцтлане построен напротив упомянутого холма, каждый камень которого овеян легендами. Местные верят, что там обитает бог Кецалькоатль в виде пернатого змея. Говорят, внутри есть укрытие, ожидающее тех, кто спасется от Апокалипсиса. Тепоцтлан – отражение самой Чавелы. Проницательный Альмодовар точно подметил, что она образует единое целое с пейзажем. Ее энергия сопоставима с загадочным вулканом «Попокатепетль», расположенным в тех же краях.

Чавела Варгас несла мощь стихии и жар вулкана. Вот почему она жива, «словно сама жизнь, словно красный цвет и воспоминания с привкусом хлеба». Вулканы не умирают – они погружаются в сон, но лава продолжает бурлить и в любой миг может вырваться наружу искрометным фейерверком.