Автостопом по Европе. Запись 6

Автостопом по Европе. Запись 6

Сумасшедший профессор

Мы перебежали автобан – и были вознаграждены. Через пару минут – в совершенно не положенном для стоянки месте остановилась машина. Тогда мы еще не знали, что остановилась она именно потому, что таким образом нарушала закон. Человек, который буквально вылетел из салона, навсегда остался в наших воспоминаниях под именем "Сумасшедший Профессор".
Буйность его характера и суетность ума – сразу бросались в глаза. Но ехать с ним вместе нам было недолго, и мы предпочли не беспокоиться. По причинам, которые станут понятны в следующей записке, мы скроем имя этого немца. Скажем, его звали Ганс.
Итак, Ганц, разлого жестикулируя, с первых же минут начал свое суровое повествование о Германии. Одна из первых его фраз была о том, что нам не стоит вот так голосовать на дороге, ибо в последе время в Германии развелось много психических. Дескать, придавливаемые налогами и поставленные в жесткие рамки писанных и неписанных правил, многие не выдерживают. "То и дело слышишь по радио, что очередной распсиховался и укокошил свою семью", - вещал Ганс. Мы наивно охали и покачивали головами.
Конечно же, Германия, по его словам, была юдолью печали, а все немцы - полное шайсер, не способное сделать шаг с сторону от прямой линии. Вернее все, кроме него. Он давно решил следовать принципам: fuck the system и fuck the rules.
Впрочем, город своего обитания, Майнц , он хвалил. Сравнивал его относительно добродушных жителей с надменным и сдержанным населением Франкфурта-на-Майне, где он работал в лаборатории. Кстати, не полный день: хотел уделять больше времени своим интересам и саморазвитию. Ругал объединение Европы и евро, который подкосил экономию Германии. А также ругал поборников восстановления немецкой марки, которые в последнее время активно выступали в СМИ. Попутно он ненавидел демографические программы немецкого правительства, которые поощряют рожающих женщин выплатами и выдачей квартир. "Я хочу знать, - почти кричал он, - почему я должен работать на износ и платить огромные налоги, брать кредит на жилье и выплачивать его годами, пока на мои деньги фактически просто так раздают квартиры всяким женщинам. Многие из них даже не немки!"
Пока мы слушали эту длинную эмоциональную лекцию, Ганс привез нас в Майнц. Как-то очень ненавязчиво он осведомился, много ли у нас в запасе времени, ведь совсем по близости располагался бесплатный парк с животными. И подчеркнул: "Бесплатный! В этой чертовой Германии уже не найдешь ничего бесплатного!"
Хрустя огромными красными яблоками, которыми нас угостил Ганс, мы согласились пройтись. Но в процессе оказалось, что с ним можно только пробежаться. Так как темпы передвижения в пространстве этого индивида совпадали с лихорадочной работой его мыслей.
Итак, мы побежали. Перед глазами промелькнули клетки с попугаями ("Это мои любимые. Их запрещено кормить. Но я кормлю"), фламинго ("Если тебе для фотографии надо ракурс повыше, лезь мне на плечи, лезь-лезь!" - и пришлось лезть…), овцы и прочие радости бесплатного парка. Затем мы как-то плавно побежали по другому парку, где осенью устраивают фестивали пива ("Очень душевные, добрые фестивали. Я их очень люблю"). А затем доехали до центра Майнца и побежали по городу.
Мы бежали за Гансом, и он продолжал пичкать нас информацией и (о новшество!) – едой. В наших руках появлялись то традиционные "самые вкусные немецкие бублики", то "самое вкусное в городе мороженное". Причем о последнем он говорил, проходя мимо лавочники с другим - "невкусным мороженным" - и нарочито повышал голос. Пустые рожки пропадали также с его помощью – он выбрасывал их прямо в реку: fuck the system! И кроме того, пока его соотечественники стояли на тротуаре при совершенно пустой проезжей части, Ганс радостно перебегал ее на красный: fuck the rules!
Умиленные бунтующим немцем, мы попытались рассказать что-то о свое стране и ее устоях. Мол, друг, тебе бы там понравилось: есть такая страна, где людям ложить на правила. Но Ганс оборвал нас: "Сейчас вы в моей стране, вы путешествуете и узнаете ее. Поэтому рассказывать буду я". Что ж. Вир ферштейн. Гансу не нужны говорящие рты – Гансу нужны свободные уши!
После экспресс-пробега по городу (мы как бы спешили, чтобы пораньше приехать к Диме в Саарбрюккен) Ганс сказал, что нам не стоит беспокоиться: он сам отвезет нас к нашему другу. Только сначала нужно заехать к нему домой за навигатором и его любимым вином, бутылочку которого он хочет нам подарить. Мы тронулись…
Ничто не предвещало беды. Когда мы подъехали к многоэтажному дому, где Ганс снимал квартиру, я еще надеялась, что мы сможем подождать у машины, но хозяин как-то ненавязчиво увлек за собой в дом. И мы неловко засеменили за ним. Он поздоровался с выходящей из подъезда соседкой, стрельнувшей в нас недобрым взглядом, и впустил в свою обитель, предупредив: "Вы только не пугайтесь, у меня бардак".
Не соврал. Бардак стоял страшный – холостяцкий. Кровать в беспорядке, шмотки там да сям, гладильная доска посреди комнаты. Но самое яркое – заваленный склянками и пузырьками стол. Нина, переминаясь с ноги на ногу, спросила, где туалет, и удалилась, оставив меня на растерзание информационному маньяку.
И я приняла атаку на себя. Ганс увлеченно рассказывает мне о своих опытах, сует в руки разные бутылочки, рассказывает об их содержимом. Оказывается, это семена. Он пытается разводить разнообразные культуры самостоятельно, чтобы быть уверенным наверняка, что они – не генномодифицированные. Он даже уводит меня на балкон, где у него растут какие-то кущи собственного производства. Он гордо повторяет: то, что он делает - противозаконно.
Тогда-то во мне и шевельнулся червь подозрения. Этот немец как-то странно открыт: светит своими правонарушениями, заводит нас, первых встречных, в дом, разглагольствует о сорняках, рассказывает да показывает. А что, если мысли его нечисты? Присматриваюсь. Нет, вроде, не флиртует. Что же тогда? Маньяк? Да, маньяк. Психованный. Тот самый, который сбрендил из-за правил и пошел резать граждан. Все сходится. О боже!..
Ганс с трудом вывел меня из оцепенения: он вырвал один из своих сорняков и протянул его мне.
Маньяк-маньяк! Сейчас я съем эту травку – и окочурюсь. И тогда подлый паук уволочет меня в уголок...
Как выяснилось позже, в это время Нина переживала не менее волнующие моменты. Она закрылась в туалете и, приступив к своим деликатным делам, присмотрелась к желтым стикерам, развешенным на стенах. Это были слова. Нина присмотрелась. Это были слова… на русском.
Ничем не выдавая своих недобрых чувств, Нина вернулась в комнату. Я с облегчением выдохнула и стала торопить Ганса: пора нам, пора. После еще 10 минут лекции о выращивании растений Ганс, наконец-то, нашел свой навигатор, и мы направляемся к выходу.
Мое настроение резко переменилось. Да, да! Мы выйдем отсюда! Он не маньяк - он добрейшей души человек, одинокий ботаник, которому не с кем поделиться своими интересами. Мое лицо расплылось в благодарной улыбке.
Увы, в этот сакральный для меня момент Нина, очевидно, памятуя о подаренных, но забытых карте и печенье, прокачалась нахальностью и деловито напомнила: "Вино". Ганс был невозмутим: "Да-да, конечно. Идемте". А когда мы, довольные, последовали за ним из комнаты, вдруг обернулся через плечо и добавил:
"Оно у меня в подвале".
Фак! Я посмотрела на Нину с ненавистью. Вот такой поворот. Подвал!
…В подвал я плелась покорно, как теленок, идущий на убой. Жадная алкоголичка, ставшая виновницей нашей смерти, шла рядом, плохо скрывая волнение…