Режиссер наподдал укрписам

15 августа сего года «Книгарні Є» состоялась презентация книги «Без цензуры» с расширением «Ті, хто смілі, зараз вже мертві», где собраны интервью Олеся Ульяненко и документы, связанные с травлей писателя НЭК и Институтом Литературы.

Эта смелая и прекрасно изданная книга – первое доведенное до конца дело за год возни с увековечением памяти Ульяненко. Она создана не группой пьяно слезящихся литераторов, а известным режиссером Мирославом Слабошпицким. Получив престижнейший грант Фонда Хуберта Белса на съемки полнометражного фильма с глухонемыми актерами, он не воскликнул «Ах-ах, я занят, не трогайте все меня!», а бросил все и принялся собирать материалы для этой книги. Пока литераторы, входящие в Инициативную группу по увековечению памяти Ульяненко (ибо положенной в таких случаях комиссии Спилка почему-то не создала) бегали по ветхим ковровым дорожкам, хлопали дубовыми дверьми, заскакивали в кабинеты, профессионально интриговали и хватались за все подряд, Мирослав поднял на уши журналистов Киева, Львова, Полтавы, Днепропетровска, Ялты, Луцка, разворошил всемирное гнездо филологов-славистов, многократно обзвонил всех, кто мог располагать текстами или фотографиями Ульяненко, заслал гонцов в библиотеки и сформировал внушительный ульяненковский архив. Он нашел издателя, нашел деньги, тщательно продумал концепцию и каким-то образом добился, чтобы книга вышла в популярной российской серии «Арт-хаус», став первым прецедентом использования в ней украинского языка и украинских реалий. Попутно, как бы между делом, Мирослав скупал нераспроданные остатки изданий нашего с ним любимого писателя и рассылал по престижным университетам мира. 

На первых этапах я пыталась помогать Мирославу. Но у меня властный, противный характер. Я все время покушалась что-нибудь отрезать или выкинуть. Например, настаивала на том, что не следует включать в сборник интервью Светланы Корженко из журнала «Країна», потому что это интервью было плодом ее меркантильных фантазий. Ульяненко еще в октябре матерно запретил указанной особе ему звонить, пытаясь воспрепятствовать, чтобы его слова перекручивали, превращали его знакомых якутов в японцев, а гонорар 500 гривен за рассказ в такое же количество долларов (без их уплаты, понятно) и т.д. Но она все-таки, уже в следующем году, подарила читателям воспоминания о своей ноябрьской поездке с Олесем в метро на встречу с главой Нацкомморали Костицким. Якобы маэстро расселся, как пан-барон, не уступал места бабушкам, заявляя, что они его переживут (кстати, был прав) и деткам (потому что какая дура от него их захочет). Замечу, что встреча Ульяненко с Костицким была назначена на 10 часов утра, с адвокатом, мной и сопровождающей съемочной группой он встретился в 9.30. Почему же столь откровенная журналистка не поведала, как случилось, что она вошла в метро вместе с писателем? Ясно - она у него ночевала, но где же подробности? 

Ну вот. Еще меня беспокоили многочисленные высказывания маэстро о коллегах, особенно вынесенные в заглавия. Мне казалось унизительным, что писатель мирового уровня неспособен сказать что-то более важное, нежели «Карпа – ничтожество». У нас полная страна ничтожеств, что же, всех перечислять поименно? Иногда Олесь позволял себе критиковать ведущих националистов, хотя ведь и сам был националист. По политикам он прошелся страшным образом, не пощадил никого, а как теперь нам продвигать его творчество? Московскую церковь маэстро вообще чуть ли не вынудил отстреливаться из гранатомета, просто вцепился, как клещ, особо преданный идеалам греко-католиков. Также мне решительно не нравилось заглавие книги, потому что у меня выработалась идиосинкразия на слово «цензура» как таковое. Еще и учтите, что мое имя тоже в текстах встречается, та же Корженко меня просклоняла весьма желтым образом.  

В общем, Мирослав выпестовал свое детище почти полностью сам, а потом поработал в режиме пиар-менеджера, проявив упорство и энергию, а заодно воспользовавшись своим авторитетом известного в Европе режиссера. 

Не могу не признать – результат получился стильный. Нет никаких случайных, нелепых и диссонирующих деталей. Все работает на концепцию – и неотфотошопленный портрет на обложке, и всевозможные пометки на рукописных документах. Например, на экспертном выводе Института Литературы, подписанном замглавы этого заведения доктором филологии Николаем Сулимой, сохранились правки – чья-то десница исправила грамматические ошибки. На бумагах, предоставленных Олегом Веремеенко, видны его адвокатские пометки. На все наши писательские и политические шашни Мирек посмотрел отрешенным взглядом Шекспира, и так все это и оставил, как было, словно кто остановил время в момент драки. В общем, книженция - зачитаешься. Ща как начнется!