Власник сторінки
Журналіст, сценарист документального кіно, спеціаліст з міжнародної адвокації
Какая самая большая этническая группа была в лагерях? Украинцы. Хорошие, плохие, умные, глупые ,но главное — в нас присутствовал фермент сопротивления.
У газеті "Бизнесс" вийшла моя велика інтерв`юха з правозахисником, дисидентом Семеном Глузманом. З нагоди виходу
книжки його спогадів. Але ми з ним і про сучасне побалакали трохи. Оскільки доступ до матеріалів у них відкривається ледь не через місяць після публікації, то я виставляю тут шматочок, який стосується сучасності.
Когда Украина получила независимость, я внутренне очень напрягся. Я боялся. Ожидал, что с этой страной будет плохо, что она станет отстойником коммунизма. Ныне покойный Генрих Алтунян (диссидент, политзаключенный, народный депутат первого созыва Верховной Рады. — Ред.) спустя пару лет сказал: «Ты не представляешь, как мне было стыдно голосовать вместе с коммунистами за независимость. Я же понимал, что они, сволочи, испугались Ельцина и поверили, что там (в России. — Ред.) начнутся настоящие процессы демократизации, и поэтому решили отделиться». Я боялся, потому что знал, какое жестокое КГБ здесь было. Оно было более жестокое, чем московское. Известный факт: когда Москва предлагала обойтись меньшим наказанием, Виталий Федорчук, бывший шеф украинского Комитета госбезопасности (в 1970-1982 гг. — Ред.), давал большие сроки. А какой здесь был жуткий государственный антисемитизм? Именно в Украине. Когда дети из еврейских семей уезжали в Новосибирск, в Ленинград, в Москву и там поступали в вузы. Я это все знал. А потом появились социологические исследования, и я увидел, что этот народ принципиально мягкий, спокойный, толерантный. Оказалось, что эта страна светлее живет. Есть надежда на будущее. Я тогда много общался с дипломатами, аккредитованными здесь. Они очень любили Украину. У нас же не было своих дипломатических учреждений, только в Москве. Они с тоской покидали нашу страну. Им нравилась какая-то открытость, мягкость. В Киеве за ними не бегали чекисты, как в Москве. Я помню, как с заместителем английского посла поехал в психиатрическую больницу в Овруче. Мы едем, и я его спрашиваю: «А вы вообще сообщили в МИДе, куда отправились?». Он мне ответил: «Семен, я же не в России. Я никому ничего не должен сообщать. Куда хочу — туда и еду». Это был период, когда Киев явно контрастировал с Москвой. Ну а потом выплыло наше украинское дерьмо, вся прежняя, только перестроившаяся бюрократия. Но что поделаешь? Значит, еще не время. Я всегда себя утешаю теми сорока годами, на протяжении которых водил Моисей по пустыне свой народ. И все же мы оказались по-настоящему толерантной нацией, которая умеет веселиться и не пролила ни одной капли крови.
— А как же нынешние проявления ксенофобии? Дискуссия о слове «жид», например? И пусть кто-то утверждает, что ничего обидного в этом слове нет, но напряжение в обществе, кажется, возрастает.
— За мной, как за евреем, еще никто не гонялся. Что касается скандала вокруг заявлений отдельных представителей партии «Свобода»… У меня есть знакомые, русскоязычные, некоторые из них даже евреи, которые голосовали за эту партию. Я понимаю, почему. Это такое детское чувство протеста. Существует ли опасность, о которой вы говорите? Думаю, что нет. Хотя среди них есть «фашизоиды», но есть и вполне искренние люди. Иностранцы не понимают этого. А я понимаю. Теперь на одном ринге Колесниченко и Фарион (Ирина Фарион, народный депутат, партия «Свобода», назвала скандал, спровоцированный ее однопартийцем Игорем Мирошниченко, политической провокацией. — Ред.). Это лучше, чем если бы был один Колесниченко. Я полагаю, что это болезни роста. Народ пока не умеет пользоваться теми демократическими возможностями, которые у него есть. Народ ведь калечили столетиями. А как называть еврея — евреем или жидом, зависит от культурологических особенностей. Культурные люди в Западной Украине, понимая, как мы, евреи, здесь к этому относимся, стараются не произносить вслух это слово.
— Почему только в Западной? А тут?
— Я имею в виду, что здесь «жид» — это только ругательное слово, а там — обычное. В польском языке, например, другого и нет. Я думаю, что это можно пережить.
— Время от времени возникают опасения, что в Украине возможна гражданская война.
— Я в это не верю. Даже наши неумные политики не сумеют нас довести до того, чтобы мы убивали друг друга. Скорее, может быть другая ситуация, когда люди выйдут на улицы против власти, что тоже очень плохо. Потому как революции ничего хорошего ни для экономики, ни для общественной морали не приносят. Процесс выздоровления не может быть одномоментным. Мой оптимизм основан на реализме моей жизни. Потому что Украина действительно не Россия и не Белоруссия. За все годы в лагерях ни до меня, ни после ни одного белорусского диссидента не было. Узбеков и таджиков не было. Какая самая большая этническая группа была в лагерях? Украинцы. Хорошие, плохие, умные, глупые ,но главное — в нас присутствовал фермент сопротивления. Я потому оптимист, что люди, среди которых я живу, могут называться протоевропейцами.
Рубрика "Блоги читачів" є майданчиком вільної журналістики та не модерується редакцією. Користувачі самостійно завантажують свої матеріали на сайт. Редакція не поділяє позицію блогерів та не відповідає за достовірність викладених ними фактів.