Лаборатория в джунглях
Только после долгих уговоров и, конечно, с разрешения начальства старший инспектор управления по борьбе с наркотиками департамента полиции подполковник Гунг согласился наконец взять меня с собой в знаменитый «Золотой треугольник». Свои настоящие имя и фамилию он просил в печати не указывать, а его называть просто по-дружески — Гунг, что значит «креветка».
Среди тайцев вообще широко распространены прозвища, которые им дают родители, друзья, сослуживцы. Впрочем, человек может и сам выбрать себе прозвище, даже не одно, и использовать как официальное имя. Порой случается, что в паспорте записано одно имя, в удостоверении с места работы — другое, а в водительских правах — третье.
Что же касается подполковника Гунга, то я бы не сказал, что прозвище ему подходило. Он был опытным и храбрым офицером. Участвовал в рискованной операции, которую провели в Марселе представители французской и таиландской полиции совместно с Интерполом. Гунга повысили в звании. Так что, по вполне понятным причинам, прозвище Креветка — может быть, лишь военная хитрость.
Лететь до северной столицы, как называют порой Чиангмай, полтора часа. За это время подполковник успел ввести меня в курс дела и рассказал о цели совершаемой поездки.
Опиумный мак в приграничных районах Бирмы, Лаоса и Таиланда — «Золотом треугольнике» — местное население выращивало веками. Перед второй мировой войной годовой сбор его не превышал 40 тонн. Однако выросший затем наркобизнес и последующие запреты вызвали резкий рост цен на опиум, а это, в свою очередь, привело к увеличению его производства, которое достигло ныне 800 тонн.
Вообще проблему наркотиков породил колониализм. Хотя китайские императоры неоднократно вводили запреты на ввоз опиума в страну, английские купцы в погоне за наживой не прекращали направлять в Китай суда с наркотическим зельем. Причем право на эту преступную торговлю колонизаторы отстаивали силой оружия: в результате первой н второй опиумных вони англичане получили практически неограниченные возможности сбывать в Китае «белую смерть». Не случайно опиум до сих пор ассоциируется у китайцев с «гвайло» — «белым дьяволом», как называли они тогда англичан и других европейцев.
Бежавшие в 1949 году в «Золотой треугольник» остатки 93-й гоминьдановской дивизии принялись взимать дань с местного населения в виде опиума-сырца. Добычу гоминьдановцы переправляли в Бангкок н Гонконг практически беспрепятственно, поскольку поддерживали с военным режимом в Таиланде взаимовыгодные отношения: поставки наркотика проходили через генерального директора департамента военной полиции генерала Пьяо Срияяона, причем значительную часть доходов тот отдавал премьер-министру Сариту Танарату. После смерти премьера генерал Пьяо не только намного увеличил «пропускную способность» военной полиции в отношении опиума и героина, но и стал подталкивать поставщиков к захвату территорий по обе стороны реки Салуин. Правительство в Рангуне обратилось в ООН с протестом против агрессии. Была создана специальная комиссия, в которую вошли представители Бирмы, Тайваня, Таиланда и США. После нескольких месяцев проволочек она все же приняла решение эвакуировать гоминьдановцев из «Золотого треугольника». Однако решение это так и осталось на бумаге.
Дело в том, что подлинной движущей силой конфликта, как и многих других событий вокруг «Золотого треугольника», было вмешательство США в дела Юго-Восточной Азии под предлогом защиты своих «жизненных интересов». А Тайвань с остатками 93-й дивизии и Бангкок стали всего лишь пешками в руках Вашингтона.
Как-то в Клуб иностранных корреспондентов в Бангкоке (КИКТ) заглянул известный австралийский журналист Фрэнк Робертсон, который считался авторитетом в делах, связанных с наркотиками. Он привел ряд фактов о действиях Центрального разведывательного управления США и рассказал, что появившаяся в Бангкоке коммерческая фирма «Си саплай корпорейшн» была отделением ЦРУ. В ее задачи входило организовать «антикоммунистический заслон» в «Золотом треугольнике», сколотить из гоминьдановцев, местных племен и наемников армию для проведения диверсионно-подрывных акций против национально-освободительного движения в Индокитае. Почти ежедневно на север Таиланда вылетали самолеты с новейшим вооружением и снаряжением для головорезов. А в обратный полет они забирали плотно набитые опиумом мешки из джута.
В Чиангмае подполковника Гунга уже ждали. Прямо у трапа самолета мы сели в «джип» и покатили к стоявшему в дальнем углу летного поля вертолету, который тут же взял курс на север, в Чианграй. После душного Бангкока он показался высокогорным курортом: температура 15 градусов, солнечно и сухо. Гунг отвез меня в недорогую гостиницу, приказав быть готовым к семи утра.
После раннего завтрака мы снова были в воздухе. Внизу от горизонта до горизонта волнами тянулись невысокие, покрытые лесом горы. Этот зеленый ковер был настолько плотным, что казалось, будто он образован не деревьями, а зарослями кустарника. И только позже, когда пришлось продираться через джунгли, я убедился, что склоны покрыты самым настоящим лесом, мрачным и темным, поскольку через густые кроны высоченных тиковых деревьев трудно пробиться даже тропическому солнцу. Конечно же, никаких обозначений в этих местах таиландско-бирманская граница не имеет. И над чьей территорией мы летели, с определенностью сказать было бы трудно.
Минут через пятнадцать подполковник обернулся и закричал, показывая рукой в открытый боковой люк: «Смотрите на ту гору. По левому ее склону сейчас должна показаться тропа. Ищите ее ниже, ближе к распадку. Ну что, видели?»
Я и сопровождавший нас лейтенант недоуменно переглянулись, поскольку мы оба ничего не разглядели. Наклонившись вперед, к Гунгу, я прокричал: «А вы сами-то видели ее?» Подполковник в ответ лишь неопределенно махнул рукой.
Пилот несколько раз пролетел над небольшой ложбиной, пока наконец не обнаружил маленькую поляну, на которой стояли люди в военной форме. Гунг рассказал, что недели две назад пограничный патруль наткнулся на караван контрабандистов, который открыл такую пальбу из автоматов и пулеметов, что задержать его не удалось. Судя по всему, перевозили наркотики. Контрабандисты, переправляющие из Бирмы драгоценные и полудрагоценные камни, а туда доставляющие текстиль, радиотехнику и другие промышленные товары, столь ожесточенно свой груз не отстаивают. Прибывшая на место стычки войсковая часть начала прочесывать район и три дня назад обнаружила лабораторию. Туда мы и направлялись.
Пограничники повели нас уже проторенным путем, где солдаты основательно поработали палашами. Иначе через джунгли вообще не пробраться. «Вот мы и вышли на тропу»,— наконец объявил шедший впереди сержант. Я лично никакой тропы не видел и, только пройдя с километр, понял, что, поскольку мы продвигаемся, не встречая особых препятствий, это, оказывается, и есть тропа доставщиков героина. Наркотик отправляют не ежедневно: караван снаряжают, когда очистят несколько тонн сырья. На это нужно время, и тропическая растительность успевает скрыть следы.
К лаборатории мы вышли совершенно неожиданно. Точнее, перед нами в зарослях вдруг встала скала, в которую и уперлась тропа. Сержант указал на узкую расщелину, расширенную ровно настолько, чтобы смог пройти человек с мешком. Метра через четыре она вывела нас в довольно просторное помещение. Две его стены образовывала полукруглая ниша в скале, а две другие были сделаны из жердей. Пол выровнен насыпной землей в устлан циновками. Через незастекленные оконные проемы проникало достаточно света, чтобы в помещении можно было работать. Выглянув в окно, я увидел, что лаборатория примостилась на площадке над отвесным обрывом, причем внешние стены сплошь увиты зелеными лианами, так что обнаружить ее даже с близкого расстояния было невозможно.
Подполковник внимательно осмотрел дощатые столы и широкие, прикрепленные к скале полки, стеклянные сосуды, металлические баки, тазы, тигли. Затем сказал: «Уходили спешно, видимо, сразу же после стычки с караваном. Отсюда стрельбу наверняка было слышно. Химикаты оставили. А героин подобрали вчистую, ни крупинки. Сырца тоже нет. Или кончился, что маловероятно, поскольку лабораториям простаивать не дают, или химики унесли с собой».
На обратном пути к вертолету Гунг разъяснил: одна такая лаборатория может в год переработать тонн шестьдесят, а то и больше, если регулярно подвозят сырец. Урожай мака собирают два раза в год. Но нужно его надежно укрыть, сберечь от полицейской облавы или бандитского налета. Возможны в неожиданности во время транспортировки. Хотя наркотический бизнес стал более рискованным, его объем увеличивается: годовой урожай «Золотого треугольника» после конечной реализации оценивается в 140—160 миллиардов долларов.
Найти лаборатории чрезвычайно трудно. Тем более, что в последние годы они стали мобильными. Как только полиция нападает на след, оборудование демонтируют, навьючивают на мулов, и караван исчезает в горах. А через два-три дня лаборатория вновь изготовляет дьявольский порошок. Контрабандисты подкупают служащих пограничных застав и полицейских участков. Кроме того, синдикаты «Золотого треугольника» многими тайными нитями связаны со множеством помощников, легально живущих и работающих в провинции Чиангмай, в Бангкоке и за границей.
Еще труднее, по словам Гунга, перехватить наркотик, уже вывезенный с гор.
Существует бесчисленное множество способов его транспортировки. И постоянно изобретаются все новые. Можно, конечно, на всех дорогах, ведущих с севера на юг, установить контрольные посты. Но на несколько десятков километров впереди грузовика с наркотиками идут другие машины, с рациями. По сигналу опасности грузовик останавливается и пережидает. День, два, вообще сколько потребуется. А то и вовсе свернет куда-нибудь в потайное место. Там груз распределят по легковым автомобилям, у которых, к примеру, бензобаки с двойным дном. И чем тщательнее осмотр, тем длиннее колонна ожидающих проезда. Назавтра хозяева идут с жалобами в департамент, к министру, к премьеру. Кто уплатит неустойку за опоздание груза, за несоблюдение контракта?
Крупные партии захватывают только в результате информации от соперничающей банды, от человека, которого обидели, обошли, от внедрившихся агентов. Но последние, как правило, долго не живут, и охотников идти в логово мало. В основном попадаются дилетанты. Из Западной Европы, Австралии, Америки. Прилетит такой в Бангкок (некоторые и до Чинграя добираются), осмотрится немного, найдет выход на местных продавцов героина, закупит, сколько может, и ломает голову, как «похитрее» его спрятать. Двойное дно в чемоданах, сумках уже редко встречается — слишком известно. Обматывает чем-нибудь тело, а в обмотке — порошок в пакетиках. Или в полой картинной раме, в ручках медицинских инструментов, в бюстгальтерах из двойной материи. Набивают «сосиски» с оболочкой из тонкой резины и глотают. И невдомек любителям поживиться, что их уже ждут. Потому что тот, кто сбыл наркотик и получил деньги, сразу же сообщает «своему» полицейскому, который оберегает продавца. За пойманного преступника страж закона получает высокое вознаграждение. Начальник рапортует, и его тоже хвалят. Статистика подобных «раскрытий» превосходная. А тонны героина продолжают уплывать за океан.
Почему же наркотик не уничтожают, что называется, на корню? Почему маковому зернышку дают прорасти, а белому цветку расцвести и превратиться в коробочку? Ведь, казалось бы, проще уничтожить маковое поле, чем потом вылавливать его урожай. Подполковнику эти вопросы пришлись не по душе. «Истреблением мака на полях мало что добьешься,— сказал он.— Его начнут сеять на расчищенных от зарослей полосах по склонам гор, на маленьких лужайках. Такие места обнаружить еще труднее. Полиции только прибавится работы. Да и небезопасно идти по пути уничтожения того, что веками выращивали здешние племена. Они ведь это делают не для наживы, а для того, чтобы выжить. И если отнять средство существования и не дать ничего взамен, начнется война. Горцы — народ простой и тихий. Но стрелки все — и мужчины, и женщины — отменные. И оружия столько, что каждый дом может стать крепостью. Поэтому о том, как быть с полями и с людьми, которые с этих полей кормятся, пусть думает правительство».
Обедать решено было в Мейсалонге. Мне повезло. Прежде Гунг не намеревался куда-либо залетать. Очевидно, осмотр лаборатории и разговор с пограничниками не прояснил, кто же ее хозяин. В треугольнике было несколько группировок. Но властвовали с переменным успехом три: гоминьдановцы, «армия», которой руководил Кхун Са, и шанские «армии». Последние не забирались в края, над которыми мы летали. Значит, лаборатория могла принадлежать либо Кхун Са, либо гоминьдановцам. Определить, кому именно, имело принципиальное значение. Таиландским правительством Кхун Са поставлен вне закона. В опубликованном американским конгрессом списке он числился среди самых опасных главарей наркобизнеса. За его голову обещана награда в 100 тысяч долларов. С гоминьдановцами же у таиландских властей, как и у ЦРУ, особые отношения.
И вот сейчас мы летим в Мейсалонг — штаб-квартиру так называемой пятой дивизии. В 1963 году 93-я гоминьдановская дивизия раскололась на две части. Главари обеих сохранили название «дивизия». Только одна часть во главе с генералом Ли Венхуаном стала «третьей дивизией» и разместилась в деревне Тамнгоб провинции Чиангмай. А другая под номером «пять» — ею командует генерал Туан Шивен — сделала своим оплотом деревню Мейсалонг в провинции Чианграй.
В течение двух десятков лет 93-я, а потом 3-я и 5-я дивизии оказывали немало услуг Бангкоку и ЦРУ: передавали шпионскую информацию о КНР, Бирме, Лаосе, служили заслоном от «коммунистического проникновения» в северной части таиландской границы, участвовали в рейдах против патриотических сил Таиланда, охраняли строительство автомагистрали стратегического назначения. Но в 1970 году тайские власти приняли решение поставить гоминьдановцев под свой контроль. Им было предложено сдать оружие, покончить с торговлей наркотиками, провести перепись, заняться возделыванием земель, уплачивать налоги, организовать систему обучения тайскому языку. За осуществлением этой программы «таизации» поручили следить отряду из войск специального назначения, а подконтрольную территорию выделили в военный округ 04. Китайцы сочли благоразумным подчиниться, но, как показали последующие годы, сделали это только внешне.
«Сувениры» от «триад»
Когда спала полуденная жара, сотрудники американского посольства в Бангкоке вышли на волейбольную площадку. Увитый зеленью высокий забор отделял ее от дома, где располагался кабинет посла. Иногда мяч залетал на лужайку перед кабинетом, и служанка бросала его обратно. И в этот раз, когда что-то круглое покатилось по газону, она направилась к забору. Вдруг с воплем ужаса бросилась назад, к стоявшему на посту у входа морскому пехотинцу. Указывая рукой на лужайку, она лепетала: «Там... там...» Часовой нажал кнопку на пульте, примчался дежурный наряд морских пехотинцев с автоматами на изготовку. Через несколько минут офицер вернулся с лужайки и приказал часовому вызвать резиденцию посла.
Приехавшему вскоре послу доложили о происшествии, и он, в свою очередь, вызвал двух советников. Уже полчаса они обсуждали случившееся, когда дежурный по спецсвязи доложил послу, что с ним хочет говорить премьер-министр.
— Хорошо, что вы позвонили,— сказал посол, поприветствовав премьера.— Мне на лужайку подбросили отрубленную голову. Только что установили: она принадлежала одному из э-э... наших друзей в Чайнатауне. Уже само по себе неприятно, что кто-то с кем-то сводит счеты и при этом бросает тень на нас. Но данный случай, видимо, имеет особое значение?
— Несомненно. Тем более, что час назад я лично обнаружил у себя в ванной комнате отрубленную голову. Мне доложили, что убитым оказался офицер, отвечающий за оперативную связь с военным округом 04.
— Вы полагаете, что убийства организовали китайцы из Чиангмая?
— Думаю, что это — ответ на нашу политику таизации. Генералы из пятой и третьей дивизий — члены тайных обществ. А эти головы — типичная работа «триад».
На следующий день утром к послу явился советник — резидент ЦРУ.
— Взгляните,— сказал он,— протягивая прозрачную пластмассовую коробочку для ювелирных украшений. Внутри, на черной бархатной подушечке, лежал неправильной формы шарик, словно бы сделанный из матового стекла с зеленым круглым пятном.
— Что это? Искусственный глаз? — спросил посол.
— Да, это глаз. Только не искусственный, а настоящий. И принадлежал он нашему лучшему агенту, владельцу французского ресторана на Сукхумвит-роуд, сотрудничавшему с нами еще со второй мировой войны. Тогда он потерял один глаз. А вчера его лишили второго. Правда, вместе с глазом на этот раз он потерял и голову. Заодно ухлопали и его молоденькую жену, чтобы не болтала. Этот француз имел хорошие контакты с боссами из «триад». Они догадывались, что он работал на нас.
Между тем на севере Таиланда, в том числе в военном округе 04, происходили события, не имевшие ничего общего с политикой таизации. Там искали хранилище опиума, которое, по слухам, осталось со времен войны. Гоминьдановцы, столкнувшись с поисковым отрядом Кхун Са, ранили и захватили одного из семи человек. Под пытками он рассказал, что его отряд обнаружил хранилище, но координаты смог назвать только приблизительно.
Вскоре в Мейсалонг прилетели три вертолета с отделением «зеленых беретов». Взяв на борт двадцать гоминьдановских солдат, американцы занялись поисками хранилища. Объединенный отряд стремился опередить не только Кхун Сан, но и... японских солдат. Как сообщалось с гоминьдановских постов в джунглях, какие-то семнадцать человек, вооруженные винтовками и одетые в изодранную форму японской армии времен второй мировой войны, двигались куда-то на северо-восток. Однако два дня назад посты потеряли их из виду.
Вертолеты оставили под охраной в нескольких километрах от того места, где, по сообщению раненого, находилась пещера с опиумом. В ней же, по его словам, склад боеприпасов. Часа через два добрались до узкой лесистой лощины. Поднявшись вверх, оказались под нависшей над лощиной скалой. Здесь и был вход в пещеру, густо заросший кустарником. В глубину ушла группа разведки. Минут через десять из пещеры выскочил американец и заорал: «Там никого нет и целые горы опиума!» Генерал Туан Шивен, оставив рядом с собой пять солдат, приказал остальным: «В пещеру! И сразу же начинайте выгрузку». Затем с командиром «зеленых беретов» и представителем фирмы «Си саплай корпорейшн» стал обсуждать, что нужно сделать, чтобы посадить вертолеты как можно ближе к пещере. Надо было спешить. В любой момент мог появиться Кхун Са со своими людьми.
В это время из пещеры донесся винтовочный залп. Потом затрещали автоматы, и снова винтовочные выстрелы. Из кустов у входа с криками и ругательствами начали выскакивать гоминьдановцы и «зеленые береты». Восемь человек остались внутри. Оказалось, что разведка проглядела засаду. Командир «зеленых беретов» подошел к кустам и прокричал по-английски, приглашая на переговоры. Молчание. Приглашение было повторено на китайском, тайском и шанском языках. В ответ ни слова. Генерал Туан обратился к пещере по-японски и получил ответ на этом языке. Тогда он стал объяснять, что война закончилась 25 лет назад, Токио капитулировал, и сейчас Япония и Америка являются союзниками. Здесь присутствует представитель американской армии, и он гарантирует японским солдатам полную безопасность и доставку их в посольство Японии в Бангкоке. Из пещеры ответили, что для переговоров выйдет лейтенант Кимура.
Вскоре показались два человека. Впереди шел лейтенант, сзади солдат с винтовкой в руках. Генерал и лейтенант, отдав друг другу честь, начали переговоры. К ним направился представитель фирмы «Си саплай». Остальные находились метрах в пятидесяти ниже по склону горы. В это время кто-то заметил появившихся в лощине вооруженных людей в пятнистой маскировочной одежде. Это были люди Кхун Са. Командиру спецотряда уже некогда было совещаться с генералом и агентом ЦРУ. Он приказал занять оборону. Поднимавшиеся вверх по склону люди начали стрелять. Оборонявшиеся тоже ответили огнем.
И тогда в глубине пещеры глухо прогремел взрыв. Земля содрогнулась. Вслед за этим с верхней части горы в лощину, сметая все на своем пути, устремился мощный камнепад.
И только те четверо, что стояли под скалой, остались целы. Двое японцев, китаец и американец уже в сумерках добрались до вертолетов. Что же произошло? Кимура объяснил, что дал оставшимся в пещере солдатам приказ: если начнется перестрелка, взорвать склад боеприпасов. Так и произошло, когда люди Кхун Са начали стрельбу.
По прибытии в Бангкок Кимура наотрез отказался выступить на пресс-конференции. Разъяснения давал пресс-атташе посольства Японии. Взвод лейтенанта Кимуры входил в состав частей, дислоцированных в зоне строительства печально известной железной дороги Таиланд — Бирма. В конце войны взвод, как и ряд других подразделений, взяв запасы продовольствия, медикаментов, обмундирования, боеприпасов и снаряжения, ушел в джунгли, чтобы не попасть в плен. Несколько раз меняли базы. Населенных пунктов избегали. Пропитание добывали в лесах. Пещеру с опиумом обнаружили в начальный период скитаний. Позже японцы перенесли туда случайно найденные несколько ящиков взрывчатки и мины.
Подлетаем к Мейсалонгу. Это довольно большое селение. Крытые толем дома беспорядочно жмутся к грунтовой дороге, огибающей склон пологой горы. Вертолет сел на дорогу прямо в центре селения. Пройдя немного вдоль длинных приземистых строений с узкими окнами, мы оказались возле чайной, как об этом извещала укрепленная на столбе с перекладиной вывеска на тайском и китайском языках.
Пока мы с лейтенантом обедали в чайной и ждали Гунга, посмотреть на нас собралось, наверное, все молодое население Мейсалонга. Наши попытки заговорить по-тайски успеха не имели. Зато бурным восторгом были встречены приветственные слова на китайском. Сопровождаемые почетным эскортом из молодых людей, мы вернулись к вертолету. Потом подошел и Гунг. Скорее всего, сказал он, китайцы к той лаборатории отношения не имеют. Значит, она принадлежит Кхун Са, вернее, его правой руке Лао Сы.
И мы полетели обратно в Чианграй.
Спустя несколько лет мне вновь довелось побывать в этих местах, а точнее в военном округе 04. Обстановка здесь была несколько иная. По настоянию Совета национальной безопасности Таиланда правительство издало 12 июня 1984 года указ об установлении на территории военного округа тайской административной власти и принятии мер по искоренению торговли наркотиками. Основные положения указа были те же, что и 14 лет назад. В Чиангмае, Чианграе, Фанге, ряде других населенных пунктов провели облавы и аресты среди китайской части населения, захватили оружие и наркотики.
Мейсалонг изменился к лучшему. Дорога покрылась асфальтом, а крыши домов — вместо толя шифером, сюда дотянулось электричество. В чайной, где мы обедали, установили цветной японский телевизор, и молодые люди смотрели видеозапись боевика, выпущенного гонконгской студией. Генерал Лю Ицзян, возглавивший пятую дивизию, встретил журналистов на веранде своего дома, где на одной из стен висела в бамбуковой раме картина с изображением Великой Китайской стены.
Высокий, по-военному подтянутый Лю отнюдь не выразил восторга по поводу указа Бангкока от 12 июня. Он напомнил, сколько раз бывшие гоминьдановцы помогали тайским войскам «отражать коммунистическую угрозу», отрицал участие китайцев в торговле наркотиками, утверждал, что жители всех поселений заняты мирным трудом. Всего, по его словам, китайская община насчитывает около 13 тысяч человек. Генерал выразил надежду, что тайские власти не будут возлагать на общину вину за действия «отдельных плохих элементов».
В тот период на Тайване была поднята пропагандистская шумиха в защиту преследуемых в Таиланде китайцев. Около 300 тысяч долларов собрали в «фонд помощи беженцам», находящимся на севере Таиланда. В эти районы из Тайбея устремились артисты, бизнесмены, газетчики, чтобы выразить жителям военного округа 04 «поддержку и любовь родины». Раздавались призывы переселить бывших гоминьдановцев на Тайвань. Но никто туда не уехал. Что их удерживает? Секретная директива Тайбэя? Кровавые тайны «триад»? Маковый цвет? Обжитые места, трудности переселения и боязнь неизвестного?
Еще в 1980 году Интерпол в одном из докладов предупреждал: «Сицилийские мафиози добрались до Бангкока. Обосновавшись там, они открыли свои филиалы в Гонконге, на Тайване и в Токио». Но более правильную оценку дали итальянские судебные органы: проникновение преступных синдикатов Азии в Западную Европу, а сицилийской мафии в Азию было взаимным. «Итальянские и желтые мафиози,— пишет итальянский журнал «Эуропео»,— бросились друг другу в объятия, как родные братья, разлученные при рождении и вдруг узнавшие, что они дети одних и тех же родителей». На долю азиатских поставщиков приходится более пятой части героина, поступающего в США. Нити связей тянутся в Гонконг, Южную Корею, Таиланд, Сингапур, Филиппины, Малайзию, Японию. Попытки властей пресечь деятельность сложной системы международного гангстеризма напоминают, по мнению журнала, бесплодную борьбу с гидрой: когда ей отрубаешь одну голову, вырастает другая.
http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/4010/