Джаз: на Днепре.

Я не знаю, что вам ближе – джаз или AC/DC. Мне ближе и то, и другое. Так не бывает?

Бывает. Идеалисты учили, что дух первичен. Неправильно. Кач  первичен, он же драйв. Если музыка качает – то неважно, кто на сцене: Трой Робертс, Австралия, или Брайан Джонсон, Австралия. Особенно, если хорошие колонки. Хорошая акустика стирает между музыкантами все границы. И они становятся одним. Но.  На концерте AC/DC c его тоннами света и звука разум мой не был помрачен, а на джазовом фестивале в незапамятных 2000-х - был. А было это так.

 Днепропетровск всегда был одной из джазовых столиц СССР. Здесь проходили такие фестивали, что искушенные джазисты просто теряли дар речи, глядя в программку.  И вот в самом начале 21-го века город закатил мега-фестиваль. И я, недавний студент и начинающий бизнесмен, купил билеты и прозависал там три дня. Джаз – это зал, думал я. Лондонский Альберт-Холл, нью-йоркский Апполо или парижский Сансет.  Это - кресла. Это - полумрак. Это дамы в драгоценностях и джентльмены в костюмах. В качестве зала тогда годился местный театр с его лепниной и скульптурами. Кресла были бордового бархата, полумрак имел место быть. В костюме, при галстуке и умопомрачительно начищенных туфлях фигурировал я. Все элементы были в комплекте. Я чинно сидел на хороших местах и вкушал. Где-то сзади и вверху упоенно бесновались студенты на галерке. Каждый исполненный номер, каждый выходивший коллектив заставлял их стоять на ушах. Я прислушивался к их буйству и к странному чувству, которое никак не мог поймать и назвать.

 В первый день передо мной, на еще более хороших местах сидели два бритых затылка над кожаными спинами. Один затылок бубнел другому: «Диман, куда ты меня привел… Диман, шо они пилят?.. Диман, а они не поцы? А чего они так одеты? А чего они в патлах, Диман? Они, может, того? Диман, шо это за фуфло?... Диман, за шо тут стока денег?... Диман, это полный абштольц…» это продолжалось все первое отделение. В антракте я увидел затылки в буфете. Они сосредоточенно кидали в себя коньяк. Началось второе отделение. Передо мной были два пустых кресла. Вот так удача! Но я  радовался рано. Затылки пришли, пробрались, спотыкаясь, и уселись. Прошла половина второго отделения. Впереди было тихо. И вдруг, на каком-то известном стандарте, раздался уже до боли знакомый голос: «Диман, брателла, это – класс! Вот это музыка, братанчик! Диман, это улет!».

 На следующий день я снова был на фестивале. Вышел какой-то американский диксиленд и врубил такого джазу на стиральных досках, визжащих трубах и бухающих барабанах, что публику посрывало с мест даже на первых рядах. Зритель бесновался. Он орал, срывая голос и отбивал ладони. И тут мне захотелось коньяку. Я скользнул в боковую дверь, которая выводила в буфет. И остолбенел. В буфете за роялем сидел маэстро Косько. Он играл джаз, и его руки мелькали. Его, тогда еще черные, волосы развевались. На крышке рояля стоял стакан коньяку. Лампы сверкали. Буфет был забит зрителями, и не было никого трезвого. В зале, откуда я  пришел,  творилось светопреставление, но это было ничто по сравнению с происходившим в буфете. Там просто шел параллельный, спонтанный, истинный фестиваль!  И я вдруг понял то чувство, которое так и не мог разгадать в первый день. Это была чистая, концентрированная свобода. Она била мне в лицо, как луч прожектора – от маэстро, от музыки, от собравшихся там людей. Это был мой первый урок о джазе: свобода. И люди, излучающие эту свободу.

 Прошли годы. Город потерял джаз в таком размахе, и я  думал, что навсегда. И вдруг выяснилось, что три дня джазового фестиваля можно провести, сидя на острове посреди Днепра, перед сценой, на песке, с бутылкой просекко или мартини асти в руках. Под звездами или под ветром с Днепра. Можно смотреть на людей, которые сходят с борта причаливающих яхт и в свете прожекторов поднимаются на сцену. Можно ходить в шортах и футболке. Можно пойти искупаться на скучном номере, и сидеть мокрым на песке, когда выйдет артист, которого ждал. Это было большое открытие и новый опыт.  Я делал так в предыдущие годы, с поправкой на погоду, и хотел бы повторить это и в  этом июле, через пару недель. Это – свобода, это жизнь в ее высшей форме. Джаз – это когда МОЖНО.

 В СССР было время, когда джаз не приветствовался. Именно из-за того, что он нес свободу. Логика была такая: ты умный – ты работаешь в КБ – ты слушаешь джаз – ты пропитан свободой – ты сбежишь и увезешь с  собой секреты, которые передашь врагам. Джаз – запретить. Кто играет и кто слушает – натянуть глаз.  Но он все как-то не запрещался, не выкорчевывался. Несмотря на все попытки НЕЛЬЗЯ. Слава Богу, что сегодня любой человек может спокойно слушать музыкантов на «Джазе на Днепре», не беспокоясь ни о чем, легально и безнаказанно.

 В бизнесе невозможно обойтись без всего, что я вижу в джазе: без свободы – прежде всего; без креативности; без этого сумасшедшего драйва; без постоянной импровизации, построенной, однако, по жестким законам и не выходящей за рамки главной темы; без чувства, что ты можешь дышать. И конечно, без главного завоевания джаза – ощущения, что ты человек.

 Жду 20 июля. Жду Ди Ди Бриджуотер, Троя Робертса, Метью Уитакера, Аллана Харриса. Только бы не улететь в Китай в эти дни.