Почему не был разогнан майдан

Сегодня, по прошествии достаточного времени, хотел бы дать исчерпывающий (насколько это вообще возможно) ответ, который, впрочем, отражает исключительно мое видение тех событий, как руководителя МВД

Этот вопрос мне задавали не раз и не два. Пожалуй, ни одно мое интервью в СМИ или просто доверительная беседа с кем-либо не обходится без вопроса «Почему же все-таки не дали команду разогнать майдан?». Я много раз на него отвечал, приводил факты, различные доводы и аргументы. Но все равно объяснение выглядело не полным и оставляло некий простор для вольных интерпретаций и умозрительных допущений.

Сегодня, по прошествии достаточного времени, я хотел бы дать исчерпывающий (насколько это вообще возможно) ответ, который, впрочем,  отражает исключительно мое видение тех событий, как руководителя МВД Украины.

Первое, о чем стоит сказать. Вооруженный переворот на Украине готовился давно, системно и должен был случиться к выборам Президента в 2015 году. Однако зарубежные кураторы решили воспользоваться удобным поводом – не подписанием договора об ассоциации Украины с ЕС, и форсировали события.

 Подготовка к перевороту проходила по нескольким направлениям. Это и боевики для силового захвата власти, и информационная поддержка переворота в виде различных СМИ, и разнообразные общественные организации. Была ли у нас эта информация? Безусловно.  Министерство обладало обширными данными о планах финансово-промышленных групп, о действиях многочисленных западных неправительственных фондов, о работе всяческих лагерей подготовки боевиков, под благовидными формами (таких как, сборы «пластунов», патриотические  и спортивные лагеря и пр.). Но здесь стоит напомнить, что данные вопросы национальной безопасности находились  не в нашей компетенции, а в ведении СБУ (Службы безопасности Украины) и РНБО (Совета национальной безопасности и обороны).  Вся имеющаяся у МВД информация регулярно передавалась именно туда. Более того, я неоднократно лично докладывал на заседаниях  РНБО о тех мерах, которые необходимо было бы принять, чтобы не допустить трагического сценария.

Как показали дальнейшие события, я не только был прав в своих опасениях, но и, в некоторой степени, даже недооценил циничности и кровожадности кукловодов из ЕС и США.

Уже с первых дней противостояния стало ясно, что основной технологией майдана будет обязательность «сакральной жертвы». Причем это должна была быть известная медийная фигура, дабы получить яркую телевизионную картинку и иметь подходящий повод для масштабной информационной атаки на власть.

Для запуска массового протеста нужна была провокация под камеры с разгоном «мирного протеста». И она случилась в ночь на 30 ноября 2013 года. Я уже неоднократно говорил, что данная провокация была организована руководителем администрации Президента – Левочкиным. Вкратце напомню, сам механизм. За день до событий студенты, протестующие на майдане, заявляют о прекращении своей акции. Разбирается сцена, продлевается  работа метрополитена, что бы все студенты могли уехать. В это же время мне неоднократно звонит  глава Киевской администрации Попов с просьбой установить новогоднюю елку, но получает отказ. Кроме того, вечером я отдаю прямые указания начальнику Киевской милиции, ни чего не предпринимать до тех пор, пока протестующие сами не разойдутся.

И тут ночью киевская мэрия направляет коммунальщиков для установки конструкций этой новогодней елки, а руководитель киевской милиции вдруг самостоятельно решает «зачистить» площадь от протестующих (студентов там естественно уже нет и в помине, зато уже есть представители «Правого сектора»). Тут же на месте событий «чудесным» образом оказываются телевизионные группы всех ведущих каналов, аппаратура освещения, масса общественных активистов и представители оппозиции. В такое количество случайных совпадений, согласитесь,  сложно поверить. Таким образом, организаторы  получают так необходимую им медийную картинку для возбуждения протеста.

Далее 1 декабря последовала попытка спровоцировать милицию на открытое силовое противостояние у Администрации Президента. Радикалы применили «Сербский» опыт резкой лобовой атаки с использованием строительной техники. Расчет был прост, что правоохранители дрогнут и начнут ответные силовые действия. Однако и здесь получить ожидаемый эффект у организаторов не получилось. Милиция на провокацию не поддалась, а общество еще не было достаточно «разогрето» протестами и не поддержало столь откровенные агрессивные действия радикалов. Протест перешел в стояние на майдане. Радикалы тоже изменили тактику, и перешли к планомерному наращиванию своих сил и формированию новых ударных групп.

 А дальше майданные события стали развиваться по классическим схемам захвата власти через уличные протесты. На Президента Украины оказывается колоссальное давление по всем дипломатическим каналам, информационная монополия «западных доброжелателей» и оппозиции становится тотальной. Ни одно действие правоохранительных органов не оставалось без пристального и пристрастного внимания послов ЕС и США. В этих условиях политическое руководство  и Генеральная прокуратура требовали от МВД не просто строжайшего соблюдения законов Украины, но и, зачастую, откровенно перестраховывалось, что бы не дать повода для новой волны критики в свой адрес «западными партнерами».

Нужно пояснить один очень важный момент, а именно, почему наши бойцы патрульно-постовой службы, внутренних войск  и спецподразделения «Беркут» были на первой линии противостояния без огнестрельного оружия. По нормам закона Украины (как, впрочем, и других европейских стран) правоохранители не имеют права выходить на охрану общественного порядка с огнестрельным оружием. И хотя в украинском «Законе о Милиции» есть положение, что при наличии явной угрозы жизни работника правопорядка он имеет право применить оружие, но при массовом скоплении людей это положение не применимо, ибо невозможно отделить мирных демонстрантов  от радикалов, совершающих правонарушение. Вероятность, что в толпе пострадают дети, старики и просто люди, вышедшие на площадь очень высока. Зная это, тактика прикрытия радикалов обычными протестующими применялась постоянно. Активно в подобном прикрытии участвовали священники греко-католической и «филаретовской» церквей.

В результате подобной технологии протестующие добивались такого положения, когда милиция часто не имела возможности активно оттеснять радикалов, в противном случае, пострадали бы, скажем так, простые граждане, а организаторы  получали бы желаемую картинку «расправы кровавого режима» над мирными демонстрантами.  

 Действенным «противоядием» против таких технологий мог бы служить закон о порядке проведения мирных демонстраций. Еще в мае 2013 года, после известных событий, таких как «Врадиевская хода» и демонстраций  в столице,  я, в очередной  раз, призвал депутатов Верховной Рады принять этот закон. Подобный закон действует практически во всех странах Европы и четко определяет права и обязанности, как организаторов митингов, так и правоохранительных органов. Во многом именно поэтому, с радикалами там не миндальничают. Однако закон, который позволил бы не допустить переворота в стране, так и не был принят.

Для понимания ситуации нужно также отметить и особую роль депутатов Верховной Рады от оппозиции, которые не только постоянно подогревали градус противостояния в СМИ, но и, пользуясь своей депутатской неприкосновенностью, откровенно прикрывали радикалов. С их помощью на майдан завозились и оружие, и наркотические вещества, они, прикрываясь депутатской неприкосновенностью, сковывали любые законные действия правоохранителей.  Казалось бы, противовесом должна была быть провластная коалиция в парламенте, но ни один депутат регионал или коммунист не только не попытался призвать к закону своих коллег, инициировав, к примеру, снятие неприкосновенности с депутатов, нарушающих закон, но и не оказал какого-либо содействия правоохранителям на майдане. А нужно было всего лишь встать рядом с депутатом-оппозиционером и не допускать злоупотребления статусом. Так нет, депутаты – регионалы, или тихо сидели в Раде, или вообще разъехались из пылающего Киева по курортам. К слову сказать, после переворота парламентское большинство очень оперативно «перебежало» на сторону путчистов и своим голосованием фактически легитимизировало захват государственной власти.   

Итак, диспозиция правоохранителей и протестующих была такова, что действовать эффективно против радикалов мы могли только в случае принятия политического решения. Я постоянно докладывал руководству страны, что такая патовая ситуация не может длиться вечно. То, что мы продержались так долго, уже говорит о том, что МВД было фактически единственным ведомством в государстве, способным действовать в такой критической обстановке.

К сожалению, мы тратили очень много сил и ресурсов. Стоит напомнить, что кроме охраны правительственного квартала и противостояния с радикалами непосредственно на майдане, мы охраняли все подъездные пути в Киев, где на блок постах несли службу наши люди. Опять же, текущие задачи по поддержанию правопорядка в Киеве с нас ни кто не снимал. Наши сотрудники, безусловно, устали от многомесячного стояния. По большому счету заменить их было не кем. Уже к началу февраля мы начали ощущать существенную нехватку даже тех средств, которые позволяли нам сдерживать радикалов. Заканчивались запасы свето-шумовых гранат, эластичных пуль, слезоточивого газа.

Требуя постоянной готовности к активным действиям, команды начать их мы так и не получили. Это, естественно, не прибавляло оптимизма нашим бойцам. Кроме того, за весь период противостояния было задержано, а потом по решению Верховной Рады отпущено по трем, так называемым, «амнистиям» более 1000 радикалов. Безусловно, это придавало им уверенности в безнаказанности и выводило противостояние не более высокий уровень. Хотя даже тогда я видел пути разрешения кризисной ситуации. Так во время обсуждения условий третей «амнистии», я предупреждал оппозиционеров, что на майдан поступает оружие. Вы же уже сейчас не контролируете радикалов, а завтра, когда они окончательно вооружатся и окрепнут, и подавно не сможете. Поэтому я даю вам шанс остаться в правовом поле политического протеста и отмежеваться от радикалов. Вам нужно увести мирных протестующих с майдана на другую площадь. Тогда мои люди смогут зачистить оставшихся вооруженных радикалов. Однако мои предложения остались без ответа, оппозиционеры сделать этого не захотели.

Когда же на западной Украине начали захватывать военные склады, стало абсолютно понятно, что радикалы пойдут на вооруженный переворот.  Я видел, что западные кукловоды не собираются мирно решать конфликт, им  нужно было свержение власти и поэтому нас целенаправленно заводят в ту ситуацию, когда иного выхода, кроме силового решения не будет.

 Несмотря на критическую ситуацию политическое руководство, продолжало рассчитывать исключительно на политические методы урегулирования. Я, в свою очередь, не питал иллюзий и меня при любых договоренностях интересовал только один вопрос - кто будет разоружать радикалов, как это предусмотрено в предполагаемом политическом решении?

Вплоть до последних дней я говорил, что если будет команда – правоохранители смогут силовыми методами разогнать майдан. Но тогда надо четко понимать, что неминуемо будут жертвы. Сколько? Сказать невозможно, очевидно, что при таком скоплении людей - очень много. Вероятно, именно эта опасность сковывала волю политического руководства и приказ мы так и не получили. А когда наших сотрудников (замечу безоружных) начали расстреливать 18 и 19 февраля еще до гибели демонстрантов, стало понятно, что ситуация окончательно выходит на кровавый сценарий.

18 февраля я попросил укрепить нас армейскими подразделениями, на которых можно возложить хотя бы охрану правительственных зданий, высвободив, таким образом,  людей для более активных действий.  Руководством мои просьбы были устно поддержаны, но вот только никто из военных эту команду так и не выполнил.

После расстрелов на ул. Институтской, 20 февраля, я в ночь на 21 февраля дал команду зайти в административные здания правительственного квартала и выдать бойцам огнестрельное оружие. О чем и заявил публично в своем телевизионном обращении.  Находясь в административных зданиях, по закону, наши сотрудники при попытке штурма имели полное право стрелять, кто бы нас не атаковал.

Затем последовало подписание известных договоренностей Президента и оппозиции под гарантии министров иностранных дел европейских стран, где предусматривался как отход правоохранителей, так и разоружение радикалов. Как я и предполагал, механизм разоружения радикалов не был прописан и, естественно, он не был осуществлен. А уже через несколько часов после подписания, со сцены майдана Луценко и прочие оппозиционеры открыто призвали идти на штурм правительственных зданий. Стало очевидно, что им нужна еще большая кровь, и никакие политические решения не работают. Циничность призывов оппозиции была еще и в том, что они осознавали – для них обратной дороги нет, и если они не захватят власть сейчас (пусть даже и ценой жизни сотен протестующих) им рано или поздно придется отвечать за кровь, которую они уже пролили на майдане.

Понимая, что ситуация резко обостряется, я высказал предложение руководству страны отходить вместе с Внутренними войсками и «Беркутом» от Киева в восточные области Украины, в частности в Донецк. С моими предложениями согласился Президент и дал соответствующую команду. Однако, как часто и случается при переворотах, произошло откровенное предательство. В то время, когда я пробивался в Донецк, и со мной временно была нарушена связь, внутренние войска по приказу заместителя командующего были возвращены в Киев, а «Беркуту» не дали выйти из города по команде одного из моих заместителей.

На расхожий вопрос,  почему все это время я, видя нерешительность Президента и бездействие Парламента, не отдал нужный приказ правоохранителям самостоятельно, могу ответить просто. Чисто гипотетически  это, наверное, было возможно. Более того, такие советы звучали неоднократно. Да, картинка представлялась красивая, я бы даже сказал киношная, Голливуд любит такие сюжеты. Но жизнь – это не кино. И нужно понимать, что произошло бы в реальности?

Во-первых, следующими моим логическим шагом неизбежно должен был бы стать арест Президента и Парламента. Ибо такие действия, в любом случае,  называются – военный переворот (только с другой стороны).

Во-вторых, такие шаги имели бы шанс на успех только при поддержке военных, а ее не только не было, ее и быть не могло. В Украине нет, и никогда не было, военной элиты, способной взять на себя политическую ответственность за судьбу государства. И это красноречиво подтвердили все последующие события, и Крым, и война на Донбассе. Я прекрасно осознавал положение вещей и иллюзий по этому поводу не строил.

И главное, основой аргумент, предлагающих такое решение всегда один. Погибли бы сотни, но удалось бы сохранить страну и уберечь тысячи жизней. Для начала, это в корне не верно. Уберечь страну от гражданской войны таким способом невозможно, она началась бы тогда не на Донбассе, а в центре и на западе. И главное, а вы, кто склоняется к этой гипотетической возможности, всерьез уверены, что западные страны допустили бы такое развитие событий? Запад тут же заклеймил бы нас как военных преступников и с события в военном плане начали бы развиваться по Сирийскому сценарию. И что должна была делать тогда Россия в такой ситуации? Убежден, что при таком развитии событий угроза большой европейской войны была бы куда реальнее, чем сейчас.

И последнее, я до сих пор очень сильно переживаю, вспоминая те времена. Без сомнения, я чувствую и свою ответственность за случившуюся трагедию. Но я точно знаю, что свой долг офицера я выполнил до конца и с честью. Главное, я не преступил закон, я до последней возможности защищал государство от разрушения. Я горд, что мои милиционеры, бойцы «Беркута», простые солдаты Внутренних войск оказались куда честнее и мужественнее, чем многие политики. Они защищали не власть конкретного президента Януковича – они отстаивали само государство Украина. И я уверен, что их подвиг еще будет оценен по достоинству.

Виталий Захарченко

Статья на Facebook