Осторожно! "Друзья народа" снова хотят ему добра...

Независимость не строят под надзором

Несложно было предположить, что идеи движения «Украинский выбор» подвергнут разносторонней критике. И я всегда готов к дискуссии, ибо конструктивная критика помогает отточить собственные позиции, а порой и скорректировать свои взгляды. Увы, многое, что сказано в адрес «Украинского выбора», конструктивной критикой не назовешь. Последний пример  — измышления в разделе блогов на сайте "Корреспондент" доктора философских наук, члена редакционной группы интернет-журнала «Балбес» Алексея Шевченко с очень технологичным заголовком: «Осторожно! "Российский выбор" Виктора Медведчука».

Несмотря на солидную ученую степень автора, статья эта любопытна, в основном, как набор традиционных пропагандистских штампов, заменивших многим нашим политологам штампы научного коммунизма, который эти политологи  зачастую и преподавали в советское время.

Так,  Шевченко не нравится предложенная «Украинским Выбором» идея решения многих вопросов общественной жизни путем референдума. Он даже обвинил (!) меня в наследовании идей Руссо, особо подчеркнув, что те, кто установил якобинскую диктатуру, также были продолжателями идей этого мыслителя. Не буду сейчас вдаваться в дискуссию о том, насколько идеи Руссо способствовали установлению диктатуры во Франции. Хочу только отметить, что продолжателем идей Руссо был не только Робеспьер, но и аббат Сийес — один из авторов «Декларации прав человека и гражданина». А ведь Декларация, наравне с Великой хартией вольностей, является идейной основой современной европейской демократии. Но Шевченко, в лучших традициях советской пропаганды, предпочитает последнего обстоятельства не замечать.

Я с интересом подискутировал бы и о том, как сделать, чтобы референдумы не стали манипуляцией воли народа. 

Бывает ли так, что референдум становится манипуляцией народной воли? Да, бывает. Впрочем, то же самое в полной мере относится и к другим формам народовластия, например, к президентским выборам, после которых нередко избранный президент «забывает» обо всех розданных в ходе избирательной кампании обещаниях, о политическом курсе, которому он клялся следовать, и грубо нарушает волю народа. Бесспорно, стоило бы обсудить и вопрос о том, как сделать, чтобы народное волеизъявление  — будь то референдум, выборы или иная форма проявления народной воли — не подменялось манипуляцией. Тем более, что указанные проблемы остро стоят сегодня не только перед Украиной, но даже и перед странами с развитой демократией. 

К сожалению, текст Шевченко ни к какой дискуссии не располагает. 

Но самое интересное другое. Отметая «с порога» идею народного референдума как законного волеизъявления граждан, А. Шевченко готов в то же время признать волю референдума, но… только незаконного. Ибо когда речь заходит об «оранжевой революции», он полагает, что тут-то, мол, и выразилась воля народа. И тот факт, что никто и никогда не считал голоса — большинство ли поддержало тогда Майдан или всего лишь несколько миллионов из нескольких десятков миллионов наших граждан — для Шевченко не играет ровно никакой роли. Майдан мил его сердцу, и этого вполне достаточно, чтобы объявить его «волей народа». 

Шевченко требует не отказа от референдума, а отказа от любой правовой формы народного волеизъявления. Подобные требования логично звучали бы из уст приверженца абсолютной монархии, теократии, олигархии и других исторически отживших форм государственного устройства. Ведь все современные демократические государства провозглашают в своих конституциях (и украинская Конституция тут не является исключением), что власть принадлежит народу. И их президенты и парламенты действуют от имени народа как получившие мандат народного доверия на выборах. В этом плане нет принципиального различия между прямой демократией и представительной: и та и другая исходят от воли народа.

С другой стороны, бывает и так, что всенародно избранные парламенты и президенты манипулируют народной волей и сами выборы становятся манипуляцией. Но Шевченко же не пишет о том, что надо отрицать представительную демократию и выборы вообще. Хотя у нас уже сформировалась целая когорта политиков и политологов, которым народное волеизъявление только мешает. Они с удовольствием предпочли, чтобы страной без всякого контроля избирателей управляла бы европейски продвинутая элита, назначенная Вашингтоном и Брюсселем. 

А предложение «Украинского Выбора» расширить практику референдумов находится вполне в русле современной европейской практики. Так, 26-27 июня нынешнего года ПАСЕ приняла резолюции «Меры экономии – опасность для демократии и социальных прав» и «Кризис демократии и роль государства в современной Европе», в которых рекомендовала чаще обращаться к практике референдумов.

Референдумы бывают необходимы, в частности, по той причине,  что народу нужно корректировать действия избранной им власти, которая зачастую проводит политику, существенно отличающуюся от обещанной во время выборов. И хотя это в той или иной степени свойственно всем демократиям, но, кажется, Украина является чемпионом  по цинизму политиков.

Ведь Виктор Ющенко шел на выборы в 2004 отнюдь не с теми лозунгами, которые он провозглашал в конце своего президентства. И, согласно тогдашнему исследованию КМИС, электорат Ющенко по отношению к геополитическим проблемам примерно соответствовал электорату Кучмы в 1999 году. 11,8% избирателей Ющенко даже считали, что Украина и Россия должны объединиться в одно государство, а 67,7% полагали, что обе страны должны иметь дружественные отношения, без виз и таможен. Что же касается отношения к русскому языку, то почти 2/3 электората Ющенко выступали за его официальный статус либо в масштабе страны, либо в масштабе желающих того регионов. Лишь 17,6% его избирателей выступали за вступление в НАТО  и чуть меньше — 13,8% – за вступление в военный союз СНГ. Правда, большинство электората Ющенко считало, что Украине лучше жить в ЕС, чем в союзе России и Белоруссии, однако перевес не был абсолютным (43,3% против 32,6%).

Таким образом, именно пророссийские или "многовекторные" избиратели и обеспечили Ющенко победу. Если бы они предвидели его будущую политику, то разрыв между кандидатами был бы таким, что деморализовал бы абсолютное большинство, намеренных идти на майдан.

Чтобы любая власть не пренебрегала интересами избирателей, как раз и нужны референдумы, в том числе и по досрочному прекращению ее полномочий

И не уместны восклицания Шевченко: «Кто его финансирует это весьма дорогостоящее мероприятие, если целью референдума является смещение власти?». Получается, что власть будет проплачивать собственные похороны? Абсурдность такого предположения очевидна».

Но в демократических странах (даже отнюдь не самых успешных) без проблем реализуется то, что Шевченко считает абсурдом. Доктор наук, например, не заметил прошедшего  меньше двух месяцев назад референдума в соседней Румынии об импичменте президенту Бэсеску. Для проведения референдума румынам не надо было сбрасываться или просить денег у Евросоюза. Все за счет бюджета.

В том, что на самом деле Алексей Шевченко хотел бы ограничить волеизъявление украинцев не только на референдуме, но и на выборах, убеждают его рассуждения о федерализации.  Против нее он не находит ничего  лучше затасканного аргумента, что, дескать, это опасно «на современном этапе развития украинской государственности». Такие аргументы звучат с самого начала существования Украины как независимой страны. Идут годы, десятилетия, а «современный этап» все продолжается. Видно, скоро будут говорить, как в стихотворении Алексея Толстого, «что мы ведь очень млады, нам тысяч пять лишь лет».

Впрочем, замена аргументации площадной бранью — увы, что называется, «проходит красной нитью» через всю статью. То автор объявляет, что нынешняя власть должна будет «эмигрировать в некое подобие ПИССУАРа». То называет мои рассуждения «советским пропагандистским хламом». Допустим, что так, но хотелось бы увидеть еще и хоть какое-то подобие доводов: что именно «советского» нашел в моих аргументах Шевченко, почему именно эти аргументы — «хлам» и так далее. Увы, таких аргументов нет. Вместо них — ярлыки. 

Допустим, не устраивает Шевченко федерализация. Но ведь он, видимо, считает нормальным, что у нас в стране назначают, а не избирают руководство регионов. Хотя такое избрание является нормой даже во многих унитарных странах. А такого порядка, как в Украине, практически нет в развитых демократиях, да и не только в развитых. В Венесуэле, например, региональную власть тоже избирают, и ряд регионов возглавляют противники Уго Чавеса.

Но если передать полномочия госадминистраций избранной власти, то мало ли что эта власть «напринимает». Например, уравняет русский язык с украинским. Тогда как, по словам Шевченко, «ценность украинского языка тесно связана с ценностью демократии». А отсюда и вытекают его доводы — раз кое-где мало, с его точки зрения, говорят на украинском, пусть сначала дорастут до демократии.

И наконец, вопрос геополитической ориентации Украины. Убежден, если бы не моя позиция по этому вопросу, то возможно, Шевченко стерпел бы и федерализацию, и прямую демократию. Но поскольку для него и его единомышленников смысл существования Украины – быть Антироссией, то  естественно, Шевченко не приемлет все идеи человека, отстаивающего другой вектор интеграции. Между тем, хотелось бы, чтобы Шевченко ознакомился с расчетами экономистов из Национальной академии наук Украины относительно преимуществ отстаиваемого «Украинским выбором» вектора для экономики страны и угроз, которые несет для украинской экономики договор о Зоне свободной торговли с ЕС.

Автор, естественно, ничего не говорит о подобных выводах. Зато легче всего назвать «советским пропагандистским хламом», «сфабрикованным в Отделе агитации и пропаганды ЦК КПСС» мои слова: «Только за последнее время под предлогом борьбы с терроризмом был разрушен Ирак, развернуты боевые действия в Афганистане, устроена гражданская война в Сирии, проведен ряд тайных операций, по всему миру создана сеть тайных тюрем, в которых людей подвергали пыткам… Сколько при этом погибло людей, не имеющих ни малейшего отношения к терроризму, страшно даже представить. Впрочем, во всех этих случаях идет речь не о теоретической возможности нарушить права человека, а о реально осуществленных действиях, идущих вразрез с нормами как международного, так и национального права». 

При этом возразить по существу Шевченко не может, задается лишь риторической фразой в стиле «а у вас негров линчуют»: «чем убийство Магнитского лучше пыток в тюрьме Гуантанамо?»

Каким живучим должен оказаться «советский пропагандистский хлам», какими умелыми должны быть советские агенты влияния, если спустя много лет после распада СССР самый авторитетный в мире медицинский журнал «Ланцет» определяет число жертв иракской войны только за 2003-2006 гг. в 655 тысяч человек, если Европарламент на днях принимает резолюцию, в которой призывает продолжить расследование  в отношении тайных тюрем ЦРУ в ряде стран Европы, если в январе 2011 ПАСЕ утверждает документы о незаконной торговле человеческими органами в Косово, где нынешний премьер этой страны (непризнанной большинством членов ООН, но признанной большинством членов ЕС) Хашим Тачи обвиняется в этом преступном бизнесе. 

А Тачи после этого все равно оказывается «рукопожатным» и в Белом Доме, и в большинстве европейских столиц. Ведь он избранный народом лидер в стране, где демократия десяток лет строилась под непосредственным надзором Евросоюза.  И его страна имеет перспективу вхождения в ЕС – пусть отдаленную, но куда более определенную, чем Украина.   

Алексей Шевченко сознательно не хочет рассуждать об этих проблемах. Ему неприятно признать их реальность, хотя, судя по упоминанию о Гуантанамо, совсем отрицать он ее не может. Он, как и многие наши интеллигенты, предпочитает заниматься безответственным морализаторством. А ведь очень полезно было бы порассуждать на тему, почему нередко развитые демократии проводят политику, не совпадающую с теми ценностями, которые они декларируют. И ответ здесь на поверхности — потому что они, как и каждое государство, преследуют свои национальные интересы или то, что их лидерам кажется национальными интересами. И в политике всегда было так, что эти интересы зачастую расходились с задекларированными ценностями.

Но для господина Шевченко и его единомышленников признать эту реальность — означает отказать Европе и США в принадлежности к миру идеального, и, следовательно, отказать им в праве учить Украину тому, что хорошо, а что плохо. Целая же когорта украинских политиков и экспертов не хочет жить своим умом, а с удовольствием берет готовые рецепты, которые нам дают (с целью выгоды самих авторов рецептов), лишь расцвечивая их красивыми словами.

А экономическая интеграция Украины России, Белоруссии и Казахстана естественно не означает заимствования их внутриполитических моделей, точно так же, как экономическая интеграция США, Канады и Мексики в НАФТА не означает, что американцы заимствуют мексиканскую модель, а мексиканцы  — американскую.