Я уже бежала домой.
Бежала - громко сказано. Я шла, стараясь переставлять ноги как можно быстрее. Но ноги не хотели слушаться, я очень замёрзла в тот день.
Я была слабенько и непродуманно одета, очень много ходила (иногда бегала) по Майдану.
Теперь надо было быстро пробираться к остановке маршрутки. Быстро - пока не отвалились замёрзшие ноги, руки и прочие конечности, например нос.
Он пошёл от бочки наперерез мне. Взял за рукав и повёл к бочке, резко нарушив мою траекторию.
Усадил на скамейку, застеленную одеялом. Кого-то попросил принести чаю.
- Вы грустная. И вы плакали. - сказал он мне.
- Я не. Я не плакала. Просто замёрзла. - замотала головой я, стараясь спрятать слёзы, которые вдруг совершенно предательски побежали по щекам.
- Нет, вы плакали. - сказал он, не глядя на меня, и я была благодарна ему за то, что он сейчас на меня не смотрит.

Я действительно плакала в тот вечер.
Я должна была решить в тот день один неприятный вопрос. И не решила. Отчего-то расплакалась.
Но полагала, что никто этого не заметит на общем фоне красных носов и синих губ.
Майдан болел и кашлял. Промозглый ветер, сырость - не лучшее время для ночёвки в палатках.

- Я уже пойду домой. - попросила я.
- Нет. Подождите. Сначала начните улыбаться. - сказал он.

И я начала улыбаться.
Он хорошо спрашивал и хорошо слушал, покашливая. Он был болен, тогда болел весь Майдан. Мы поговорили о вирусах, переходящих в бронхиты, о слякоти и что хорошо бы был мороз. Но небольшой. Я вдруг рассказала ему причину своих слёз и даже смоделировала, как я разрулю вопрос завтра.
Я рассказала ему, откуда я родом и оказалось, что мы земляки. Правда, он не мог вспомнить, с какой стороны области находится мой родной посёлок. А где находится его родное село, он не сказал.
Он вообще говорил очень осторожно, но без недоверия. Такой парадокс - когда ты видишь, что человек говорит мало, но говорит вкусно. Тогда ты хочешь ему рассказывать. А он слушает, и ты видишь, что ему действительно интересно.
Опять же - он заботится о тебе, но ненавязчиво. И не потому что ему что-то от тебя нужно. Просто ему нужно, чтобы вот сейчас ты перестала плакать и начала улыбаться. И всё.
А это немало на самом деле.

Он был сильный спокойной и уверенной силой.
Они там почти все такие.
Мы тогда все пробовали друг друга вопросами:
- Не уйдёшь? Не уедешь? Будешь стоять? - это сейчас там почти не задают таких вопросов.
Сейчас всё ясно друг о друге - пришёл, значит, будет стоять.
А тогда, в дни ожидания и бесцельного, как иногда казалось, стояния, мы искали силу друг у друга.
Конечно, я спросила и у него - не уйдёшь, будешь стоять?
Он ответил так, как многие отвечали - что не для того приехал, чтобы уезжать. Эти слова мы повторяли как мантру.
И услышав эту мантру от него, я удовлетворённо кивнула - как может кивать пожилая женщина, общаясь с мальчиком, по возрасту годящимся ей в сыновья. Хороший мальчик, правильно ответил - так кивнула я.
Тогда я уже улыбалась.
В тот вечер я ушла с большим запасом силы, которой поделился со мной этот мальчик - внимательно слушая, иногда поругивая меня за курение и непродуманность в одежде, улыбаясь...
Я приходила потом ещё. Я пробегала мимо, здороваясь на ходу, останавливаясь, чтобы поговорить, а говорила в основном я. Он всё помнил, что я ему рассказывала. Ему действительно было интересно, разрулила ли я тот вопрос, о котором плакала.
А говорили мы на украинском. И он говорил на украинском лучше, чем я.
И вот ещё что - иногда мне казалось, что этот мальчик старше меня. Так много в нём было удивительной мягкой силы.

Мне было интересно смотреть на эту удивительную, мягкую силу.
Я мечтала познакомить его с моими друзьями и детьми, да там всегда не до того чтобы знакомить кого-то с кем-то, всё на бегу, всё на бегу...

Сегодня я не могу уснуть.
О том, что я узнала утром, я не стала плакать. Я только сказала:
- Суки, суки. Ненавижу.
И дальше я бегала весь этот день в делах, стараясь думать только о делах. Но время от времени я останавливалась и говорила:
- Суки. Суки. Ненавижу.
И всякий раз мне становилось немного стыдно. Я не слишком хорошо его знала, но мне казалось, что он бы поругал меня за эти слова, как поругивал за курение и непродуманность в одежде.

Всё же я повторю.
Я ненавижу тех, кто убил тебя, Серёжа.
Я не прощу им твою смерть.
И не только твою...

Ты так хотел, чтобы я улыбалась...