Двигайтесь в сторону денег

Бизнесмен не может сидеть на одном месте. Он должен перемещаться географически, туда, где финансовые возможности среды совпадают с его способностями.

В 17 лет я уехал из Бердичева в Днепр, и время подтвердило, что это правильный шаг: даже если бы все жители Бердичева снесли мне все деньги, что у них есть,  это бы не покрыло текущих расходов моего инвестфонда даже на один проект. Дело в том, что место, в котором вы находитесь, может просто не иметь ресурса под ваши проекты, и это не означает, что эти проекты невозможны:  чтобы масштабироваться, надо перемещаться.

Если бы я  остался в Бердичеве, у меня было бы всего два пути: либо стать наркоманом, либо алкоголиком, ибо, как я  уже писал, тупой физический труд я  не любил, а ничего другого город не мог предложить. 30 долларов это была солидная зарплата, за которую могли запросто прибить в подворотне. Я искал более экологичной среды обитания, и нашел. Годы до переезда пропитаны воспоминаниями о советской жизни, и, наверное, поэтому у меня нет такой модной ностальгии об СССР 80-х. Наверное, такую ностальгию хорошо переживать, если вы росли в обкомовском доме на красивом проспекте столицы, ходили в садик с министерскими, обкомовскими и КБшными детишками, играли ГДРовскими игрушками и лакомились вкусностями из закрытого партийного спецмагазина. Тогда да, для ностальгии и любви к СССР есть причины.

У меня воспоминания отображают совок как страшную вещь, и меня подсознательно воротит от любого напоминания о нем, впервые я явственно почувствовал это, погрузившись в среду в музее советского быта, поэтому все рестораны, клубы и заведения под СССР закрыты для меня навсегда. В Бердичеве, например, не было советских очередей за дефицитом, потому что не было дефицита. ЗА всем нужно было ехать на электричке в Винницу.  Я до сих пор с трепетом отношусь к кукурузным хлопьям в сахарной глазури – по цивилизованным меркам – дешевому и неполезному суррогату-полуфабрикату. Потому что в  моем детстве эти хлопья, с изображенной на пачке козой с кукурузным початком в  копытах, появлялись раз в полгода, и если везло, то надо было закупить 10 пачек и растягивать их на полгода до следующего завоза. Поэтому я до сих пор иногда покупаю пачку таких хлопьев, одной-единственной марки, которые по вкусу точно как те, из детства, и ем их всухомятку. Это, кажется, единственная моя ностальгия по тому времени.

В магазинах не продавалось ничего, и то, что было слишком дорого тащить из Винницы,  покупалось в близлежащих деревнях, а именно: капуста, картошка, молоко, яйца, сметана. Этим ограничивался рацион почти каждого из нас, за исключением участкового милиционера, директора мясокомбината, первого секретаря горкома партии и его водителя, и еще пары десятков человек на весь город. 80% рациона составляла картошка, а масло, как сливочное, так и подсолнечное использовать было нецелесообразно: это было дорого и тяжело доставать. Поэтому его заменяли смалец или сало. Яичница, например, бывает только на сале. Если она на чем-то другом, то это не яичница и т. д.

Но всё равно, это был дом, и это была зона комфорта – даже со всеми этими странностями и неудобствами, и для того, чтобы добиться чего-то пришлось из этой, даже такой, зоны комфорта выйти, и это потребовало усилий, стрессов, нервов, сомнений и страхов.  Тогда я сформулировал первый закон в своей бизнес-жизни: если вам некомфортно, двигайтесь в сторону денег, ищите и оседайте в месте, где водится достаточное для ваших планов количество денег и людей, потенциально способных заплатить их за то, что вы запланировали. И тогда у вас всё получится. В еврейской притче про рыбу и удочку отсутствует один момент: человек, вместо того, чтобы всё время давать рыбу своему ближнему дает ему удочку, чтобы тот ловил рыбу сам. Но ничего не сказано о том, что тому, кроме как самому ловить, еще нужно найти место, где клюет, иначе, стоя на безрыбном месте, он умрет с голода, и тогда вся мораль притчи теряет смысл.