О знакомствах и встречах в Лукьяновском СИЗО

     У нас на посту произошли кое-какие изменения. Юру Луценко перевели в другую камеру. Этажом ниже. На его место заехал Андрей Слюсарчук. Правда, все это немного не вовремя. Я не успел вернуть Луценко его книги, он мне по-соседски подкинул парочку. «Вся проза Андрея Макаревича» и «История Бога» Карен Армстронг. Макаревич совершенно не впечатлил. Мысли, точнее попытка вызвать определенную палитру чувств у читателя, достаточно интересны, но…не Гришковец. А вот «История Бога» - вещь интересная. Это, конечно, не «История религии» Александра Меня, но труд без сомнения заслуживает внимания. Особенно мне эта книга интересна тем, что написала ее женщина, которая восемь лет провела в монастыре. Она сделала попытку описать эволюцию человеческого знания о Боге. По моему мнению, у нее получилось показать свой собственный путь от непонимания к неверию. Вывод, к которому она приходит, я разделяю абсолютно. Вера – это дар Божий. Веру, как и любовь, невозможно в себе создать. Вера – это подарок. Самый главный. Самый важный и для меня, во всяком случае, самый желанный. Одно дело – сказать «Я верю в Бога», другое – эту Веру иметь и этой Верой жить.

     Мерило Веры, точнее силы Веры, нам дал Христос. Помните? Обращаясь к ученикам Он как-то сказал: «Маловерные! Если бы Вера ваша была размером с горчичное зерно, то сказали бы горе сей: «Поднимись и ввергнись в море, то было бы по слову вашему». (Это близко к тексту, нет Библии под рукой). Я так не могу. Я не могу таким образом передвинуть даже пачку сигарет. Моя вера слаба. Она многократно меньше зерна горчицы. Причем хождение в церковь, молитвенное служение, вспоможение и даже срочное следование монастырскому уставу в этом не помогут. Очень часто люди все это делают не из Веры, а вместо Веры. Таким образом, они сами себя убеждают в том, что они веруют. Мол, я в церковь хожу, десятину отдаю, Великий пост соблюдаю – значит, я верую.

     Но я отвлекся. Доктор «Пи» Андрей Слюсарчук. Заезжал он шумно. Много кричал, требовал адвоката, ругался с охранниками (одного даже укусил). Дня через два, после того, как Андрей въехал, мы встретились с ним в медсанчасти СИЗО. По какому поводу он там был мне не известно, а у меня, после перенесенного бронхита, обострились проблемы со спиной.

     И, о, чудо! Со свободы пригласили невропатологов обследовать мой позвоночник. Было три врача. Кто они и откуда – мне не объяснили, но занимались они мной основательно. Кололи меня иголками, ворочали с боку на бок, задавали вопросы и глубокомысленно молчали. Что-то у них не клеилось. Насколько я мог понять, они не могли точно определить какие именно позвонки у меня травмированы и какие корешки защемлены. В кабинет вошел Андрей (им занимались психологи в соседнем кабинете) и очень осторожно предложил свои услуги.

     Первое, что меня поразило – это реакция врачей. Они отнеслись к Слюсарчуку серьезно. Андрей несколько раз уколол меня иголкой, постучал по ахилессовым сухожилиям резиновым молоточком и сходу выдал диагноз. Врачи, обследовавшие меня, с ним согласились. Затем они какое-то время обсуждали курс лечения. Приняли то, что предложил Слюсарчук. В чем разошлись, так это в выборе режима. Врачи настаивали на десятидневном постельном режиме, а Доктор «Пи» сказал: «Пане Василю, дурня це. Полежите один день, а потім підводьтеся і рухайтесь. Хоч на милицях, хоч під стінкою, але не лежіть. За умови того медикаментозного лікування, яке я вам призначив, все пройде за три дні». И действительно. Прошло три дня и я практически здоров.

      Андрею тяжело. Он боится тюрьмы. Ничего. Пообвыкнется. 

****

     Два часа ночи. За окном дождь. Обожаю это время. Тихо, и дождь делает эту тишину уютной.

     На протяжении года на меня системно выливают помои. И при этом у меня нет ни малейшей возможности сказать о том, что происходит на самом деле. Не скажу, что меня это особенно угнетало. Я смотрел на все происходящее будто со стороны и ежедневно открывал для себя другую страну. Другую Украину. Точнее ее темную сторону. На этой стороне есть свой Волан-де-Морт, свои дементоры, свой Азкабан и всякая сволочь помельче.

     Сразу после ареста меня содержали в следственном изоляторе СБУ. По сравнению с Лукьяновским СИЗО, изолятор СБУ – это просто курорт. Просторные камеры на двух человек. Отличное питание. Несколько раз в неделю душ. Моим соседом по камере был депутат Киевского горсовета, председатель земельной комиссии Леша Евлах. Интересный человек. Леша как-то сказал: «Вася, если то, что нам кажется, на самом деле происходит – то это страшно».

     Хочу несколько слов сказать об этом человеке. Классный парень, попавший в невероятный переплет. И тоже благодаря политике.

     Примерно два года назад Леша попал в аварию. За рулем была его жена, он сидел рядом на переднем сидении. Их «кубик» слетел с трассы и нырнул в кювет. От сильного удара Валентина (так зовут его жену) вылетела через переднее окно и отделалась легкими ушибами. Алексея же зажала торпеда и он был просто раздавлен искореженным металлом.

     Врачи сказали жене: семь дней. Если выживет, значит, есть шанс… Он выжил. Потом была длинная череда операций и в Украине, и в Германии. Испытаний и боли парень хлебнул через край. После одной из операций он лежал два месяца в полной неподвижности, с головы до ног запечатанный в гипс. И все, что он видел, когда открывал глаза – красный фонарик у него над кроватью. Два месяца…

     Постепенно немцы его выходили. Посращивали ему кости и посшивали внутренности. Как только он стал возвращаться к жизни – решил вернуться в Украину. Не тут-то было…

     В аэропорту Берлина его задерживают на фейс-контроле. Интерпол. Оказывается в нашем государстве началась кампания по борьбе с «молодой командой» Черновецкого. И Леха попал под раздачу.

Еще бы – председатель земельной комиссии горсовета! Звучит! Да и лечится он в Германии – значит, скрывается. Пропагандистская тишина – супер. То, что земельная комиссия это коллегиальный орган и все решения принимаются голосованием – кого это интересует? Расстрелять!

     Леху объявили в розыск. Регионалы пиарятся. Массово опротестовываются решения горсовета о выделении земли и принимаются новые. Уже «правильные». Вернее для «правильных» людей. Причем, в последнее время «правильные люди» все сплошь из Макеевки. Леша – киевлянин, да еще и с родословной. Все его предки коренные киевляне и, так или иначе, отметились в управлении городом в предыдущих поколениях. Одним словом – не повезло.

      Алексея арестовали и препроводили в тюрьму. Немецкую. Но при первом же общении с Интерполом возникла небольшая проблемка. Оказывается, наши объявили Евлаха в розыск, не указав при этом статьи Уголовного кодекса, в нарушении которых его обвиняют. Действительно, а зачем? И так все понятно – ты виноват лишь тем, что хочется НАМ кушать. Это немцы какие-то непонятливые. Все им глупым объяснять надо.

      Началась переписка. Наши сначала заявляли одни статьи УК, затем – другие, чем окончательно запутали немцев. Длилась эта история три месяца. Леха, тем временем, вникал в быт немецкой тюрьмы. Притом что он совершенно не знает ни немецкого, ни английского языков. Тем не менее, освоился. Нашел наших. Даже свой День рожденья отметил. Рассказывал, как был удивлен, когда в День рожденья его поздравила наша братва. Прогулочный двор в тюрьме был большой, четко разделенный на территории, которые являются собственностью этнических групп. Выходцы из СССР – россияне, белорусы, украинцы, прибалты – это все русские. Им принадлежит самая большая и лучшая территория. Там всегда тенек. Откуда братва узнала, что у Алексея День рожденья, он понятия не имел. Но как только подошел в ним, они стали дарить ему подарки. Кто четки из хлеба, кто кипятильник из лезвий, кто чай… Не знаю, как вам, но мне это кажется даже трогательным.

     Через какое-то время у Евлаха в тюрьме появилась официальная делегация. Серьезные дяди в черных костюмах через переводчика сообщили Лёхе, что в результате переписки с ГПУ им стало совершенно понятно, что все происходящее с ним – это политически мотивированное преследование. Алексею предложили написать заявление с просьбой о политическом убежище. От отказался.

      Вот скажете – чудак?! А я скажу – молодец! Согласившись получить политическое убежище он избежал бы тюрьмы, но навсегда потерял бы Родину. Вот так просто, по-соседски, в нашу жизнь начинают возвращаться великие и главные истины. Неделю со мной в камере просидел человек, который не производит впечатление гиганта. Человек, перенесший восемь тяжелейших операций за полгода. Человек, против которого выдвинуты обвинения, предусматривающие десять лет тюрьмы и, тем не менее, ЧЕЛОВЕК!

     Где Алексей Евлах сейчас – я не знаю. После одного из допросов я вернулся в камеру и увидел, что его нара без матраса и нет его вещей. Но он успел черкнуть пару строк в моем дневнике. Вот они: «Держись!!! Встретимся. С ув. Лёха. P.S. Ты настоящий».

Спасибо, Леха. Удачи тебе!